Старые песни о том же
Автор:_Panzer__Magier
Рейтинг:G
Пейринг: вся брага
Жанр: хумор
Размер: драббл
Дисклаймер: Ці руки нічого не крали!

Итак, персонажи ториблы исполняют песни:


Авель - песня легендарной перестроечной группы " Комбинация":

"Два кусочека колбаски
у тебя лежали на столе…."
(исполняется жалобным голосом под расхлябанный синтезатор)


Леон: (классически шансонным сиплым голосом, вызывающим подозрения о начинающемся туберкулезе)
"Таганка, все ночи, полные огня,
Таганка, зачем сгубила ты меня?
Таганка, я твой бессменный арестант,
Погибли юность и талант в твоих стенах.
Таганка, я твой бессменный арестант,
Погибли юность и талант в твоих стенах.

Хьюго де Ватто: песенка, которую пел Миронов в фильме "Достояние республики":

"Шпаги звон как звон бокала
С детства мне ласкает слух
Шпага многим показала,
Шпага многим показала
Что такое прах и пух
Вжик, вжик, вжик - уноси готовенького
Вжик, вжик, вжик - кто на новенького?
Кто на новенького, кто на новенького"

Раду Бальфон: ( выходит в красной рубахе с цыганским хором на подпевке)
"Наш костер в тумане светит, искры гаснут на ветру..."

Катерина: (слезным голосом Тани Булановой)
"Белая черемуха весны
Почему он не со мной?
Белая черемуха,скажи:
Чем я хуже той другой?"
(Сдержанное мужское рыдание Каспара фон Ноймана в зале)

Сет: поет песню Ирины Аллегровой, путаясь в гигантском кринолине, с кокошником на голове,перьями и фейерверком из-за чего ее принимают за Киркорова
" И вот шальная императрица, в объятьях юных кавалеров..."

Вордсворт: "Сделать хотел грозу, а получил козу, розовую козу с желтою полосой..."


Трес и Дуо (одеты в гимнастерки и кирзовые сапоги, на их лицах написана стальная решимость и сдержанная мужская скорбь):
" Дымилась роща под горою
А вместе с ней горел закат,
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят...."
(Ну вообще-то из десяти, но это неважно. Да и насчет третьего уцелевшего - тоже вопрос. Ох уж мне этот полумифический Уно(?) ордена! А был ли мальчиккиборг???)

Ноэль: поет песню из фильма "Большая перемена", аккомпанируя себе на пожилой акустике "Трембита" с переводной картинкой Барбары Брыльской в овальчике :

"Мы выбираем, нас выбирают,
Как это часто не совпадает!

я за тобою следую тенью,
я привыкаю к несовпаденью.

я привыкаю, я тебе рада!
Ты не узнаешь, да и не надо!

Ты не узнаешь и не поможешь,
Что не сложилось -вместе не сложишь!"

(Сочувственные женские рыдания в зале. Больше всего сочувствует Каспар)

Вацлав: поет Михаила Круга
"Отпусти мне батюшка грехи,
Знаю у меня их очень много,
Выслушай прошу и помоги,
Ведь хочу покаяться пред богом.

Не тая всю правду расскажу
Исповедь мою прошу послушай
На алтарь тебе я положу
Свою искалеченную душу"

(Бритые мужики молча встают и кидают певцу деньги)


Сестра Паула: "Взвейтесь кострами , синие ночи…"

Брат Матвей : "Не кочегары мы не плотники, но сожалений горьких нет" ( танцует чечетку)

Брат Петр: В хоккей играют настоящие мужчины,
трус не играет в хоккей
( пугающе размахивает скримером, зал ложиться)

Астароше исполняет песню Миши Боярского
"Ап, и тигры у ног моих сели.."
( Каждое "ап" княгиня произносит так, что стоящие у сцены зрители садились автоматически, а особо впечатлительные прыгали через горящий обруч)

Ион и Эстер – песня из кинофильма "Обыкновенное чудо":
"Давайте негромко, давайте в полголоса, давайте простимся светло.
Неделя, другая, и мы успокоимся, что было, то было, прошло.
Конечно, ужасно, нелепо, бессмысленно, о как бы начало вернуть.
Начало вернуть невозможно, немыслимо. Ты даже не думай, забудь.
Займемся обедом, займемся нарядами, заполним заботами быт.Так легче, не так ли? Так проще, не правда ли? Не правда ли, меньше болит?
Не будем грустить, и судьбу заговаривать, ей богу, не стоит труда.
Да-да, господа, не авось, ни когда-нибудь, а больше уже никогда"
(Каспар бьется в истерике)

Милка: ( в красном галстуке и белых гольфах)
Мы пройдем сквозь шторм и дым,
Станет небо голубым…
Не расстанусь с Комсомолом,
Буду вечно молодым!

(первые ряды восторженно пялятся под номинальную плиссированную юбочку комсомольского вожака, брат Петр свистит: цвет галстука ему очень нравится, потому что похож на огонь).

Каин: "Так вот под этой личиной,
Скрывался, блин, уголовник.
Ну, в жизни, понимаешь,
Не скажешь, какой был мужчина,
Настоящий полковник.
Ах, какой был мужчина,
Настоящий полковник."
Эту песню исполняет сводный хор РКО, сам же фюрер поет песенку "Орлята учатся летать", текст с которой ему подсунула Милка.

Гудериан: ( без затей дворовым голосом)
"Эх, Шарик, я, как и ты был на цепи
Шарик, рубал хозяйские харчи.
Шарик, и по ночам я видел сны
Все как и ты, все как и ты."


Сюзанна фон Скорценипоет песню Сюткина)
Я хотел бы ветром быть и над землей лететь
К солнцу в снегах.
Я хотел бы в небе спать и сны о нем смотреть,
Сны в облаках.

Исаак: (голосом Высоцкого)
Я был душой дурного общества,
И я могу сказать тебе:
Мою фамилью-имя-отчество
Прекрасно знали в КГБ.( Не в КГБ, а в Акс, но неважно)
В меня влюблялася вся улица
И весь Савеловский вокзал.
Я знал, что мной интересуются,
Но все равно пренебрегал.

(- А теперь я вам что-нибудь сыграю - дружелюбно предлагает маг. Зал истошно кричит "Нет!", боясь быть погребенным под обломками)


Дитрих: (поет песню Макаревича)
"Волк и заяц, тигры в клетке —
Все они марионетки
В ловких и натруженных руках.
Кукол дергают за нитки,
На лице у них улыбки,
И играет клоун на трубе.
И в процессе представленья
Создается впечатленье,
Что куклы пляшут сами по себе"
( зал ловит себя на том, что все присутствующие начинают подозрительно синхронно пританцовывать)

Хельга (выходит навеселе)
"И уносят меня, и уносят меня в звенящую снежную даль
Три белых коня три белых коня – декабрь январь и февраль..."
( Шампанское, водка и шмаль - бурчит Бальтазар)
Хельга икает и сбивается на песню "Ой, мороз-мороз..." путается в проводах микрофона. Ее бережно уносят за кулисы.
В образовавшейся паузе на сцену взбирается Каспар и исполняет песню печально известную композицию " Мразишь" болгарского певца Азиса.
Зал выносят.

@темы: Trinity Blood, фанфики, хумор, бедная, бедная торибла!

---

Таки немного анекдотов:

Маленького Мойшу Рабиновича выгнали из еврейской школы за неуспеваемость и плохое поведение.
Перевели в другую, тоже еврейскую.
Через пару месяцев выгнали и оттуда по тем же причинам. Перевели в другую - аналогично.
Через некоторое время в городе не осталось еврейских школ, и Мойшу перевели в католическую.
Через неделю вызывают отца и говорят ему, какой хороший у него сын, как хорошо он учится и что он вообще - самый лучший ученик школы и т.п. Отец по возвращении домой в недоумении спрашивает сына:
- Мойше, что с тобой произошло? Тут мне говорят, что ты лучший ученик, не хулиганишь и т.д. Что с тобой они сделали?
- Понимаешь, папа, в первый день, когда я пришел в эту школу, какой-то человек в черном повел меня в какую-то темную комнату, показал мне мужика, распятого на кресте, и сказал: "Мойше, смотри - это Иисус Христос. Он тоже был евреем". И я понял, папа, что тут не повыпендриваешься...

***

Cпустился Бог на Землю и видит: все торгуют, пьют, кругом разврат. Вернулся на небеса, созвал ангелов и говорит:
— Соберите всех церковных иерархов. Даю им ровно месяц. Если люди не исправятся, будет новый всемирный потоп!

Ангелы созвали представителей всех религий и передали им слова Бога.

Тогда патриарх собрал своих верующих и сказал:
— Православные, среди нас бытуют разврат, пьянство, обман. Мы должны каждый день молиться в течение месяца, иначе Бог нас накажет и устроит всемирный потоп.

Имам собрал своих последователей и объявил:
— Правоверные, среди нас бытуют разврат, пьянство, обман. Мы должны каждый день молиться в течение месяца, иначе Аллах нас накажет и устроит всемирный потоп.

А главный раввин созвал евреев и сказал им:
— Евреи! У нас с вами ровно месяц, чтобы научиться жить под водой.


***

Нищий стучится в дом:
- Мадам, я три года не видел мяса!
- Сара, покажи ему котлету!

***

Еврейское кладбище.В самом центре за очень красивой оградой стоят три красивых памятника.На одном написано-"Здесь покоится самый известный наперсточник Семен Либерзон".на другом -"Или здесь" на третьем -"а может здесь"

***


В одном местечке умер раввин. Осталась вдова. Евреи посовещались и решили, что надо бы вдову женить, а то и до греха не далеко. Нашли подходящего жениха, тоже вдовца. Одна беда, мясник он, человек простой, необразованный. Однако вдова решилась и вышла за него замуж. В первый же вечер муж говорит: "еще моя тетя говорила, что правоверный еврей ни за что не сядет за стол, не переспав с женой". Переспали. После обеда опять: "А мой дедушка говорил, что правоверный еврей ни за что не ляжет спать, не переспав с женой". Утром: "А моя покойная бабушка...", перед обедом: "А мой дядя.." Короче говоря, через пару недель вдову спросили, как ей живется с новым мужем. Она ответила: "Конечно, мой новый муж не такой интеллигентный и образованный, как старый, но зато он из ТАКОЙ хорошей семьи!"

***

Местный и приезжий евреи стоят у могильной плиты с надписью «Неизвестному еврейскому солдату». Приезжий сокрушается: - Никак нельзя узнать, кто тут лежит? - Почему нельзя? Все знают, что здесь лежит Хаим Рабинович. - Так при чем здесь неизвестный солдат?! - Точно неизвестно, был ли Хаим Рабинович солдатом.

***

Циля звонит в дверь к соседу-портному.
Дверь открывается — на пороге Изя.
- Изя, скажите, вы-таки портной?
- Да!
- Так зашейте своей кошке жопу, чтобы она не срала у меня под дверью!

***

Рабинович, как вы посмели, заполняя анкету, в графе "иждивенцы" написать "государство"?!!

***

Надписи в городских автобусах (над головой водителя):
В Германии - "Разговаривать с водителем строго воспрещается".
В Англии - "С шофером лучше не разговаривать".
В Израиле - "Нет никакого интереса разговаривать с водителем".
В Италии - "Отвечать шоферу запрещено!"

***
Умер старый еврей.Вскрыли его завещание, читают:
"Дочке моей, Сарочке, оставляю 100 тысяч долларов и дом. Внучке моей, Ривочке, оставляю 200 тысяч долларов и дачу.
Зятю моему, Шмулику, который просил упомянуть его в завещании, упоминаю: Привет тебе, Шмулик!.."

***

Как известно, Гитлер был крайне мнителен и суеверен.
Однажды он вызвал к себе прорицателя, чтобы узнать свое будущее.
- Мой фюрер, я вижу в своих книгах, что вы умрете в день еврейского праздника.
- Какого?
- О, фюрер, в какой бы день вы ни умерли, он станет большим еврейским праздником!

@темы: хумор, таки да

---

Если видишь на картине
Нарисован водолаз,
Нарисована равнина
А на ней с ногами глаз,
Нарисован гуманоид
И его зелёный друг
Сфера, куб, параболоид,
Синусоидальный круг,
Нарисована сардина,
Два квадратных синих пня-
Значит это не картина,
А какая-то Х**НЯ...

@темы: хумор

---

Почему-то при попытке замахнутся на что-нибудь этакое в результате у меня получается либо фарс -пародия либо алкоангст с попытками поиска смысла жизни а-ля Ремарк? Либо, на худой конец, кровавый треш-фарш с целлофановыми пакетами, исподволь убивающими людей.
Первый блин - комом, второй - комом, третий - комом... Да ну его нафиг, буду печь комочки.

Суета сует

Автор:_Panzer__Magier
Рейтинг:R
Пейринг: Все-все-все/Катерина, немного Петр/Паула
Жанр:комочки юмор
Размер:мини
Дисклаймер: ці руки нічого не крали!
Предупреждение: ООС




Катерина не ложилась допоздна. Чай уже давно остыл, но она еще сидела за столом, меланхолично позвякивая ложечкой. Заслышав равномерный топот в коридоре, она криво улыбнулась и с силой швырнула чашку об пол. Хрупкий фарфор разлетелся на осколки. Шаги за дверью смолкли, и раздается настойчивый стук в дверь.
- Открыто… - усталым голосом говорит Катерина.
На пороге возник невозмутимый киборг с двумя пистолетами наизготовку:
- Отчитайтесь о повреждениях, кардинал Сфорца.
- Все в порядке, Трес. Я просто… уронила чашку.
Ещё неделька-другая и она изведет весь сервиз на 12 персон. Но игра стоит свеч или, в этом случае, чашек.
-Вы нездоровы?
Киборг взял кардинала за руку: пульс нормальный, давление в норме.
- Трес, мне скучно… – почти ласково говорит Сфорца и проводит по лицу киборга тонкими холодными пальцами. Трес довольно жужжит – как развлечь Катерину, он хорошо знает.
У Треса очень серьезное и сосредоточенное лицо, как и всегда, когда он исполняет приказы кардинала Сфорцы – он лежит, растянувшись на уже изрядно помятых простынях, а сама кардинал уютно устроившись на могучем киборговском плече, игриво водит коготком по его груди:
- Ну Трес… Скажи мне хоть что-то хорошее…
- Позитив.
Еще до рассвета патер уходит восвояси. А кардинал тяжело вздыхает: с ним она чувствует себя спокойно и защищенно, но Трес – машина: он может быть послушен, но никогда не сможет быть ласковым и нежным с ней так, как она хочет… Зато. Зато никто не заподозрит…
Только профессору последнее время чудится некая мелодичность в привычном жужжании механизмов киборга, как будто он что-то довольно напевает.
- Наверное, пора в отпуск – бурчит Вордсворт.



Катерина читала книгу в постели, заедая странное чувство пустоты внутри конфетами. Она чувствовала себя уставшей, но спать почему-то совершенно не хотелось. Да и жития святых читались без особого увлечения, являясь малопитательной духовной пищей для молодой и одинокой женщины. Из литературы светского содержания в Ватикане можно было отыскать только технические справочники профессора и «Книгу о вкусной и здоровой пище» принадлежавшую отцу де Ватто. Занимать сентиментальные романчики у прятавшей их в большом количестве под матрасом Эстер, кардиналу не хотелось.
Где-то в коридоре раздался тот характерный глухой грохот, который издает только человек упавший на ровном месте. Накинув поверх сорочки тонкий халатик, Катерина высунула голову за дверь, ударив самой дверью кого-то только поднимавшегося с пола.
- Авель, что ты тут делаешь?
- Госпожа Катерина? – близоруко сощурился крусник, пытаясь нашарить руками очки.
- Ах ты, господи! – воскликнула она, глядя на мусорный пакет в руках святого отца – Ты опять повадился по ночам воровать объедки из столовой. А мы-то на Инквизицию грешили…
Слишком живо представившую себе брата Петра, вылизывающего консервную банку, Сфорцу передернуло.
Она воровато оглянулась по сторонам и втянула патера за шиворот в двери. В ночи зловеще клацнула задвижка замка.
Крусник сидел на кровати рядом с самой начальницей и тихо блаженствовал. Они пили сладкое вино из чайных чашек и доедали конфеты, коробку которых Сфорца не одолела в одиночку.
Святой отец уже был порядком нетрезв и честно пытался не пялится на ноги кардинала, да и на прочие, куда более занимательные части высокопреосвященства в вырезе кружевной рубашки. Сама высокопреосвященство довольно нежно прижималась к нему, а Авель глупо улыбался, как будто совершенно не понимал, чего от него хотят. Ну и неважно. Достаточно того, что Сфорца знала, чего от него хочет. Когда Катерина начала расстегивать его одежду, а теплые губы скользнули по шее, он только прикрыл глаза и еле прошептал:
- Ну…ну что же вы делаете?
Крусник, с рассыпавшейся по плечам серебряной гривой был похож на ангела – с тенью от длинных ресниц на белоснежной коже. Во сне он блаженно улыбался и пускал слюни на подушку.
Авель конечно очень мил и ласков, но его овечья покорность, столь умиляющая вначале, вызывала раздражение. Вот если бы рядом с ней оказался настоящий мужчина, страстный и ненасытный, настоящий зверь… - мечтательно вздохнула Катерина, глядя на почивающего сном не страдающего энурезом младенца святого отца.
Если бы кто-то удосужился прогуливаться в два часа ночи под окнами Сфорцы следующей ночью, он стал бы невольным свидетелем того, как некая крайне плечистая и косматая тень пытается протиснуться в узкое окошко, тихо матерясь. Кажется, по-испански.
…Катастрофа назревала, как чирей, и разразилась она как раз тогда, когда случай свел всех героев нашей истории у знакомых им всем дверей.
В коридорах палаццо в полночь слышались странные звуки, как будто кого-то тихо избивали, заткнув рот, сдавленные крики, ругань вполголоса и звон обнажаемой катаны.
- Тихо! – прекратил потасовку Профессор - Давайте обратимся к составленному графику – резонно предложил он - Насколько я помню, график всех удовлетворял. Возможно, стоило бы его вывесить внизу, в канцелярии для всеобщего ознакомления, а именно для тех, кто не умеет считать? Итак, понедельник – отец Трес…
Киборг молча поднял руку.
- Вторник – Найтроуд.
Авель кивнул, так как говорить с набитым ртом он счел некультурным.
- Среда – Леон.
- Я бы предпочел субботу, а то мне с охранниками договариваться каждый раз… - пробубнил Астуриас, складывая руки на волосатой груди: - Давайте я с кем-то поменяюсь.
- Позже, Леон. Четверг – Хью. Хью, ты где?
- А? – переспросил, стягивая наушники, незаметно сидящий в темном углу на корточках Мечник.
- Тебя вообще можно вычеркнуть… - хмыкнул Уильям, но услышав угрожающий звук вынимаемого из ножен клинка, поспешно добавил: - Шучу-шучу. Шуток не понимаете…
- Пятница – я – с видимым удовольствием поставил жирную галочку профессор.
- Суббота – Вацлав…. А воскресенье? Мы его во внимание не принимали, отчего и запутались окончательно. А воскресенье-то…
Не успел профессор окончить фразу, как по коридору донеслись глухие тяжелые шаги.
Неотвратимо, как смерть и оплата коммунальных счетов, на них надвигался Петр Орсини собственной персоной. Персона, будучи из хорошей интеллигентной семьи, была облачена в чудовищный костюм в старомодную клетку, при галстуке и с цветами под мышкой. Ботинки, чтоб не поднимать излишнего шума, Вепрь нес в руках.
Ожидая кровавой расправы, аксовцы сбились в плотную кучу. У Авеля дернулось веко. Но, как ни странно, Орсини, вместо того чтоб устроить локальный Армагеддон под дверью Сфорцы, залился краской и начал смущенно мять башмаки в руках.
- Только Пауле не говорите.
Все согласно закивали.
- Значит, именно вы, брат Петр и ходите по воскресеньям? – осторожно спросил Уильям.
- И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал… - процитировал глава Инквизиции.
- Ну, весь график псу под хвост… Полная неразбериха!
-А потому, что вы, еретики, неугодны Господу – назидательно произнес Вепрь, для убедительности показав всем присутствующим здоровенный инквизиторский кулак, предназначенный для насаждения страха божьего.
- Позвольте – подал голос Авель, демонстрируя недюжинные арифметические способности – Раз мы все семеро здесь, то кто же ТАМ???
В коридоре повисла долгая театральная пауза. Долго висеть ей не позволил Орсини, взревев:
- Ломай двери, братья, во имя веры!
Но дверь не поддалась даже под ударами Рыцаря Разрушения. По периметру ее потекла кровь, а посередине выступила светящаяся пентаграмма. Пришлось навалиться всем разом под монотонные экзорцистские молитвы Вацлава, но даже при содействии закруснившегося Найтроуда дверь не открылась, а выпала вместе с косяком и половиной стены.
В клубах оседавшей цементной пыли виднелся только силуэт кардинала в откровенном неглиже. Из одежды на ней была лишь мужская белая рубашка со странными знаками на воротнике, впопыхах застегнутая через пуговицу. Ее собственный, достопамятный всем присутствующим шелковый халатик, вернее его части валялись по всей комнате. Рукав висел на люстре, в близком соседстве с черным мужским носком.
- Где он? – зарычал крусник, размахивая косой. Трес выхватил револьверы, воинственно жужжа. Леон мужественно хлебнул из фляжки, предчувствуя грядущую бурю.
- Кто он? – взревел Орсини, потрясая букетом белой сирени, вырванной чуть ли не с корнями, как скримером.
Профессор осторожно обследовал упавший на его голову носок.
- Предмет черный, не дырявый, и совершенно не пахнет. Это Розенкройц!
Все ахнули. Катерина нервно сморгнула. В комнате запахло корвалолом.
Проявляя недюжинную смекалку, Мечник распахнул дверцы огромного дубового шифоньера. В шифоньере сидел Исаак фон Кемпфер в кителе на босу грудь и раскладывал пасьянс. Он с удивлением глянул на толпу разъяренных мужчин, как будто совершенно не ожидал, что его обнаружат. Потом панцермагир бросил укоризненный взгляд на кардинала:
- Ты же говорила, что они идиоты!
Сфорца залилась краской.
-Ведьма! – заорал Петр, сверля Катерину налившимися кровью глазами – Еретик! – заорал столь же грозно инквизитор, глядя на безмятежно закуривающего Исаака. Борьба приоритетов в его мозгу произошла в доли секунды.
- Лови еретика!
Исаак потушил окурок о стену и спрятал его в карман. С неожиданной прытью маг прошмыгнул под ногами бравого инквизитора, издевательски поклонился аксовцам и улетучился в окно. За ним молниеносно вылетел крусник, выбивая окно и возносясь в поднебесье с ошметками рамы на распростёртых крыльях. Трес начал палить в образовавшийся проем, а Леон, раскручивая чакру, с молодецкой руганью бесстрашно сиганул вниз. Остальные с топотом скатились с лестницы, учинив под окнами палаццо четко налаженный хаос. Раздавался визг катаны, методично рубящей зеленую изгородь.
На подоконнике как по волшебству обрисовались пальцы со свежеободранными ногтями. С усталым вздохом панцермагир, все это время благополучно провисевший на пожарной лестнице прямо под окном, отряхнулся и закурил.
- Фройляйн, это, надо понимать, и есть те самые «пара поклонников-сослуживцев»?
- Но, Исаак… - хлопнула ресницами Катерина.
…- Сволочь неблагодарная! Мерзавец! – шептал Дитрих, наблюдая с безопасного расстояния за окнами покоев кардинала: - Я знал, что он мне изменяет! Но с женщиной! С этой проклятой блондинкой! Сомнений в коварстве возлюбленного у Кукловода не оставалось: в театральный бинокль было отчетливо видно, как в светлом квадрате окна силуэты панцермагира и проклятой блондинки слились в страстном объятии.
- О! Процесс пошел! – присвистнул Матвей. В одной руке у него был военный бинокль, а в другой – банка с пивом. – Им хоть в кино играй! Скажите, какая экспрессия…
- Дай сюда – буркнул кардинал Медичи, вырывая бинокль из рук инквизитора. Матвей поставил пиво на поручень балкона и зашелестел упаковкой:
- Фисташки будете?
…Дитрих всхлипнул, но времени на истерику у него не было. Из ворот в его сторону донесся топот и крики:
-Вон он! Держи его!
В темноте бравые аксовцы не очень-то заморачивались деталями, поэтому разглядев орденский мундир, они припустились за ним в погоню. Сам Лоэнгрин, завидев красный огонек прицела киборга, развил максимальную скорость, приблизившуюся ко второй космической при виде пикирующего с неба крусника. Свернув в сад Инквизиции, он затаился в кустах, но тут на него налетел ражий детина в коричневом костюме:
- Еретик! – медведем заревел он, дубася тщедушного Кукловода букетом сирени.
Дитрих ответил ему малопристойным жестом и диссоциировал в подпространство.
В расстроенных чувствах брат Петр чуть не выбросил к черту проклятую сирень, но тут внезапно узрел перед собой высокую женскую фигуру. На груди ее в темноте маячил белый крест, а на губах – недобрый оскал.
-П-паула? – изо всех сил надеясь на то, что он обознался, прошептал Вепрь.
Леди Смерть демонстративно сложила руки на груди. Узкие, немигающие ее глаза сверкнули зловеще, как нож мясорубки.
- Я как раз направлялся к тебе в келью, когда увидел через забор, что богомерзкие еретики гонят по улице еще более богомерзкого еретика! Как истинно верующий человек, я не мог это игнорировать. А это – Петр протянул Леди Смерть немного помятый букет – тебе.
-Где ты ЭТО взял? – с подозрением прошептала инквизиторша.
- Нарвал в саду у асковцев…
На лице Паулы отразилась целая гамма чувств: она одновременно хотела убить, умереть самой и расплакаться. Но она только растроганно шепнула:
- О, Петр, ты так предан вере и беспощаден к врагам ее! Ты просто чудесный! – инквизиторша повисла у него на шее, благодарно всхлипывая.
- На черта мне сдался этот еретический Акс и их еретическая Сфорца – подумал про себя Петр – Суета сует и смятение духа…

@темы: Trinity Blood, фанфики, бедная, бедная торибла!

---

Та еще хохма, господа: в году примерно в 1944 Хуан Перон, президент Аргентины, решил, что негоже его великой стране не иметь собственных танков. Сказано-сделано. Спроектировали, построили. "Своим" он, конечно, был весьма условно: вооружение немецкое, ходовая часть от американского "Шермана". Ну да не будем придираться. Построили этих танков для начала 16 штук. А потом случилась беда: союзники победили немцев и японцев. Война закончилась. США к тому времени наклепали почти 50 тысяч "Шерманов" и не знали, куда их девать. Сбывали чуть не по цене металлолома кому угодно. Продали и Аргентине. После этого "доморощенному" танку вообще ничего не светило: он, естественно, уступал "Шерману" по многим параметрам и при этом стоил немало. Поэтому от его дальнейшего производства отказались. А где смеяться? Танк назывался "Нахуэль". Как вы яхту назовете...

@темы: словоблудие, в нии эсхатологии и мартинизма...

---

Мне кажется, я умру от расширения фантазии...


Если бы персонажи ториблы писали книги, (ну или бы про них писали) они бы назывались...

Алессандро: " Моя семья и другие животные"

Катерина Сфорца: "Идиот" (сами знаете про кого)

Авель Найтроуд: "Безотцовщина" или может быть "Нельзя быть добрым" (прямо по Шолом-Алейхему)

Каин: "Трудно быть богом" ( конечно, трудно, когда у тебя все время что-то отваливается), "Полковнику никто не пишет" ( зато времени писать у самого Каина предостаточно, отмокая в бассейне)

Франческо: "Крестный отец"

Леон Гарсия де Астуриас, Маттиас Арне: "Марокко" - военные мемуары с приложением рассекреченных документов ( меня всегда интересовал вопрос: что связывает этих двоих и почему они так друг друга недолюбливают)

Уильям Вордсворт: а он книги не пишет. Он издает журнал: "Изобретатель и Рационализатор" (который выписывает только Мельхиор фон Нойман)

Эстер Бланшетт: "Коронация или последний из романов" а может "Злоключения добродетели" (прямо по де Саду, охохо)

Трес: "Страдания молодого Вертера киборга"

Кейт Скотт: "Ватиканское привидение" ( рассказы очевидцев, издательство - "Псевдонаучно-популярная литература"

Ноэль Бор: "Книга о несчастной любви"

Хьюго де Ватто: "Огнем и мечом" (а также посохом, катаной , стулом... руководство по самообороне)

Моника Аргенто: "Невеста мафии"

Антонио Борджа: "Праздник, который всегда с тобой"

Петр Орсини: "Как закалялась сталь"

Сестра Паула: "Унесенные ветром" (практическое руководство по еретикосожжению и кремации)

Брат Андрей: " Сын полка"

Брат Яков: "Человек в железной маске"

Брат Варфоломей ( Дуо): "Повесть о настоящем человеке"

Мэри Спенсер: "Приглашение на казнь"

Сет: "Ожерелье императрицы" (о бытовых кражах и мелких интригах в Империи истинного человечества"

Астароше Асран : "Смерть в Венеции"

Милка и Ион Фортуна : "Семья вурдалака"

Дьюла Кадар: "Тихий Дануб" (с отдельной благодарностью переводчикам на первой странице)

Исаак Фердинанд фон Кемпфер: "По ком звонит колокол". Чертежи прилагаются автором.

Гудериан: "Белый клык"

Хельга фон Фогельвейде: "Холодная кровь"

Каспар фон Нойман: "Третий пол"

Мельхиор: "Гиперболоид инженера Ноймана"

Бальтазар: "Венера в мехах" (вот такая жестокая Ледяная Ведьма, довела-то мужичка)

Дитрих: "Ученик дьявола" или " Мелкий бес"

Лилит Саль: "Марсианские хроники" ( воспоминания о пьющих горькую коллегах по проекту "Красный марс")

@темы: словоблудие, Trinity Blood, фанфики, бедная, бедная торибла!

---

Чувствую, за этим опусом далее последует цикл произведений для младшего и среднего школьного возраста, например: "Голова профессора Вордсворта" , " Пятнадцатилетний метоселан" (про графа Мемфисского) , "Чудесное путешествие Хью де Ватто с дикими гусями" (ну не могу отделаться от впечатления что этот пассажир всю дорогу либо накуренный, либо закинутый). Или приключенческая книга для юношества: "Крусник без головы", "Хроники Ватикана: Леон, монахиня и платяной шкаф", "Приключения бравого солдата Треса", немного провокационный дамский роман "Астароше – маркиза ангелов"
Кажется, меня крайне понесло...

@темы: словоблудие, Trinity Blood, бедная, бедная торибла!

---

Наконец-то сегодня дошли руки вычитать сие. Я немного похулиганил и надругался в особо извращенной форме над литературным произведением. А честно говоря, очень люблю Булгакова. А особенно эту вещь - за ее жизненность.
Собачье сердце

Автор: опять я
Рейтинг: PG - 13
Пейринг: Исаак. Дитрих, Гудериан, Зигелинда,бравые инквизиторы, эпизодические пациенты
Жанр: пародия /здоровый хумор
Размер: мини
Дисклаймер: ни на что не претендую
Предупреждение: ООС

В ролях:
Пес Шарик – Райсцан Гудериан
Профессор Преображенский – Исаак фон Кемпфер
Доктор Борменталь – Дитрих фон Лоэнгрин
Горничная Зинаида – кукла Зигелинда
Представители домкома – брат Петр, брат Матвей, сестра Паула
Над Веной бесилась метель, она ледяным дыханием жгла лица редких прохожих и хулигански поднимала подолы у нарядных дам. Снег белым вихрем проносился по узким улочкам предместья, кружился, словно мошкара в светлых кругах фонарей. Пронизывающий ветер гудел и скрипел калиткой. В подворотне страдальчески и отчаянно выл пес. Огромный, грязно-белый кобель скулил от боли – повар из забегаловки напротив окатил его кипятком, и теперь обваренный бок саднил до невозможности. На душе у пса было горько, в желудке - пусто уже второй день кряду, а там, вдоль улицы загорались теплым, желтым светом окна и витрины, за которыми мельтешили сытые, довольные жизнью люди.
Из разукрашенного рождественскими гирляндами магазина вышел какой-то высокий господин в дорогом черном пальто до пят. Он шел с непокрытой головой, и снег падал на его длинные темные волосы, змеями спускавшиеся почти до колен. От него нестерпимо несло больничным запахом, табачным дымом и… ливерной колбасой.
Тощий пес подполз к ногам черного господина, заискивающе маша пушистым хвостом.
Бледные губы человека растянулись в недоброй улыбке:
- Ишь – сказал он сам себе и бросил псу кусок колбасы – Эй ты, иди за мной! Фить-фить!
Господин, за которым собака преданно следовала до самой квартиры, позвонил в дверь, на которой висела медная табличка «доктор И. Ф.Батлер», где ему открыла дверь странная госпожа с лиловыми волосами и в наряде горничной.
- Где вы такого взяли, Исаак Фернандович? – спросил кареглазый юноша в белом халате – Паршивый какой-то….
- И вовсе он не паршивый, Дитрих – вступился доктор Батлер – Похоже, ожог.
Сначала белого пса отвели в какую-то кафельную, дурно пахнущую лекарствами комнату, где во время осмотра он умудрился укусить-таки смазливого докторского ассистента.
- Я назову его Райсцан – замазывая лодыжку зеленкой, пробурчал Лоэнгрин.
Пса, к его удивлению, никто бить не стал. Напротив, укушенный вовсе не обиделся, и даже подбрасывал во время ужина лакомые куски со своей тарелки.
Оттрапезничав, длинноволосый господин надел поданный ассистентом свеженакрахмаленный белый халат и занял место за большим дубовым столом в кабинете. Надев очки в тонкой серебряной оправе, он сразу став каким-то величественным и крайне серьезным. Пес сыто подремывал у его ног, когда в проеме дверей нарисовалась фигура, наряженная в странное белое пальто с красной оторочкой, напоминающее не то мундир, не то рубашку для буйнопомешанных. Удивительно красивый блондин похожий на слащаво - белоснежного ягненка с пасхальных открыток, лебедем вплыл в приемную, манерно улыбаясь.
- Исаак! – воскликнул он приятным, но капризным голосом. Такие голоса обыкновенно бывают у холеных и красивых дам, крайне подверженных истерии. – Она опять отвалилась!
Господин в белом порылся в карманах, выудив, наконец, после долгих поисков оторванную кисть руки и демонстративно швырнул ее на стол. Кисть собралась было удирать на полусогнутых пальцах, но доктор ловко пресек ее попытки к бегству. Пес облаял крайне самостоятельную руку и озадаченно почесался.
– Не бойтесь, майн герр, он не кусается – улыбнулся Исаак.
«Я не кусаюсь?» - удивился Райсцан.
Батлер долго гремел какими-то мудреными блестящими предметами, жонглировал шприцами и пробирками, что-то бормотал себе под нос:
- Ну, вот… одевайтесь, майн герр, но будьте впредь осторожней. И я вас очень прошу, не злоупотребляйте солью – это плохо влияет на артериальное давление. Меньше острого…Предписанные мной ванны продолжайте принимать регулярно.
Красавец лениво улыбнулся и удалился из кабинета.
Вслед за ним на прием пришла очень красивая блондинка с моноклем. На ней было скромное, почти монашеское платье с чужого плеча. Блондинка сильно волновалась и теребила массивный золотой крест, висящий на груди.
- Какой срок, сударыня? – строго спросил ее Исаак, надевая очки.
- Десять недель – смутилась женщина – Этот Авель… Это моя первая и последняя любовь, а он… да за ним гоняется уйма девиц: Эстер, Ноэль, и даже эта ужасная Астороше… Он меня не любит, и что делать, я не знаю… А я, я слишком известна…
- На кресло! – прервал ее излияния Батлер. Совершив осмотр, он бросил в поднос какие-то пугающего вида сверкающие инструменты, напоминающие орудия пыток инквизиторов, а больше всего набор щипцов «Хочу все знать» сестры Паулы.
- Что мне делать? – молящий взгляд голубых глаз впился в черные зрачки розенкрейцера.
- Как порядочный человек, он должен на вас жениться.
- Он сказал, что это случайность, и он ничего такого не хотел, мы только друзья и все такое…. – по лицу блондинки покатились крупные, как горох слезы.
- Тогда пусть на вас женится кто-то другой… - пожал плечами доктор и галантно предложил даме собственный, почти чистый платок.
- Ы-ы-ы! – зашлась плачем красавица – Кто? У нас в Ватикане из порядочных людей один, да и то киборг. Доктор Батлер, помогите, огласка погубит меня и мою карьеру!
Исаак почти сочувственно глянул на рыдающую женщину и, собравшись с духом, неожиданно холодным тоном произнес:
- Приходите в среду с утра. В одиннадцать.
На смену блондинке в дверях появилась группа людей довольно странного вида. Одеты были они довольно скромно: в красные котты с белыми крестами, напяленные поверх брони. Один из них – рослый громила с голубыми волосами сжимал в руке какую-то фиговину непонятного назначения, но весьма угрожающего вида, второй – черноволосый, с хитро прищуренными глазками – пухлую синюю папку с документами.
- Мы к вам, доктор Батлер – прорычал громила, поигрывая железякой.
- А вы, господа…
- Мы не господа – перебил его некто с короткими светлыми волосами, повязанными черной лентой.
- А вы вообще мужчина или женщина?
- Я – женщина – признался говоривший и от смущения покраснел. Почему-то залился краской и голубоволосый громила.
- Я – сестра Паула, он – брат Петр, а это – брат Матвей. Мы представляем интересы Инквизиции. Вопрос стоит об уплотнении квартир злостных еретиков в пользу святой церкви и их выселении. Как следует из этих документов, вы занимаете чрезмерную жилую площадь…
- А-а-а!!! – взялся за голову доктор и нервно закурил – Я не еретик! Я врач с обширной практикой! Специалист широкого профиля!
- Вы некромант! – холодно бросила женщина.
- Я – те-ра-певт! – возопил Батлер.
Раненным зверем он метнулся к телефону и лихорадочно набрал номер:
- Алло! Алло, кардинал ди Медичи? Вас беспокоит доктор Батлер. Зачем звоню? Спешу уведомить вас, что ваш прием в понедельник отменяется. Ищите себе другого квалифицированного специалиста по лечению аденомы, хоты, попомните мое слово, мало кто изъявит желание вплотную заняться вашей простатой! Почему? Да потому что я сворачиваю практику и уезжаю…. Куда? Да хоть бы и в Империю. Я не могу так жить, когда ко мне во время приема хамски ворвалось трое ваших охламонов и грубо меня терроризируют, из них одна женщина с явными признаками надвигающегося климакса. Один из них пугает меня какими-то бумагами, а другой – угрожает неизвестным инструментом для дорожных работ мне, моему ассистенту, моей горничной и моей прямой деятельности!!! Я уезжаю в Терру Инкогниту, ключи могу передать вашему брату Петру, пусть он ведет прием! И пусть он лечит вас от простатита, причем тем же инструментом, каковым он мне угрожает!
Доктор словно стилетом ткнул трубкой брата Орсини. Тот осторожно поднес ее к уху и мужественно сносил хлынувший на него поток брани, самыми приличными словами из которых были предлоги «в» и «на». Даже бывший наемник Матвей слегка побледнел, и чуть было не кинулся заносить в блокнот ранее неизвестные ему идиомы.
Инквизиторы стояли как оплеванные, а докторский ассистент расцвел улыбкой безмерно осчастливленного человека.
Злорадно потирая руки, Исаак крикнул куда-то вглубь своих апартаментов:
- Зигелинда, подавай обед!

Бродячий пес обзавелся не только именем, но и ошейником. Теперь по утрам ассистент Дитрих водил его гулять в парк, а горничная Зигелинда кормила его три раза в день. После ужина, когда хозяин не ехал слушать оперу, а уединялся за бутылкой вина с какой-то мудреной книгой, Райсцан дремал у его ног, время от времени чихая от табачного дыма. Наверное – думал пес – мне несказанно повезло. Если бы собаки могли молиться, он бы молился о том, чтоб это никогда не закончилось, чтоб никогда в жизнь не вернулся призрак холодной вьюги, воющей в подворотнях. Только иногда ему снились полуразмытые картины: помойка у ресторации «Баден-Баден» и ослепительный солнечный свет в осколках пивных бутылок.
В прихожей задребезжал телефон и Райсцан громко залаял, подзывая хозяина. Закутанный в халат Батлер сонно промычал в трубку: - «Алло». С минуту он рассеянно тер глаза кулаком, но потом неожиданно радостно вскрикнул:
- Приезжай сейчас же!
Пес вопросительно уставился на хозяина. Черные глаза Исаака лихорадочно блеснули, и почему-то Райсцану стало не по себе от этого взгляда и игравшей на тонких губах неискренней улыбки.
Буквально через час в кабинет влетел, не раздеваясь, Лоэнгрин и швырнул грязный чемодан прямо на стол:
- Мне удалось отыскать эту лабораторию, именно там я нашел образцы тканей измененных мафусаилов. Мне удалось взломать систему и получить все данные о ходе экспериментов.
Они долго совещались, вскрикивая и лихорадочно бормоча.
Глаза доктора Батлера зажглись недобрым фанатичным огнем:
- Готовь инструменты…
Райсцан с неприятным холодком в груди наблюдал за тем, как хозяин завязывает свои длинные волосы, прячет их под белый колпак, а неизменный черный пиджак – под свежим халатом. Исаак, натянул резиновые перчатки и присел на корточки перед ним, глядя в желтые волчьи глаза, полные тоски. Белый пес знал, что с ним собираются сделать что-то явно нехорошее.
- Хороший песик, ну-ка…
Стальная игла вошла в загривок, в голове пса все завертелось в белый вихрь с черными провалами чужих, решительно глядящих глаз. Он еще чувствовал, словно сквозь сон, что его кто-то поднимает и несет куда - то вперед, к яркому свету, издающему лязг металла и тошнотворный запах лекарств. К свету говорящему с ним мягким голосом хозяина:
- Ну вот, а теперь – скальпель. Готовьте коловорот, Дитрих – будем сверлить череп…


Примерно через две недели после той ночи, когда (по словам очевидцев) в квартире доктора до утра не гас свет, в дверь с медной табличкой « И.Ф. Батлер» грубо постучали. Судя по звуку, скорее всего ногой.
- Откройте, именем Веры!
Двери неохотно, после долгого совещания, но все-таки отперли. На пороге маячили все те же трое инквизиторов, теперь, правда, в сопровождении тощего шуцмана, за спинами которых маячили любопытствующие соседи, одетые впопыхах.
- В чем дело? – промямлил Дитрих. Он вышел, в чем спал - в байковой пижаме с зайчиками. Облокотившись на дверной косяк, поодаль стоял огромный детина с густой гривой светлых волос, сквозь которые просвечивал красный шрам. Одет он был в армейские белые кальсоны и майку-алкоголичку.
Сам Батлер кутался в бархатный халат, надетый на голое тело, что было вполне заметно и постороннему наблюдателю. Благожелательно зевнув в лица инквизиторам, Исаак потянулся, и темная ткань соскользнула, открыв белое, почти по-женски гладкое плечо. Брат Петр залился краской. Глядя на брата Петра, почему-то покраснела и Паула.
- У нас есть ордер на обыск – прошипела Леди Смерть – И будьте уверены, сегодня вы не отвертитесь, мерзкие еретики и мужеложцы.
- А в чем меня собственно обвиняют? – вежливо поинтересовался доктор, плотнее запахивая халат на тощей груди.
- В вивисекции, некромантии, недозволенных научных генетических экспериментах на животных. Вас обвиняют в том, что вы создали из животного человека, что есть еретической пародией на замысел божий и противно институту святой церкви…
- …И богомерзко – проревел брат Петр, потрясая скримером.
- Помилуйте, господа! Наука не знает еще способа превращать зверей в людей – всплеснул руками Исаак – Это же небылица!
Стоящий за его спиной детина грыз собственную руку острыми белоснежными зубами, как будто ловил блох.
- А это еще кто? – хмуро осведомилась Паула.
- Непрописанный – заглянул в свою папку Матвей – Потрудитесь объяснить…
- Меня зовут Гудериан. Можно просто Вильгельм – глухим рокочущим голосом, похожим на рычание, произнес он. – Я на фронтах ранен.
- Хорошо, что не Роммель – сострил Матвей.
- На воинский учет поставлены?
- На учет встану, а воевать – шиш с маслом. Мне белый билет полагается – неприязненно фыркнул жлоб.
- Это мой… шофер – складно соврал Батлер.
– И когда вам наскучит донимать меня? То нас обвиняют в незаконных киберразработках, то во взломе тайных архивов Ватикана, а теперь еще и в создании зверочеловека! Я похож на идиота, у которого ассистент – хакер-террорист, горничная – киборг, а шофер – оборотень?
Зигелинда возмущенно зажужжала, а Гудериан навострил длинные уши, покрытые редкой белесой шерстью. Дитрих незаметно задвинул ногой под шкаф зачехленный ноутбук…
Он сглотнул, заприметив в глазах всегда интеллигентного доктора что-то страшное и пугающее.
- Я не знаю, что я сделаю, если вы еще раз появитесь в моей квартире! – на грани истерики заорал Исаак Батлер – Я вас всех спущу с лестницы!
- Матвей, записывай в протокол: «угрозы официальным представителям церкви»…
…

Исаак сидел в глубоком кресле, обхватив голову руками, как человек, давно уставший пить, а вследствие этого существовать, как личность. Возле него на столике стоял недопитый бокал с вином и полная пепельница.
- Хозяин, а чего они приходили? – спросил сидящий у его ног Гудериан.
- За тобой – Батлер приклеил еще одну полосу лейкопластыря к рассечённой брови оборотня, хотя в этом не было особой нужды: рана стягивалась на глазах.
- За всеми нами.
- Ну, вроде бы все упаковал – ворвался в комнату Лоэнгрин – Правда, микроскоп и анализатор придётся оставить – они слишком громоздки. Идемте…
Исаак кивнул. Более задерживаться в квартире, набитой валяющимися без сознания инквизиторами было небезопасно.

@темы: бедная, бедная торибла!

---

Торжественный вынос сора из избы: вещица недлинная, но, думаю забавная:

Лекарство от жизни

Автор: ваш покорный слуга _Panzer__Magier
Рейтинг: детский
Пейринг: Авель, Исаак, Трес, статуя командора кардинала
Жанр: ангст
Размер: Мини
Дисклаймер: персонажи не мои: я - не я, и Сфорца не моя
Предупреждения: ООС, писано не согласованно с записками Сунао, где, помнится, Рим был стерт с лица земли


Эпиграф: Вслед за снегом пошел дождь, за ним - два дурака (Шекли)

Он был единственным, кого Катарина узнала на пороге смерти. Киборг отчетливо помнил последнее прикосновение белой иссохшей руки, искавшей его ладонь. Ясные глаза кардинала глядели мутно, куда-то сквозь него:
- Трес… Трес, побудь со мной.
И Трес был рядом, даже когда Катарину, в странно не шедшем ей белом платье, опустили в сухую землю старинного кладбища. Он так и остался, коленопреклоненный, словно в молитве, у подножия мраморного ангела со знакомыми неулыбчивыми губами женщины, вынужденной быть сильной.
Иногда сюда приходили люди, занесенные в его базу данных, бросали несвежие цветы и ничего не значащие слова. Тогда киборг ненадолго выходил из режима ожидания, завидев знакомые лица. Но с каждым годом люди приходили все реже, все больше времени Трес проводил во сне, скорее похожем на смерть. Но знает ли смерть тот, кто никогда не жил?
Падали листья с кладбищенских лип, сгнивая под бесконечным дождем. Пряно и горько пахли они. Уходили все, кто раньше, кто позже: Леон и Хью, Профессор и Кейт, Моника и Кайя. После смерти Алессандро правление Медичи тоже было коротко. И Леди Смерть и Марокканский Дьявол, несомненно, встретили в свое время своих тезок.
Снег укрывал мраморные надгробья и скелеты деревьев, инеем ложился на ресницах – а Трес стоял.
Уходили друзья и враги – не стало ни могущественных розенкрейцеров, ни самого Контра Мунди. Ни убитой им сестры. Ни хрупкого, выстроенного перемирья между Империей и людьми.
Снег серел и таял, уходя мутной жижей в землю, а Трес стоял.
Время немилостиво даже к мафусаилам – любимым детям его. Вслед за Императрицей проследовала ее верная Милка. В пламени новой войны растаяли тени и отважной Астароше, и Йона Фортуны.
В Рим врывалась пахнущая свежестью и первыми цветами весна. А Трес все стоял .
Осыпались лепестки старой яблони у могилы, падали на потемневшего ликом ангела, на порыжелую сутану патера. Новые кладбищенские сторожа уже забывали обмахивать его метлами. Вокруг его ног обвился зеленый плющ.
Волосы и клочья одежды пропитались пылью. Осенний дождь превратил ее в серую корку, а Треса - в обгаженный голубями памятник самому себе. Даже редкие посетители не обращали внимания на сгорбленную фигуру, считая ее либо полуразрушенной статуей, либо забредшим случайно пьянчугой.
А дождь все шел.
Кварталы старых, угрюмо поблескивающих заляпанными окнами домов походили на тени озябшей скотины, сбившейся в стадо от непогоды. Мокрые ветви деревьев хлестали по стеклам. Узкими улочками стекали потоки грязной пенящейся воды. Через черные ребра кладбищенской ограды протиснулась тень, зажимая под мышкой что-то заботливо замотанное в старую газету. Он остановился у одной-единственной могилы - долговязый парень в сером пальтишке с чужого плеча. Из коротких не по росту рукавов торчали тощие запястья. Ветер трепал неопрятный длинный хвост серебристых волос.
- Здравствуй, Катарина – глухо молвил крусник, обращаясь к ангелу с темными от времени крыльями – Прости меня…
За что? За то, что пришел только сейчас, почуяв глухую боль одиночества в душе? За то, что не был рядом, когда ей был нужен? Когда она умерла? Нет. Ты был нужен Катарине, когда она жила - и недобитая совесть когтистой кошачьей лапкой провела по сердцу.
А вель близоруко сощурился сквозь закапанные дождем стекла очков. Глупо было бы полагать, что кладбищенское надгробье, пусть даже похожее на кардинала, ответит ему.
- Объект идентифицирован. Авель Найтроуд специальный агент Акс - медленно произнес за его спиной знакомый монотонный голос. Крусник истово перекрестился, вслух произнося вовсе не слова молитв.
Темный силуэт, принятый было за урну, со скрежетом приблизился к нему, сверля одиноким красным огоньком. Другой глаз Треса поврежден и незряче тускл, волос местами вылез, а сутана превратилась в ворох ветоши, но это был несомненно Стрелок.
-Трес, это ты?! – с восторгом воскликнул патер.
- Позитив.
- Но что ты делаешь тут?
- Следую приказу 44/2178 кардинала Катарины Сфорцы.
-А что она тебе велела? – ласково, словно ребенка, спросил крусник киборга.
- Побыть с ней.
Бедная Катарина, ты вершила судьбы стольких людей и стран, холодная и крепкая как сталь, и только стальной человек мог последовать за тобой до конца и даже дальше. И все, кто помнит тебя - это только я и бедный, проржавевший Трес – подумал патер.
А скоро неумолимое время сотрет и из его памяти ее образ, он будет блекнуть и тускнеть, оставив только имя и выцветшую старую фотографию. На ней они оба в белом: девочка с серьезными не по-детски глазами и он, Авель, совсем такой же, как сейчас. Ну, почти что.
Патер бережно развернул мятую газетку, в которой оказался букет астр, беззастенчиво украденных с клумбы. Он разложил похищенное у ног ангела и удовлетворённо созерцал дело рук своих. Стрелок, натужно жужжа, наклонился и поправил выбившийся из вороха цветок.
- Правда она была…чудесная?
-Вопрос не понят.
- Ну, в смысле, такой другой никогда не было и не будет.
Трес, задумавшись, скорбно пожужжал механизмами:
- Ответ позитивный
- О, да! - промолвил до боли знакомый голос из темноты и сипло закашлялся: - Восхитительная была женщина: божественно красивая и ума, знаете ли, недюжинного. Таких теперь не делают…
Авель отшатнулся, бормоча ругательства, а Трес молниеносно наставил два ствола в сторону черной фигуры, плывущей в шлейфе сигаретного дыма.
- Кемпфер!
- Собственной персоной – поклонился маг.
- Но…но вас же убили! – хлопнул глазами Авель
- Вероятно, несильно – бархатно рассмеялся Исаак – Патер Трес, может, опустите оружие, а то у меня складывается впечатление, что вы мне не рады.
Кемфер жестом профессионального фокусника из-под полы извлек букет белых лилий и закурил. Казалось, маг не постарел ни на миг – его профиль, как и прежде, был четок и тверд, волосы, спадавшие до колен – черны без единой серебряной нити. Но что - то изменилось в нем, неуловимое на первый взгляд: под непроницаемыми сумрачными глазами залегли тени.
Они молчали, а дождь все шел, унылый и мелкий.
- Жаль, я не знал ее так, как вы, святой отец – нарушил молчание Исаак – А ей было так мало отпущено. Кардинал меня искренне восхищала.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.

Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты - навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
- Вы любили? – в глазах крусника одновременно чудились магу грусть брошенного ребенка и боль бесконечно старого, утомленного миром нечеловеческого существа. Если не почти сходного с ним самим, то обреченного на то же.
- Кого, Бодлера? – приподнял бровь Исаак – Я до сих пор его люблю. Блестящий классик…
- Ее…
- Наверное, когда-то оба мы были на это способны – изящным жестом сбил пепел маг – Но слишком давно. Привязываясь к скороминущему, мы теряем с его уходом часть себя. А как жить вечно, утратив рано или поздно себя самого? Единственное, что мы можем сделать для тех, кто смертен – это хранить память о них, и только так они могут оставаться с нами.
Исаак бережно положил белые лилии к надгробью и грустно улыбнулся, вернее, просто растянул тонкие губы.
- Пойдемте, святой отец…
Авель неуверенно глянул на Кемпфера.
- Кто старое помянет – тому глаз вон – молвил панцермагир, но глянув на Треса, невинно кашлянул в кулак. - Все же затяжные беседы под дождем на кладбище не способствуют излечению ревматизма. А я немолодой ЧЕЛОВЕК, в отличие от вас…
Они двинулись к воротам в ненатянутом, почти дружеском молчании. Трес иногда вслух читал надписи и даты на надгробьях, сверяя имена со своей базой данных.
Дождь все шел и шел, каплями скатываясь с сияющих сапог панцермагира.
Внутри Треса что-то громко екнуло и заскрежетало. Заклинивший киборг тихо и покорно осел на колени, как теленок под обухом.
- Трес! – сдавленно крикнул Авель.
Но жизнь еще теплилась красной искрой на дне единственного зрячего глаза.
- Давайте подтащим его туда – кивнул Исаак на маслянистое пятно света под фонарем – на обочину. Я постараюсь починить, а то мы с ним далеко не уйдем. Мой саквояж остался в номере, но кое-что полезное в карманах найдется…..
Киборг был ужасающе тяжелым, и двоим мужчинам едва-едва удалось приподнять его за плечи. Вынырнувшая из потемок толпа пьяных подростков громко загоготала – дескать, взрослые люди, а в выпивке послабей их будут. Пустая бутылка пролетела прямо перед носом рассеянно захлопавшего глазами святого отца и брызнула осколками стекла. Панцермагир бросил на беспокойное юношество исполненный холодного негодования взгляд. Но пальцы в нечистых перчатках не скользнули в магических пассах, тонкие губы не шевельнулись, произнося заклинания. Когда Кемпфер отвел глаза и закурил, плечи его как-то уныло ссутулились. Руки мага заметно дрожали.
-Исаак, вы больны? – спросил Авель
- Неизлечимо. И вы… И я… И даже он – пустил струйку дыма в сторону недвижного Треса розенкрейцер.
- Чем же?
- Жизнью, мой друг, жизнью.
Кемпфер потер виски и сказал совершенно будничным тоном:
- Похоже, я устал…..
А дождь все шел и шел, мелкий и заунывный. Папа Римский, дряхлый, доживающий последние дни старец, глянул в окно, где метались тени листьев среди ватиканских садов и зябко поежился. Хотя, несмотря на возраст, он еще сохранил былую выправку и ясный ум (хотя бы частично), стариковские кости нещадно ныли от сырости. А в молодости, помнится, он отличался отменным здоровьем – подумал он. С каждым днем он все хуже понимал происходящее с ним, зато картины молодости, приходившие к нему из глубин памяти, были отчетливы, словно все было только вчера. Той самой молодости, в которой его звали Петром.
Дождь почти перестал идти. Вдоль переулка плелись трое: долговязый очкарик в ношеном кургузом пальтишке, странный длинноволосый господин, одетый во все черное, и третий, в лохмотьях откровенно бомжеватого вида. Он был грязен, шел нетвердо и странно жужжал.
- Исаак… Ведь можно я вас буду звать Исаак?
- М-м-м?
- Я…я тоже устал – сказал Авель, хлюпая промокшим ботинком.
Маг с полуулыбкой достал из недр плаща поблескивающую фляжку:
- Хлебните. Считайте, что это лекарство…
- От чего?
-От жизни…
Авель сделал большой глоток и тут же закашлялся:
- Так это ж коньяк!
- Заметьте, недурной…

@темы: Trinity Blood, фанфики, бедная, бедная торибла!

---

Отэц де Ватто. Не смотрите что он такой - зарэжет! Был писан вашим покорным слугой на заказ одной милой девушке (к сожалению, чужой) и живет теперь у своей хозяйки.

@темы: вернисаж

---

Любимая женщина механика Гаврилова, то есть панцермагира:

@темы: вернисаж

---

2. Лилит:

@темы: вернисаж

---

@темы: вернисаж

---

И тем не менее, сейчас состоится презентация:

Так скажем, торжественное открытие музея народных искусств: лубочные картины, иконы советскими цветными карандашами, роспись под хохлому и соло на ложках, в заключение - дефиле матрешек. Спешу расстроить - художник пока из меня не очень, все срисовано, изображения ( пока не дорвусь до товарищеского сканера) кустарного производства. Экспонат №1 - крусник