Он был благородным маньяком: никогда не насиловал женщин и детей...
Торжественный вынос сора из избы: вещица недлинная, но, думаю забавная:
Лекарство от жизни
Автор: ваш покорный слуга _Panzer__Magier
Рейтинг: детский
Пейринг: Авель, Исаак, Трес, статуякомандора кардинала
Жанр: ангст
Размер: Мини
Дисклаймер: персонажи не мои: я - не я, и Сфорца не моя
Предупреждения: ООС, писано не согласованно с записками Сунао, где, помнится, Рим был стерт с лица земли
читать дальше Эпиграф: Вслед за снегом пошел дождь, за ним - два дурака (Шекли)
Он был единственным, кого Катарина узнала на пороге смерти. Киборг отчетливо помнил последнее прикосновение белой иссохшей руки, искавшей его ладонь. Ясные глаза кардинала глядели мутно, куда-то сквозь него:
- Трес… Трес, побудь со мной.
И Трес был рядом, даже когда Катарину, в странно не шедшем ей белом платье, опустили в сухую землю старинного кладбища. Он так и остался, коленопреклоненный, словно в молитве, у подножия мраморного ангела со знакомыми неулыбчивыми губами женщины, вынужденной быть сильной.
Иногда сюда приходили люди, занесенные в его базу данных, бросали несвежие цветы и ничего не значащие слова. Тогда киборг ненадолго выходил из режима ожидания, завидев знакомые лица. Но с каждым годом люди приходили все реже, все больше времени Трес проводил во сне, скорее похожем на смерть. Но знает ли смерть тот, кто никогда не жил?
Падали листья с кладбищенских лип, сгнивая под бесконечным дождем. Пряно и горько пахли они. Уходили все, кто раньше, кто позже: Леон и Хью, Профессор и Кейт, Моника и Кайя. После смерти Алессандро правление Медичи тоже было коротко. И Леди Смерть и Марокканский Дьявол, несомненно, встретили в свое время своих тезок.
Снег укрывал мраморные надгробья и скелеты деревьев, инеем ложился на ресницах – а Трес стоял.
Уходили друзья и враги – не стало ни могущественных розенкрейцеров, ни самого Контра Мунди. Ни убитой им сестры. Ни хрупкого, выстроенного перемирья между Империей и людьми.
Снег серел и таял, уходя мутной жижей в землю, а Трес стоял.
Время немилостиво даже к мафусаилам – любимым детям его. Вслед за Императрицей проследовала ее верная Милка. В пламени новой войны растаяли тени и отважной Астароше, и Йона Фортуны.
В Рим врывалась пахнущая свежестью и первыми цветами весна. А Трес все стоял .
Осыпались лепестки старой яблони у могилы, падали на потемневшего ликом ангела, на порыжелую сутану патера. Новые кладбищенские сторожа уже забывали обмахивать его метлами. Вокруг его ног обвился зеленый плющ.
Волосы и клочья одежды пропитались пылью. Осенний дождь превратил ее в серую корку, а Треса - в обгаженный голубями памятник самому себе. Даже редкие посетители не обращали внимания на сгорбленную фигуру, считая ее либо полуразрушенной статуей, либо забредшим случайно пьянчугой.
А дождь все шел.
Кварталы старых, угрюмо поблескивающих заляпанными окнами домов походили на тени озябшей скотины, сбившейся в стадо от непогоды. Мокрые ветви деревьев хлестали по стеклам. Узкими улочками стекали потоки грязной пенящейся воды. Через черные ребра кладбищенской ограды протиснулась тень, зажимая под мышкой что-то заботливо замотанное в старую газету. Он остановился у одной-единственной могилы - долговязый парень в сером пальтишке с чужого плеча. Из коротких не по росту рукавов торчали тощие запястья. Ветер трепал неопрятный длинный хвост серебристых волос.
- Здравствуй, Катарина – глухо молвил крусник, обращаясь к ангелу с темными от времени крыльями – Прости меня…
За что? За то, что пришел только сейчас, почуяв глухую боль одиночества в душе? За то, что не был рядом, когда ей был нужен? Когда она умерла? Нет. Ты был нужен Катарине, когда она жила - и недобитая совесть когтистой кошачьей лапкой провела по сердцу.
А вель близоруко сощурился сквозь закапанные дождем стекла очков. Глупо было бы полагать, что кладбищенское надгробье, пусть даже похожее на кардинала, ответит ему.
- Объект идентифицирован. Авель Найтроуд специальный агент Акс - медленно произнес за его спиной знакомый монотонный голос. Крусник истово перекрестился, вслух произнося вовсе не слова молитв.
Темный силуэт, принятый было за урну, со скрежетом приблизился к нему, сверля одиноким красным огоньком. Другой глаз Треса поврежден и незряче тускл, волос местами вылез, а сутана превратилась в ворох ветоши, но это был несомненно Стрелок.
-Трес, это ты?! – с восторгом воскликнул патер.
- Позитив.
- Но что ты делаешь тут?
- Следую приказу 44/2178 кардинала Катарины Сфорцы.
-А что она тебе велела? – ласково, словно ребенка, спросил крусник киборга.
- Побыть с ней.
Бедная Катарина, ты вершила судьбы стольких людей и стран, холодная и крепкая как сталь, и только стальной человек мог последовать за тобой до конца и даже дальше. И все, кто помнит тебя - это только я и бедный, проржавевший Трес – подумал патер.
А скоро неумолимое время сотрет и из его памяти ее образ, он будет блекнуть и тускнеть, оставив только имя и выцветшую старую фотографию. На ней они оба в белом: девочка с серьезными не по-детски глазами и он, Авель, совсем такой же, как сейчас. Ну, почти что.
Патер бережно развернул мятую газетку, в которой оказался букет астр, беззастенчиво украденных с клумбы. Он разложил похищенное у ног ангела и удовлетворённо созерцал дело рук своих. Стрелок, натужно жужжа, наклонился и поправил выбившийся из вороха цветок.
- Правда она была…чудесная?
-Вопрос не понят.
- Ну, в смысле, такой другой никогда не было и не будет.
Трес, задумавшись, скорбно пожужжал механизмами:
- Ответ позитивный
- О, да! - промолвил до боли знакомый голос из темноты и сипло закашлялся: - Восхитительная была женщина: божественно красивая и ума, знаете ли, недюжинного. Таких теперь не делают…
Авель отшатнулся, бормоча ругательства, а Трес молниеносно наставил два ствола в сторону черной фигуры, плывущей в шлейфе сигаретного дыма.
- Кемпфер!
- Собственной персоной – поклонился маг.
- Но…но вас же убили! – хлопнул глазами Авель
- Вероятно, несильно – бархатно рассмеялся Исаак – Патер Трес, может, опустите оружие, а то у меня складывается впечатление, что вы мне не рады.
Кемфер жестом профессионального фокусника из-под полы извлек букет белых лилий и закурил. Казалось, маг не постарел ни на миг – его профиль, как и прежде, был четок и тверд, волосы, спадавшие до колен – черны без единой серебряной нити. Но что - то изменилось в нем, неуловимое на первый взгляд: под непроницаемыми сумрачными глазами залегли тени.
Они молчали, а дождь все шел, унылый и мелкий.
- Жаль, я не знал ее так, как вы, святой отец – нарушил молчание Исаак – А ей было так мало отпущено. Кардинал меня искренне восхищала.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты - навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
- Вы любили? – в глазах крусника одновременно чудились магу грусть брошенного ребенка и боль бесконечно старого, утомленного миром нечеловеческого существа. Если не почти сходного с ним самим, то обреченного на то же.
- Кого, Бодлера? – приподнял бровь Исаак – Я до сих пор его люблю. Блестящий классик…
- Ее…
- Наверное, когда-то оба мы были на это способны – изящным жестом сбил пепел маг – Но слишком давно. Привязываясь к скороминущему, мы теряем с его уходом часть себя. А как жить вечно, утратив рано или поздно себя самого? Единственное, что мы можем сделать для тех, кто смертен – это хранить память о них, и только так они могут оставаться с нами.
Исаак бережно положил белые лилии к надгробью и грустно улыбнулся, вернее, просто растянул тонкие губы.
- Пойдемте, святой отец…
Авель неуверенно глянул на Кемпфера.
- Кто старое помянет – тому глаз вон – молвил панцермагир, но глянув на Треса, невинно кашлянул в кулак. - Все же затяжные беседы под дождем на кладбище не способствуют излечению ревматизма. А я немолодой ЧЕЛОВЕК, в отличие от вас…
Они двинулись к воротам в ненатянутом, почти дружеском молчании. Трес иногда вслух читал надписи и даты на надгробьях, сверяя имена со своей базой данных.
Дождь все шел и шел, каплями скатываясь с сияющих сапог панцермагира.
Внутри Треса что-то громко екнуло и заскрежетало. Заклинивший киборг тихо и покорно осел на колени, как теленок под обухом.
- Трес! – сдавленно крикнул Авель.
Но жизнь еще теплилась красной искрой на дне единственного зрячего глаза.
- Давайте подтащим его туда – кивнул Исаак на маслянистое пятно света под фонарем – на обочину. Я постараюсь починить, а то мы с ним далеко не уйдем. Мой саквояж остался в номере, но кое-что полезное в карманах найдется…..
Киборг был ужасающе тяжелым, и двоим мужчинам едва-едва удалось приподнять его за плечи. Вынырнувшая из потемок толпа пьяных подростков громко загоготала – дескать, взрослые люди, а в выпивке послабей их будут. Пустая бутылка пролетела прямо перед носом рассеянно захлопавшего глазами святого отца и брызнула осколками стекла. Панцермагир бросил на беспокойное юношество исполненный холодного негодования взгляд. Но пальцы в нечистых перчатках не скользнули в магических пассах, тонкие губы не шевельнулись, произнося заклинания. Когда Кемпфер отвел глаза и закурил, плечи его как-то уныло ссутулились. Руки мага заметно дрожали.
-Исаак, вы больны? – спросил Авель
- Неизлечимо. И вы… И я… И даже он – пустил струйку дыма в сторону недвижного Треса розенкрейцер.
- Чем же?
- Жизнью, мой друг, жизнью.
Кемпфер потер виски и сказал совершенно будничным тоном:
- Похоже, я устал…..
А дождь все шел и шел, мелкий и заунывный. Папа Римский, дряхлый, доживающий последние дни старец, глянул в окно, где метались тени листьев среди ватиканских садов и зябко поежился. Хотя, несмотря на возраст, он еще сохранил былую выправку и ясный ум (хотя бы частично), стариковские кости нещадно ныли от сырости. А в молодости, помнится, он отличался отменным здоровьем – подумал он. С каждым днем он все хуже понимал происходящее с ним, зато картины молодости, приходившие к нему из глубин памяти, были отчетливы, словно все было только вчера. Той самой молодости, в которой его звали Петром.
Дождь почти перестал идти. Вдоль переулка плелись трое: долговязый очкарик в ношеном кургузом пальтишке, странный длинноволосый господин, одетый во все черное, и третий, в лохмотьях откровенно бомжеватого вида. Он был грязен, шел нетвердо и странно жужжал.
- Исаак… Ведь можно я вас буду звать Исаак?
- М-м-м?
- Я…я тоже устал – сказал Авель, хлюпая промокшим ботинком.
Маг с полуулыбкой достал из недр плаща поблескивающую фляжку:
- Хлебните. Считайте, что это лекарство…
- От чего?
-От жизни…
Авель сделал большой глоток и тут же закашлялся:
- Так это ж коньяк!
- Заметьте, недурной…
Лекарство от жизни
Автор: ваш покорный слуга _Panzer__Magier
Рейтинг: детский
Пейринг: Авель, Исаак, Трес, статуя
Жанр: ангст
Размер: Мини
Дисклаймер: персонажи не мои: я - не я, и Сфорца не моя
Предупреждения: ООС, писано не согласованно с записками Сунао, где, помнится, Рим был стерт с лица земли
читать дальше Эпиграф: Вслед за снегом пошел дождь, за ним - два дурака (Шекли)
Он был единственным, кого Катарина узнала на пороге смерти. Киборг отчетливо помнил последнее прикосновение белой иссохшей руки, искавшей его ладонь. Ясные глаза кардинала глядели мутно, куда-то сквозь него:
- Трес… Трес, побудь со мной.
И Трес был рядом, даже когда Катарину, в странно не шедшем ей белом платье, опустили в сухую землю старинного кладбища. Он так и остался, коленопреклоненный, словно в молитве, у подножия мраморного ангела со знакомыми неулыбчивыми губами женщины, вынужденной быть сильной.
Иногда сюда приходили люди, занесенные в его базу данных, бросали несвежие цветы и ничего не значащие слова. Тогда киборг ненадолго выходил из режима ожидания, завидев знакомые лица. Но с каждым годом люди приходили все реже, все больше времени Трес проводил во сне, скорее похожем на смерть. Но знает ли смерть тот, кто никогда не жил?
Падали листья с кладбищенских лип, сгнивая под бесконечным дождем. Пряно и горько пахли они. Уходили все, кто раньше, кто позже: Леон и Хью, Профессор и Кейт, Моника и Кайя. После смерти Алессандро правление Медичи тоже было коротко. И Леди Смерть и Марокканский Дьявол, несомненно, встретили в свое время своих тезок.
Снег укрывал мраморные надгробья и скелеты деревьев, инеем ложился на ресницах – а Трес стоял.
Уходили друзья и враги – не стало ни могущественных розенкрейцеров, ни самого Контра Мунди. Ни убитой им сестры. Ни хрупкого, выстроенного перемирья между Империей и людьми.
Снег серел и таял, уходя мутной жижей в землю, а Трес стоял.
Время немилостиво даже к мафусаилам – любимым детям его. Вслед за Императрицей проследовала ее верная Милка. В пламени новой войны растаяли тени и отважной Астароше, и Йона Фортуны.
В Рим врывалась пахнущая свежестью и первыми цветами весна. А Трес все стоял .
Осыпались лепестки старой яблони у могилы, падали на потемневшего ликом ангела, на порыжелую сутану патера. Новые кладбищенские сторожа уже забывали обмахивать его метлами. Вокруг его ног обвился зеленый плющ.
Волосы и клочья одежды пропитались пылью. Осенний дождь превратил ее в серую корку, а Треса - в обгаженный голубями памятник самому себе. Даже редкие посетители не обращали внимания на сгорбленную фигуру, считая ее либо полуразрушенной статуей, либо забредшим случайно пьянчугой.
А дождь все шел.
Кварталы старых, угрюмо поблескивающих заляпанными окнами домов походили на тени озябшей скотины, сбившейся в стадо от непогоды. Мокрые ветви деревьев хлестали по стеклам. Узкими улочками стекали потоки грязной пенящейся воды. Через черные ребра кладбищенской ограды протиснулась тень, зажимая под мышкой что-то заботливо замотанное в старую газету. Он остановился у одной-единственной могилы - долговязый парень в сером пальтишке с чужого плеча. Из коротких не по росту рукавов торчали тощие запястья. Ветер трепал неопрятный длинный хвост серебристых волос.
- Здравствуй, Катарина – глухо молвил крусник, обращаясь к ангелу с темными от времени крыльями – Прости меня…
За что? За то, что пришел только сейчас, почуяв глухую боль одиночества в душе? За то, что не был рядом, когда ей был нужен? Когда она умерла? Нет. Ты был нужен Катарине, когда она жила - и недобитая совесть когтистой кошачьей лапкой провела по сердцу.
А вель близоруко сощурился сквозь закапанные дождем стекла очков. Глупо было бы полагать, что кладбищенское надгробье, пусть даже похожее на кардинала, ответит ему.
- Объект идентифицирован. Авель Найтроуд специальный агент Акс - медленно произнес за его спиной знакомый монотонный голос. Крусник истово перекрестился, вслух произнося вовсе не слова молитв.
Темный силуэт, принятый было за урну, со скрежетом приблизился к нему, сверля одиноким красным огоньком. Другой глаз Треса поврежден и незряче тускл, волос местами вылез, а сутана превратилась в ворох ветоши, но это был несомненно Стрелок.
-Трес, это ты?! – с восторгом воскликнул патер.
- Позитив.
- Но что ты делаешь тут?
- Следую приказу 44/2178 кардинала Катарины Сфорцы.
-А что она тебе велела? – ласково, словно ребенка, спросил крусник киборга.
- Побыть с ней.
Бедная Катарина, ты вершила судьбы стольких людей и стран, холодная и крепкая как сталь, и только стальной человек мог последовать за тобой до конца и даже дальше. И все, кто помнит тебя - это только я и бедный, проржавевший Трес – подумал патер.
А скоро неумолимое время сотрет и из его памяти ее образ, он будет блекнуть и тускнеть, оставив только имя и выцветшую старую фотографию. На ней они оба в белом: девочка с серьезными не по-детски глазами и он, Авель, совсем такой же, как сейчас. Ну, почти что.
Патер бережно развернул мятую газетку, в которой оказался букет астр, беззастенчиво украденных с клумбы. Он разложил похищенное у ног ангела и удовлетворённо созерцал дело рук своих. Стрелок, натужно жужжа, наклонился и поправил выбившийся из вороха цветок.
- Правда она была…чудесная?
-Вопрос не понят.
- Ну, в смысле, такой другой никогда не было и не будет.
Трес, задумавшись, скорбно пожужжал механизмами:
- Ответ позитивный
- О, да! - промолвил до боли знакомый голос из темноты и сипло закашлялся: - Восхитительная была женщина: божественно красивая и ума, знаете ли, недюжинного. Таких теперь не делают…
Авель отшатнулся, бормоча ругательства, а Трес молниеносно наставил два ствола в сторону черной фигуры, плывущей в шлейфе сигаретного дыма.
- Кемпфер!
- Собственной персоной – поклонился маг.
- Но…но вас же убили! – хлопнул глазами Авель
- Вероятно, несильно – бархатно рассмеялся Исаак – Патер Трес, может, опустите оружие, а то у меня складывается впечатление, что вы мне не рады.
Кемфер жестом профессионального фокусника из-под полы извлек букет белых лилий и закурил. Казалось, маг не постарел ни на миг – его профиль, как и прежде, был четок и тверд, волосы, спадавшие до колен – черны без единой серебряной нити. Но что - то изменилось в нем, неуловимое на первый взгляд: под непроницаемыми сумрачными глазами залегли тени.
Они молчали, а дождь все шел, унылый и мелкий.
- Жаль, я не знал ее так, как вы, святой отец – нарушил молчание Исаак – А ей было так мало отпущено. Кардинал меня искренне восхищала.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты - навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
- Вы любили? – в глазах крусника одновременно чудились магу грусть брошенного ребенка и боль бесконечно старого, утомленного миром нечеловеческого существа. Если не почти сходного с ним самим, то обреченного на то же.
- Кого, Бодлера? – приподнял бровь Исаак – Я до сих пор его люблю. Блестящий классик…
- Ее…
- Наверное, когда-то оба мы были на это способны – изящным жестом сбил пепел маг – Но слишком давно. Привязываясь к скороминущему, мы теряем с его уходом часть себя. А как жить вечно, утратив рано или поздно себя самого? Единственное, что мы можем сделать для тех, кто смертен – это хранить память о них, и только так они могут оставаться с нами.
Исаак бережно положил белые лилии к надгробью и грустно улыбнулся, вернее, просто растянул тонкие губы.
- Пойдемте, святой отец…
Авель неуверенно глянул на Кемпфера.
- Кто старое помянет – тому глаз вон – молвил панцермагир, но глянув на Треса, невинно кашлянул в кулак. - Все же затяжные беседы под дождем на кладбище не способствуют излечению ревматизма. А я немолодой ЧЕЛОВЕК, в отличие от вас…
Они двинулись к воротам в ненатянутом, почти дружеском молчании. Трес иногда вслух читал надписи и даты на надгробьях, сверяя имена со своей базой данных.
Дождь все шел и шел, каплями скатываясь с сияющих сапог панцермагира.
Внутри Треса что-то громко екнуло и заскрежетало. Заклинивший киборг тихо и покорно осел на колени, как теленок под обухом.
- Трес! – сдавленно крикнул Авель.
Но жизнь еще теплилась красной искрой на дне единственного зрячего глаза.
- Давайте подтащим его туда – кивнул Исаак на маслянистое пятно света под фонарем – на обочину. Я постараюсь починить, а то мы с ним далеко не уйдем. Мой саквояж остался в номере, но кое-что полезное в карманах найдется…..
Киборг был ужасающе тяжелым, и двоим мужчинам едва-едва удалось приподнять его за плечи. Вынырнувшая из потемок толпа пьяных подростков громко загоготала – дескать, взрослые люди, а в выпивке послабей их будут. Пустая бутылка пролетела прямо перед носом рассеянно захлопавшего глазами святого отца и брызнула осколками стекла. Панцермагир бросил на беспокойное юношество исполненный холодного негодования взгляд. Но пальцы в нечистых перчатках не скользнули в магических пассах, тонкие губы не шевельнулись, произнося заклинания. Когда Кемпфер отвел глаза и закурил, плечи его как-то уныло ссутулились. Руки мага заметно дрожали.
-Исаак, вы больны? – спросил Авель
- Неизлечимо. И вы… И я… И даже он – пустил струйку дыма в сторону недвижного Треса розенкрейцер.
- Чем же?
- Жизнью, мой друг, жизнью.
Кемпфер потер виски и сказал совершенно будничным тоном:
- Похоже, я устал…..
А дождь все шел и шел, мелкий и заунывный. Папа Римский, дряхлый, доживающий последние дни старец, глянул в окно, где метались тени листьев среди ватиканских садов и зябко поежился. Хотя, несмотря на возраст, он еще сохранил былую выправку и ясный ум (хотя бы частично), стариковские кости нещадно ныли от сырости. А в молодости, помнится, он отличался отменным здоровьем – подумал он. С каждым днем он все хуже понимал происходящее с ним, зато картины молодости, приходившие к нему из глубин памяти, были отчетливы, словно все было только вчера. Той самой молодости, в которой его звали Петром.
Дождь почти перестал идти. Вдоль переулка плелись трое: долговязый очкарик в ношеном кургузом пальтишке, странный длинноволосый господин, одетый во все черное, и третий, в лохмотьях откровенно бомжеватого вида. Он был грязен, шел нетвердо и странно жужжал.
- Исаак… Ведь можно я вас буду звать Исаак?
- М-м-м?
- Я…я тоже устал – сказал Авель, хлюпая промокшим ботинком.
Маг с полуулыбкой достал из недр плаща поблескивающую фляжку:
- Хлебните. Считайте, что это лекарство…
- От чего?
-От жизни…
Авель сделал большой глоток и тут же закашлялся:
- Так это ж коньяк!
- Заметьте, недурной…
@темы: Trinity Blood, фанфики, бедная, бедная торибла!