[_Panzer__Magier]

Еще одна моя писулька с ФБ. Что- то в последнее время ничего кроме военных тем и в голову не лезет. Да и понял что кроме этого и писать-то ничего не умею.
Название: Волчонок
Размер: мини, 1362 слов.
Пейринг/Персонажи: Ганс Гюнше, Шредингер, ОМП.
Категория: джен.
Жанр: что-то вроде военной драмы для среднего школьного возраста.
Рейтинг: R.
Краткое содержание: тем временем в Берлине.


Гнетущее ощущение довлело над всеми. Это Шредингер почувствовал давно. Задолго до того утра, когда им, мальчишкам из «Гитлерюгенда», выдали по «Панцерфаусту» и комплекту кое-как сшитой новой формы на два размера больше нужного. Какой-то тощенький молодой офицер, переборов нервный тик, отправил их пренебрежительным жестом руки туда, где они сидели до сих пор – под укрытие горки мешков с песком у будки трамвайного депо.
– За вами кого-то отправят, – сказал он и бросил чемоданы на заднее сидение авто.
Мотор натужно взвыл, и машина скрылась за поворотом. После они видели ещё много машин и много офицеров. Они видели, как из Берлина уходили грузовики, полные смурных мужчин с пустыми лицами в грязной и ободранной униформе – ещё больше состарившихся от отчаянья. Машины и танки уходили, блеющим упрямым стадом, дребезжа, катилась по брусчатке отходившая артиллерия. Потом серым потоком, шарахаясь от далекого грохота канонады, поползли люди, навьюченные нехитрым скарбом. Последним, что они видели, была расхлябанная зенитка, которую тянула пара кляч и несколько пожилых мужчин в форме ополчения. Впереди была впряжена старая белая лошадь, на которой возле зоопарка Тиргартен катал детей вечно прихрамывающий на разные ноги старик. Теперь старик шел верно, налегая на постромки вместе со своей клячей.
– Давай, давай, родная! – кричал он оступавшейся кобыле и сам оскальзывался в пепельно-серой грязи.
Один из товарищей Шредингера что-то крикнул им вслед, но старики лишь с жалостью отвели глаза.
– Шли бы вы отсюда, – выкрикнул один из ополченцев, захлебываясь кашлем и бранью. – Русские идут!
Красное зарево шло к Берлину. Красное зарево заливало Берлин. Небо давно кололи снаряды. Рокотом полнилось поднебесье, и воздух пах раскаленным металлом и порохом, будто где-то за соседними домами начинался ад, который ширился и полз к ним.
Прижимая к себе оружие, мальчишки затаились, как волчата в норе. Никто из них не оставил поста, не выполнив приказа, никто не дрогнул в самый последний, будь он неладен, день. Ожидание чего-то неминуемого и страшного давило их душным покрывалом. Они сидели, словно выглядывая из логова, вздрагивая от отдаленного, но всё приближающегося гула, как будто к ним стремился смертоносный чугунный рой, сеющий смерть и разрушение.
– Они... они все нас оставили, – пробормотал самый младший из них. – Разве вы не понимаете?!
– Заткнись, – проворчал Шредингер. И без этого нытья на душе было муторно и тошно. Тревога, тревога тонким холодным ножом входила в грудь – потерянные дети, оставленные на пепелище разбомбленного каменного города. Отчаянье рвало сердце.
– Может и нам… уйти? – нерешительно сказал самый младший, Петер.
– Это дезертирство. Нас расстреляют, – поправляя очки, заметил другой гитлерюгендовец.
– Кто?! – со смехом сказал Шредингер, и в голосе его чудились почти истеричные нотки.
И тут они увидели, как из сизого, гнетущего тумана навстречу им выплыла огромная фигура. Казалось, исполинский гранитный памятник ожил в отдаленных огнях зенитной башни и, натужно скрипя, сдвинулся с места, потревоженный сполохами артиллерийского огня и зловещим гулом. Он шел посреди пустынной улицы, ничего не боясь, будто на самом деле был неуязвим в своей заскорузлой гранитной плоти. Полы длинной распахнутой шинели лишь слегка покачивались, и казалось, они должны скрежетать от каждого огромного шага сорвавшегося с места исполина, как сорванные с крыши листы жести.
Он шел, надвинув на лицо смятое кепи. На плече у него понуро висел автомат, а в руке офицер нес маленький чемоданчик с маленьким красным крестом на боку. Точно офицер – под шинелью Шредингер явственно разглядел нашивки гауптштурмфюрера и зиг-руны СС в петлицах.
– Офицер! Офицер! Вас и вправду отправили за нами? – закричал Шредингер и проворно вцепился в рукав шинели. – Ведь это правда? – почти с мольбой спросил он.
Все трое гитлерюгендовцев разом загалдели и, позабыв разом о какой-либо военной дисциплине и субординации, сбились в кучу вокруг рослого мужчины в шинели. Как цыплята вокруг наседки в грозу.
– Ведь они не забыли нас, скажите честно, офицер? – прошептал Шредингер, заглядывая в глаза офицера – прозрачные, золотисто-зеленые волчьи глаза. И столько мольбы было в голосе мальчишки, что офицер вздрогнул. Он пожевал губу и скупо бросил:
– Да. Меня зовут гауптштурмфюрер Ганс Гюнше. Я пришел забрать вас. Вы пойдете со мной, – с досадливым вздохом закончил он.
Но тут рокот, приближавшийся к ним, разорвался снарядом над головами.
– В укрытие! – скомандовал офицер Гюнше, с проворством лесного зверя затаиваясь за мешками с песком. Шредингер уткнулся лицом в его плечо, вдыхая запах чистой одежды и табака.

***

– Кажется, здесь никого, – обозревая брошенный грузовик, сказал сержант Азаров, поправляя ремень ППШ.
Красноармейцы рассредоточились, зорко поглядывая в окна окрестных домов – не блеснёт ли ненароком прицел засевшего в укрытии снайпера. Один из солдат вскинул автомат – навстречу ему из-за мешков с песком поднялась долговязая фигура. Сержант явственно различил на форме черные нашивки. Офицер встал в полный рост – он был огромен – что-то выкрикнул на своем гортанном лающем языке, и это показалось сержанту не человеческой речью, а рыком зверя.
– Здесь только я и дети. Я безоружен, – сказал, чеканя каждое слово, гауптштурмфюрер Гюнше, надеясь, что его поймут. – А это всего лишь дети. Зачем стрелять в детей?
Но сержант не понял ни слова. Он смотрел в странные светлые глаза напротив. Так глядел на него раненый волк в его родных брянских лесах: с холодной звериной ненавистью, чуждый, нечеловечий жестокий разум сверкал в его тонких зрачках. Азаров с ненавистью глянул на эсесовца – волк в серой форме, зверь, серая сука.
Гюнше опустил оружие. Его лицо было странно спокойно. Он кивнул в сторону укрепления, показывая рукой с осуждением, с немым укором. Сержант вспомнил, как встретил впервые тогда одновременно ожесточенный и молящий взгляд волка перед тем, как всадил зверю пулю меж глаз. Между таких же золотисто-зеленых глаз.
– Вот сука, – пробурчал сержант и выстрелил прямо в голову.
Офицер пошатнулся и медленно осел на колени, его теряющие фокус глаза так и остались распахнутыми, постепенно стекленевшими. Из уголка его рта потекла густая темная кровь, и он упал на щебень, распластав длинные сухие руки. Кепка его упала, и ветер ерошил серые волосы, похожие на волчий загривок. Кровавое, сыро поблескивающее месиво растекалось по бесцветным грубым волосам. Так лежал в траве тот первый волк, которого убил Ванька Азаров, загородив длинным, тощим телом свою нору, бессильно вытянув жилистые лапы.
– Хорошая шинелька, – одобрительно сказал один из солдат, щупая добротную ткань. Но не взял – побрезговал кровяным пятном, пахшим солоно и сыро. В карманах у немца ничего не нашлось, так, ерунда: паршивые папиросы, латунная спичечница да какие-то бумаги в папке на груди, похожие на медицинские документы. На чемоданчик с крестом и вовсе никто не глянул.
Сержант Азаров подошел ближе к баррикаде. Ведь что-то же охранял здесь этот немец! Он был немало удивлен, найдя не радиостанцию, не оружие, а всего лишь трех сгрудившихся подростков в форме не по росту. И тут он отчетливо вспомнил момент той охоты: как дед, перешагнув через мертвого волка, заглянул в нору. Оттуда он вынул что-то копошащееся и начал давить кованым каблуком волчье отродье, мягкие пищащие комки.
При этом воспоминании сержант невольно испытал гадливость и только сплюнул да пошел прочь, увлекая за собой отряд.
– Офицер! Офицер! – закричал Шредингер не своим голосом и подбежал к Гюнше. Приподняв его голову, он почувствовал, как что-то липкое и мокрое сочится ему на колени.
– Зачем? Зачем? Он ведь не хотел в вас стрелять! Он только хотел нас защитить! – с надрывом кричал он вслед солдатам, но они обратили на него внимания не больше, чем на лающую шавку.
В этот момент снаряд ухнул в укрытие, и Шредингера накрыло взрывной волной. Осколок вошел в его спину как нож. Он упал рядом с офицером, и на один-единственный, расцвеченный алой болью миг, ему показалось, что не то сполох снаряда, не то отблеск огня промелькнул живым рубиновым блеском на дне мертвых звериных глаз напротив, как моргает огонек невыключенного прибора.
Туман, серый и пахнущий гарью, плыл над павшим городом. Больное и тусклое весеннее солнце едва пробивалась сквозь пелену пожарной гари.
Офицер Гюнше, мотая головой, с трудом поднялся, покачиваясь, как смертельно уставшая лошадь, и заботливо отряхнул шинель. Недовольство промелькнуло на его лице, когда он поскреб грязным ногтем бурое пятно от капли, брызнувшей на ворот. Он поднял кепи в заскорузлых потеках собственной крови, решительно надвинул его на нос и оторвал нашивки. Его война была закончена. Шаркая ногами, он подошел к дымившейся воронке, на дне которой лежали обгоревшие, искореженные детские тела. Двоих разорвало на части, а третий – светлый и вихрастый – как сломанная кукла лежал в луже крови поодаль.
Офицер по фамилии Гюнше склонился над мальчиком и, открыв чемодан с маленьким крестом на боку, перелил черную жидкость в шприц. Когда по стальной игле черная жижа скользнула под уже холодную кожу Шредингера, гауптшурмфюрер замотал щуплое тельце в шинель и неверным шагом заковылял в туман, прижимая к груди свою ношу. Гюнше нужно было идти. Его ждал Док.

@темы: Hellsing, фанфики, битва