Он был благородным маньяком: никогда не насиловал женщин и детей...
Spielen im Gras
Автор:_Panzer__Magier
Бета: Reiny
Фендом: торибла
Рейтинг: R
Пейринг:Исаак/Катерина
Жанр:романтика
Размер: мини
Дисклаймер: Ці руки нічого не крали
читать дальше
Врачи были правы, – подумала Катерина, с удовольствием потягиваясь в кресле. – Мне просто необходимо было отдохнуть!
С веранды виллы было прекрасно видно голубеющие вдали горы, подножья которых были укутаны зелеными лесами, дремлющими в тумане. Как прекрасно иной раз оказаться подальше от людей, в таком уединенном месте, где можно спокойно предаться праздности: спать до полудня, усиленно лениться и ни о чем не думать. Наверное, счастье – это когда ничего не хочется?
Здесь, на вилле, затерянной в предгорьях Альп, кардинал чувствовала себя куда лучше: кашель её последнее время совсем перестал мучить, ушли головные боли и тревога, наверное, оттого, что рядом не было её подчинённых, вызывающих у герцогини Миланской все вышеупомянутые недуги (ну, кроме кашля). Сюда, в Швейцарию, кардинал взяла с собой только сестру Эстер. Конечно, девчонка – невыносимая трещотка, и иной раз утомляют бесконечные возгласы: «Ваше высокопреосвященство, ваше высокопреосвященство!», но, надо признать, она девушка добрая и всячески пытается угодить ей. А, кроме того, монахиня с удовольствием освободила кардинала Сфорцу от всевозможных домашних хлопот, взяв их на себя.
Катерина без увлечения почитывала бульварный роман в мягкой обложке, на которой был изображен пылкий султан с рожей хозяина овощного лотка и его прекрасная пленница, почему-то похожая на распатланного отца Найтроуда без очков, трагически угасающего от недоедания. Кардинал сердито отмахнулась от видения: не для того она ехала на отдых, чтобы думать о непутевом круснике.
– Ваше высокопреосвященство! – воскликнула запыхавшаяся Эстер. – Вы здесь? Вы не беспокоились? Я не хотела вас будить утром – вы так хорошо спали…
– Что случилось? – спросила Катерина, замечая пунцовый румянец, заливший лицо девушки.
– Случилось такое, такое... Я ходила за продуктами в деревню, зашла на ферму к старому Йозефу, а он говорит, что у него рыжая корова отелилась… и показал мне теленочка. А он такой миленький. У него такие красивые глазки и мокрый нос…
– Так что же произошло? – жестко перебила восторженный рассказ про коровьего отпрыска кардинал.
– Так вот, я попросила у Йозефа десятка два яиц, а он даже денег с меня не взял, я его поблагодарила и пошла, и когда шла по дороге возле оврага, встретила одного очень интересного господина. Он был таким галантным, помог мне донести корзины, а шли мы как раз мимо того ручья, где я вчера подвернула ногу. У меня и сегодня нога немного побаливает, но жена Йозефа посоветовала мне натереть её мазью, она мне рецепт дала, а я записала: она ей очень помогла прошлой весной, когда её схватил такой радикулит, что она разогнуться не могла…
– Да что за господин-то? – снова нетерпеливо перебила её Катерина, не испытывая ни малейшего сочувствия к всяческим хворям простых смертных.
– Ой, он такой воспитанный! Он сам мне предложил помощь, хотя корзины были не очень тяжелыми. Там у меня было еще масло – Ирма уговорила меня взять сливочного, потому что оно очень свежее, она сама его прекрасно делает, потому что ей от матери достался секрет…
– Так что господин? – вздохнула кардинал, убедившись, что без подробностей рассказ никак не обойдется, и чтоб, в конце концов, узнать, что же произошло, придётся выслушать все от начала и до конца со всеми лирическими отступлениями. Она чувствовала себя человеком, обречено стоящим под ливнем в поле и изо всех сил надеющимся на его окончание.
– Он руку мне поцеловал на прощанье, – хихикнула монахиня и зарделась, аки маков цвет.
– А каков он из себя? – улыбнулась девушке Сфорца.
– Высокий такой, красивый. Одетый чисто. Волосы длиннющие, сам бледный такой, а глаза черные-пречерные, как угли. Я его сначала испугалась, но он так вежливо со мной говорил…
– Любопытно было бы его увидеть, – наморщила лоб кардинал. Почему-то ей показалось, что подобное описание она уже от кого-то слышала.
– А что тут мудреного, ваше высокопреосвященство? – засмеялась Эстер, и её синие глаза озорно блеснули. – Он живет в двух милях от нас, в старом замке: он сам сказал. Вот возьмите и пойдите гулять в ту сторону. Господин упоминал, что частенько там охотится поутру. Хотя, сдается мне, он вовсе не поклонник охоты: просто себе прогуливается с ружьем – оно-то у него не заряжено. Наденьте, что полегче, и ступайте с Богом. Авось доктора и встретите.
– Какого доктора?
– Ну, доктора Батлера. Так его зовут.
– Батлер… – задумчиво произнесла Катерина, накручивая на палец золотой локон. – Что-то определенно знакомое…
Женщины заговорщицки переглянулись и громко, по-ребячьи прыснули со смеху.
На следующее утро Катерина заплела роскошную гриву в косу и, надев простенькое белое платье, вышла, вздрогнув от прохлады. Босые ноги её ступали по мокрой от росы траве, приминая луговые цветы. Еще нежаркое солнце согревало бледную, полупрозрачную кожу, и кардинал радовалась, как ребенок, ветру в молодой листве и пению непуганых птиц. Она шла вдоль чистого ручья, прижимая к груди влажный и остро пахнущий букет, и что-то напевала под нос, когда к ней метнулась из кустов огромная белая собака. Пес залаял, обнажив длинные желтые клыки.
Катерина полунаигранно ойкнула.
– Не бойтесь, фройляйн, – раздался мягкий низкий голос. Из зарослей орешника показался мужчина: его темные волосы спускались едва не до колен, он и вправду был высок и черноглаз, как и говорила сестра Эстер. Катерине этот человек был знаком, только теперь вместо орденского мундира на нем была мятая рубашка с жилеткой и темные брюки, заправленные в высокие сапоги. Сфорца про себя ухмыльнулась: розенкрейцер не признал в ней свою несостоявшуюся жертву – кардинала.
– Моя собака не кусается, – сказал фон Кемпфер, разглядывая незнакомую девушку в простеньком светлом платьице. Кардинал притворилась застенчивой и испуганной:
– Я вообще-то не боюсь собак. Но ваш пес такой… большой…
Кемпфер взял Гудериана за ошейник и пристально глянул на Сфорцу: солнце обрисовывало сквозь тонкую ткань стройные ноги и контуры изящно сложенного тела. Красивое лицо женщины было расцвечено слабым румянцем, а светлые глаза влажно блестели из-под длинных ресниц. Панцермагиру она показалась удивительно прекрасной, сияющей золотом и белизной, озаренной чистым и тихим светом, как ангел с фресок периода Ренессанса.
– Я провожу вас, фройляйн, если вы мне позволите, – сказал он. – Откуда вы?
– С виллы Вальдхуттен. Я приехала сюда на отдых по настоянию доктора. Мне сказали, что здешний климат будет мне полезен. У меня, знаете ли, слабые легкие, – обрывая лепестки цветов, небрежно сказала Катерина, исподтишка бросая лукавые взгляды на розенкрейцера.
«Не узнал… Ну, что ж. Тем лучше».
– Я тоже тут на отдыхе… в некотором роде, – хмыкнул Кемпфер. – Работа у меня напряженная, так что…
Маг поменял диспозицию – при определенном угле зрения сквозь платье проглядывали очертания кружевного белья.
– Кстати, я так вам и не представился: доктор Батлер. Панцермагир приложил руку к тому месту, где у обыкновенных людей находится сердце, и изящно поклонился:
– Но лучше, фройляйн, называйте меня Исаак.
Женщина лукаво улыбнулась ему самым краешком тонких губ.
Они шли через перелесок, и панцермагир смотрел на её босые белые ноги, мягко ступавшие по земле, как будто едва касаясь её. Тяжелая золотая коса, падающая на грудь, мерно покачивалась при каждом движении, и выбившиеся из неё тонкие, чуть вьющиеся пряди путал ветер.
– Это ваш дом, фройляйн?
– Да, большое спасибо, что меня провели, – сказала кардинал и собралась идти, но Исаак удержал её за руку:
– Как ваше имя?
– Като, – тихо сказала она, делая ударение на второй слог на французский манер. Так её называла в детстве мать.
– Возможно, я как-то загляну к вам гости, Като. У меня тут чертовски мало развлечений.
– Ну, – прикусила губу Катерина. – Являться запросто в дом, где только две незамужние дамы, не очень-то вам и прилично.
– А, стало быть, это ваша подруга – такая рыжеволосая девушка. Она мне показалась, – задумался маг, подбирая слово помягче и попечатней (а зная, насколько сильно могла за невероятно малую величину времени допечь и совершенно дезориентировать собеседника сестра Эстер, мы можем понять замешательство такого начитанного человека как герр Кемпфер), – несколько словоохотливой, что ли… И откуда такое недоверие, Като?
– Я вас недостаточно знаю.
– А кто вам мешает узнать меня немножко ближе? – вкрадчиво спросил Исаак, щуря черные, длинные, как у египетской статуи, глаза. – Приходите сюда завтра в это же время.
Женщина потупилась и принялась теребить букет, исподлобья бросая нерешительный и одновременно насмешливый взгляд.
– Молчите? Значит, соглашаетесь, – ухмыльнулся маг. – А не обманете меня, Като?
– Не обману, – улыбнулась она и, помахав ему растрепанным пучком цветов, побежала к крыльцу, подобрав подол белого платья.
Панцермагир глянул вслед удалявшейся девушке, закурил и обратился к собаке:
– Правда, красивая фройляйн, Гудериан?
– Да, – ответил пес, превратившись в молодого светловолосого мужчину с длинным, прикрытым челкой, лицом. – Очень. Правда, я здорово её напугал? – Оборотень коротко хохотнул и вполне серьезно добавил: – Но больше я на неё не буду лаять.
Потом Исаак неотступно думал о юной фройляйн. Её лицо показалось ему знакомым: и эти глубокие светлые глаза, и непокорные золотые волосы. И мысли эти неотступно преследовали магира, и образ её не давал покоя ни сердцу, ни телу, пока он вновь не увидел Като: она шла к нему через луг – босая, озаренная тихим светом.
Изо дня в день всё это казалось каким-то сном, приснившимся ему, сморенному горячим полуденным солнцем в высокой траве. И когда Исааку казалось, что он просыпается, – наваждение всё равно не уходило. Оно лежало у него на груди с опустошенными и чужими глазами.
– Като?
– Ничего не говори, – с ожесточением шептала Катерина, натягивая платье на тонкие плечи.
И в эти мгновения он думал, что сойдет с ума от холодной боли в её глазах. И откуда только она бралась…
Катерина шла, не разбирая, дороги, пьяная от отчаянного своего нелепого счастья. Кардинал дивилась, как быстро летели эти мгновения, оставляя по себе лишь горький привкус чужой слюны во рту. Изо дня в день, изо дня в день – безумие, страх даже подумать о том, что череде этих дней когда-то наступит конец.
Придя на виллу, она обнаружила, задремавшего было в кресле у камина, профессора Вордсворта в пропыленном плаще и сестру Эстер, вступившую в схватку не на жизнь, а на смерть с почти собранным чемоданом Катерины, никак не желавшим принять в свое чрево даже самые необходимые вещи, которые туда категорически не влазили.
– Нам необходимо провести переговоры с Орденом, – сказал профессор, устало потирая виски, словно от невыносимой головной боли. – Нужно немедля ехать в Вену.
*****
Кардинал Сфорца… Вся в ослепительном блеске пышного облачения, тяжелого, как броня, сверкающая золотым шитьем и каскадом золотых локонов, завитых так тщательно, что они напоминали медные спирали. Она показалась Исааку надменным идолом, презрительно ухмыляющимся сквозь дым курений. Казалось, она пахла удушающим ладаном и мшистым сырым запахом старого камня, коим пахнут древние соборы и памятники. Её красивое, капризное лицо было так сильно накрашено и набелено (вероятно, чтоб скрыть следы точившей её болезни), что казалось, на нем проступят трещины, как на постоянно реставрируемых фресках. Монокль казался прицелом, через который его сверлил холодный голубой глаз. Она была сияюща и опасна, как клинок. И от неё не пахло согретым солнцем лугом и дикими цветами.
*****
– Где вы были всё это время, Исаак? – пробормотала в накрахмаленную манишку панцермагира Катерина, прижатая к груди тонкой рукой, еще трепещущая от неуверенности: а что если он её раскусил? Но, к её удивлению, маг был безмятежен, как море в штиль.
– Ездил в Вену по делам, – нараспев произнес фон Кемпфер. – Для разговора с одной весьма заносчивой особой.
– Вот как? – притворно нахмурилась она, тая улыбку в светлых глазах.
– Ревнуешь, Като? И какое же внутреннее чутье подсказало тебе, что это женщина?
Сфорца насмешливо фыркнула, сбрасывая с плеча руку панцермагира.
– Куда этому католическому идолу до моей Като, – иронично шепнул Исаак, прижимая её к себе. Ветер опутал девушку черными волосами мага, струящимися по её шее и плечам, накрыл, словно птицу сетью. Луговые травы сплетались над ними, как будто росли для того, чтобы накрывать их с головой сухим шорохом и запахом, странным и терпким.
Они лежали и глядели в небо. Черные глаза Исаака немигающе смотрели на само солнце, и даже его луч не мог проникнуть в глубины неподвижных, пустых зрачков. Он не мог отнять рук от своей Като, словно околдованный небывалой гладкостью кожи, не мог оторваться от её волос, пахнувших свежескошенной смятою травой, коловшей кожу.
– Я завтра уезжаю...
Кемпфер с минуту молча глядел на её отрешенное лицо.
– Что будет с нами, Като? – глухим, изменившимся голосом спросил Исаак. – Като?!
Но кардинал как будто не слышала его, отрешенно глядя в небо.
– Като! – с болью и отчаяньем воскликнул он.
– Не знаю…
– Я обещаю выполнить, всё, что ты пожелаешь, только… – прошептал панцермагир, и темным зельем закипела безысходная, отчаянная чернота в его глазах. Луг пах затаенной полынной горечью.
– Обещай меня никогда не искать, – сказала она, и даже проницательный маг не мог прочитать того, что он увидел на дне светлых и чистых глаз. Но от того, что он увидел, будто что-то разорвалось внутри со звоном, скрежетом, и нахлынувшим мгновенно ощущением смертельной пустоты. Разрублен кармический гордиев узел, вязавший души судьбы и тела. Будущее и прошлое. Где-то под сердцем стало сыро и холодно, словно из чего-то лопнувшего в груди сочилась ледяная задохнувшаяся вода, студеная вода вместо крови выпитой ею. И в непроглядном мраке его души погас её единственный светоч, как догоревшая спичка в темной комнате, оставив только горький запах сгоревших листьев травы.
*****
Среди ночи её разбудил шум и тот факт, что кто-то тряс её за плечо:
– Ваше высокопреосвященство! Катерина! Проснитесь! – сказал кто-то голосом профессора Вордсворта.
– А? М-м-м? – пробормотала кардинал. Ей снилось что-то приятное и безмятежное: лес и ручей; чистый воздух, распирающий грудь; тени гор на голубом небе; ей снились чьи-то черные глаза и белая собака; сырой от росы луг.
Она вздохнула, проснувшись в своей душной римской спальне.
– Ваше высокопреосвященство! – не унимался голос. – Трес задержал террориста. Мы предполагаем, что он явился, чтобы убить вас.
Кардиналу Сфорца не надо было повторять дважды – она моментально набросила поверх ночной сорочки какой-то халат и последовала за профессором.
– Здесь он вырезал стекло, чтоб отключить сигнализацию. Неизвестно каким образом, но камеры наблюдения его не зафиксировали, – хмыкнул Вордсворт. – Взрывное устройство удалось обезвредить, хотя террорист успел его запустить, когда Трес его обнаружил. Он попытался скрыться. Стрелок всадил в него восемь пуль, но покушавшийся еще жив, и, возможно, мы сможем его допросить.
Еле протиснувшись через толпу, набившуюся в её кабинет, кардинал строго глянула на собравшихся здесь подчиненных, одетых впопыхах:
– Идите спать – мне ничего уже не угрожает.
Катерина с сожалением отметила, что кабинет выглядит так, будто по нему прошелся ураган, вырвавший с корнем всю мебель и разворотивший стол. Сейф был вскрыт. Залитые кровью бумаги палыми листьями валялись на ковре, и их нещадно топтали ногами спешно прибывшие медики, выносившие на носилках пресловутого террориста.
– А вот и он, голубчик! – проворчал Вордсворт. – Сам Кемпфер собственной персоной. Живой еще, – отметил он без тени жалости к бывшему соученику.
Катерина вздрогнула. Он лежал на носилках, словно истерзанный труп в гробу, остро очерченное лицо его казалось мертвенно бледным под кислородной маской. Вместо груди у мага было маслянисто блестящее, клокочущее кровавое месиво в клочьях обожженной ткани.
Черные, подернутые дымкой, глаза остановились на ней: растрепанная, едва одетая, в одной белой сорочке, сбившиеся волосы заплетены в неопрятную косу. Ступни были перепачканы кровью – она не заметила солоно пахнущей, поблескивающей в ярком искусственном свете лужи, растекшейся по ковру. Ноги её были влажными, словно она шла к нему через росистый луг, босая и озаренная солнцем.
– Исаак… – одними губами произнесла Сфорца.
– Като… – прошептал маг, не сводя с нее несфокусированных тускнеющих глаз. – Като?
Катерина побледнела, как полотно, судорожно сжав в кулак протянутую было к нему руку.
Медики ловко подхватили носилки и двинулись дальше по коридору. Панцермагир сорвал проклятую маску с лица и прокричал:
– Като!
Катерина закрыла ладонями лицо. Она была готова умереть, чтобы не слышать затихающего в отдалении сиплого крика, исторгаемого из последних сил. Но больше смерти боялась выдать себя.
– Като!!!
С каким наслаждением Сфорца упала бы на колени и зарыдала, закричала бы во весь голос, завыла, как раненный зверь, вырывая собственные волосы. Как опрометью бросилась бы к нему, за ним, куда угодно, хоть в преисподнюю. Но кардинал стояла недвижно, с застывшим, ничего не выражающим лицом, белая, как статуя.
– Вам плохо, ваше высокопреосвященство? – обеспокоено спросил Авель.
– Нет, – её глаза блеснули непреклонностью стали. – Не беспокойтесь: всё в порядке, отец Найтроуд, – спокойно сказала Катерина. – Боже! Во что превратили мой кабинет!
Автор:_Panzer__Magier
Бета: Reiny
Фендом: торибла
Рейтинг: R
Пейринг:Исаак/Катерина
Жанр:романтика
Размер: мини
Дисклаймер: Ці руки нічого не крали
читать дальше
Врачи были правы, – подумала Катерина, с удовольствием потягиваясь в кресле. – Мне просто необходимо было отдохнуть!
С веранды виллы было прекрасно видно голубеющие вдали горы, подножья которых были укутаны зелеными лесами, дремлющими в тумане. Как прекрасно иной раз оказаться подальше от людей, в таком уединенном месте, где можно спокойно предаться праздности: спать до полудня, усиленно лениться и ни о чем не думать. Наверное, счастье – это когда ничего не хочется?
Здесь, на вилле, затерянной в предгорьях Альп, кардинал чувствовала себя куда лучше: кашель её последнее время совсем перестал мучить, ушли головные боли и тревога, наверное, оттого, что рядом не было её подчинённых, вызывающих у герцогини Миланской все вышеупомянутые недуги (ну, кроме кашля). Сюда, в Швейцарию, кардинал взяла с собой только сестру Эстер. Конечно, девчонка – невыносимая трещотка, и иной раз утомляют бесконечные возгласы: «Ваше высокопреосвященство, ваше высокопреосвященство!», но, надо признать, она девушка добрая и всячески пытается угодить ей. А, кроме того, монахиня с удовольствием освободила кардинала Сфорцу от всевозможных домашних хлопот, взяв их на себя.
Катерина без увлечения почитывала бульварный роман в мягкой обложке, на которой был изображен пылкий султан с рожей хозяина овощного лотка и его прекрасная пленница, почему-то похожая на распатланного отца Найтроуда без очков, трагически угасающего от недоедания. Кардинал сердито отмахнулась от видения: не для того она ехала на отдых, чтобы думать о непутевом круснике.
– Ваше высокопреосвященство! – воскликнула запыхавшаяся Эстер. – Вы здесь? Вы не беспокоились? Я не хотела вас будить утром – вы так хорошо спали…
– Что случилось? – спросила Катерина, замечая пунцовый румянец, заливший лицо девушки.
– Случилось такое, такое... Я ходила за продуктами в деревню, зашла на ферму к старому Йозефу, а он говорит, что у него рыжая корова отелилась… и показал мне теленочка. А он такой миленький. У него такие красивые глазки и мокрый нос…
– Так что же произошло? – жестко перебила восторженный рассказ про коровьего отпрыска кардинал.
– Так вот, я попросила у Йозефа десятка два яиц, а он даже денег с меня не взял, я его поблагодарила и пошла, и когда шла по дороге возле оврага, встретила одного очень интересного господина. Он был таким галантным, помог мне донести корзины, а шли мы как раз мимо того ручья, где я вчера подвернула ногу. У меня и сегодня нога немного побаливает, но жена Йозефа посоветовала мне натереть её мазью, она мне рецепт дала, а я записала: она ей очень помогла прошлой весной, когда её схватил такой радикулит, что она разогнуться не могла…
– Да что за господин-то? – снова нетерпеливо перебила её Катерина, не испытывая ни малейшего сочувствия к всяческим хворям простых смертных.
– Ой, он такой воспитанный! Он сам мне предложил помощь, хотя корзины были не очень тяжелыми. Там у меня было еще масло – Ирма уговорила меня взять сливочного, потому что оно очень свежее, она сама его прекрасно делает, потому что ей от матери достался секрет…
– Так что господин? – вздохнула кардинал, убедившись, что без подробностей рассказ никак не обойдется, и чтоб, в конце концов, узнать, что же произошло, придётся выслушать все от начала и до конца со всеми лирическими отступлениями. Она чувствовала себя человеком, обречено стоящим под ливнем в поле и изо всех сил надеющимся на его окончание.
– Он руку мне поцеловал на прощанье, – хихикнула монахиня и зарделась, аки маков цвет.
– А каков он из себя? – улыбнулась девушке Сфорца.
– Высокий такой, красивый. Одетый чисто. Волосы длиннющие, сам бледный такой, а глаза черные-пречерные, как угли. Я его сначала испугалась, но он так вежливо со мной говорил…
– Любопытно было бы его увидеть, – наморщила лоб кардинал. Почему-то ей показалось, что подобное описание она уже от кого-то слышала.
– А что тут мудреного, ваше высокопреосвященство? – засмеялась Эстер, и её синие глаза озорно блеснули. – Он живет в двух милях от нас, в старом замке: он сам сказал. Вот возьмите и пойдите гулять в ту сторону. Господин упоминал, что частенько там охотится поутру. Хотя, сдается мне, он вовсе не поклонник охоты: просто себе прогуливается с ружьем – оно-то у него не заряжено. Наденьте, что полегче, и ступайте с Богом. Авось доктора и встретите.
– Какого доктора?
– Ну, доктора Батлера. Так его зовут.
– Батлер… – задумчиво произнесла Катерина, накручивая на палец золотой локон. – Что-то определенно знакомое…
Женщины заговорщицки переглянулись и громко, по-ребячьи прыснули со смеху.
На следующее утро Катерина заплела роскошную гриву в косу и, надев простенькое белое платье, вышла, вздрогнув от прохлады. Босые ноги её ступали по мокрой от росы траве, приминая луговые цветы. Еще нежаркое солнце согревало бледную, полупрозрачную кожу, и кардинал радовалась, как ребенок, ветру в молодой листве и пению непуганых птиц. Она шла вдоль чистого ручья, прижимая к груди влажный и остро пахнущий букет, и что-то напевала под нос, когда к ней метнулась из кустов огромная белая собака. Пес залаял, обнажив длинные желтые клыки.
Катерина полунаигранно ойкнула.
– Не бойтесь, фройляйн, – раздался мягкий низкий голос. Из зарослей орешника показался мужчина: его темные волосы спускались едва не до колен, он и вправду был высок и черноглаз, как и говорила сестра Эстер. Катерине этот человек был знаком, только теперь вместо орденского мундира на нем была мятая рубашка с жилеткой и темные брюки, заправленные в высокие сапоги. Сфорца про себя ухмыльнулась: розенкрейцер не признал в ней свою несостоявшуюся жертву – кардинала.
– Моя собака не кусается, – сказал фон Кемпфер, разглядывая незнакомую девушку в простеньком светлом платьице. Кардинал притворилась застенчивой и испуганной:
– Я вообще-то не боюсь собак. Но ваш пес такой… большой…
Кемпфер взял Гудериана за ошейник и пристально глянул на Сфорцу: солнце обрисовывало сквозь тонкую ткань стройные ноги и контуры изящно сложенного тела. Красивое лицо женщины было расцвечено слабым румянцем, а светлые глаза влажно блестели из-под длинных ресниц. Панцермагиру она показалась удивительно прекрасной, сияющей золотом и белизной, озаренной чистым и тихим светом, как ангел с фресок периода Ренессанса.
– Я провожу вас, фройляйн, если вы мне позволите, – сказал он. – Откуда вы?
– С виллы Вальдхуттен. Я приехала сюда на отдых по настоянию доктора. Мне сказали, что здешний климат будет мне полезен. У меня, знаете ли, слабые легкие, – обрывая лепестки цветов, небрежно сказала Катерина, исподтишка бросая лукавые взгляды на розенкрейцера.
«Не узнал… Ну, что ж. Тем лучше».
– Я тоже тут на отдыхе… в некотором роде, – хмыкнул Кемпфер. – Работа у меня напряженная, так что…
Маг поменял диспозицию – при определенном угле зрения сквозь платье проглядывали очертания кружевного белья.
– Кстати, я так вам и не представился: доктор Батлер. Панцермагир приложил руку к тому месту, где у обыкновенных людей находится сердце, и изящно поклонился:
– Но лучше, фройляйн, называйте меня Исаак.
Женщина лукаво улыбнулась ему самым краешком тонких губ.
Они шли через перелесок, и панцермагир смотрел на её босые белые ноги, мягко ступавшие по земле, как будто едва касаясь её. Тяжелая золотая коса, падающая на грудь, мерно покачивалась при каждом движении, и выбившиеся из неё тонкие, чуть вьющиеся пряди путал ветер.
– Это ваш дом, фройляйн?
– Да, большое спасибо, что меня провели, – сказала кардинал и собралась идти, но Исаак удержал её за руку:
– Как ваше имя?
– Като, – тихо сказала она, делая ударение на второй слог на французский манер. Так её называла в детстве мать.
– Возможно, я как-то загляну к вам гости, Като. У меня тут чертовски мало развлечений.
– Ну, – прикусила губу Катерина. – Являться запросто в дом, где только две незамужние дамы, не очень-то вам и прилично.
– А, стало быть, это ваша подруга – такая рыжеволосая девушка. Она мне показалась, – задумался маг, подбирая слово помягче и попечатней (а зная, насколько сильно могла за невероятно малую величину времени допечь и совершенно дезориентировать собеседника сестра Эстер, мы можем понять замешательство такого начитанного человека как герр Кемпфер), – несколько словоохотливой, что ли… И откуда такое недоверие, Като?
– Я вас недостаточно знаю.
– А кто вам мешает узнать меня немножко ближе? – вкрадчиво спросил Исаак, щуря черные, длинные, как у египетской статуи, глаза. – Приходите сюда завтра в это же время.
Женщина потупилась и принялась теребить букет, исподлобья бросая нерешительный и одновременно насмешливый взгляд.
– Молчите? Значит, соглашаетесь, – ухмыльнулся маг. – А не обманете меня, Като?
– Не обману, – улыбнулась она и, помахав ему растрепанным пучком цветов, побежала к крыльцу, подобрав подол белого платья.
Панцермагир глянул вслед удалявшейся девушке, закурил и обратился к собаке:
– Правда, красивая фройляйн, Гудериан?
– Да, – ответил пес, превратившись в молодого светловолосого мужчину с длинным, прикрытым челкой, лицом. – Очень. Правда, я здорово её напугал? – Оборотень коротко хохотнул и вполне серьезно добавил: – Но больше я на неё не буду лаять.
Потом Исаак неотступно думал о юной фройляйн. Её лицо показалось ему знакомым: и эти глубокие светлые глаза, и непокорные золотые волосы. И мысли эти неотступно преследовали магира, и образ её не давал покоя ни сердцу, ни телу, пока он вновь не увидел Като: она шла к нему через луг – босая, озаренная тихим светом.
Изо дня в день всё это казалось каким-то сном, приснившимся ему, сморенному горячим полуденным солнцем в высокой траве. И когда Исааку казалось, что он просыпается, – наваждение всё равно не уходило. Оно лежало у него на груди с опустошенными и чужими глазами.
– Като?
– Ничего не говори, – с ожесточением шептала Катерина, натягивая платье на тонкие плечи.
И в эти мгновения он думал, что сойдет с ума от холодной боли в её глазах. И откуда только она бралась…
Катерина шла, не разбирая, дороги, пьяная от отчаянного своего нелепого счастья. Кардинал дивилась, как быстро летели эти мгновения, оставляя по себе лишь горький привкус чужой слюны во рту. Изо дня в день, изо дня в день – безумие, страх даже подумать о том, что череде этих дней когда-то наступит конец.
Придя на виллу, она обнаружила, задремавшего было в кресле у камина, профессора Вордсворта в пропыленном плаще и сестру Эстер, вступившую в схватку не на жизнь, а на смерть с почти собранным чемоданом Катерины, никак не желавшим принять в свое чрево даже самые необходимые вещи, которые туда категорически не влазили.
– Нам необходимо провести переговоры с Орденом, – сказал профессор, устало потирая виски, словно от невыносимой головной боли. – Нужно немедля ехать в Вену.
*****
Кардинал Сфорца… Вся в ослепительном блеске пышного облачения, тяжелого, как броня, сверкающая золотым шитьем и каскадом золотых локонов, завитых так тщательно, что они напоминали медные спирали. Она показалась Исааку надменным идолом, презрительно ухмыляющимся сквозь дым курений. Казалось, она пахла удушающим ладаном и мшистым сырым запахом старого камня, коим пахнут древние соборы и памятники. Её красивое, капризное лицо было так сильно накрашено и набелено (вероятно, чтоб скрыть следы точившей её болезни), что казалось, на нем проступят трещины, как на постоянно реставрируемых фресках. Монокль казался прицелом, через который его сверлил холодный голубой глаз. Она была сияюща и опасна, как клинок. И от неё не пахло согретым солнцем лугом и дикими цветами.
*****
– Где вы были всё это время, Исаак? – пробормотала в накрахмаленную манишку панцермагира Катерина, прижатая к груди тонкой рукой, еще трепещущая от неуверенности: а что если он её раскусил? Но, к её удивлению, маг был безмятежен, как море в штиль.
– Ездил в Вену по делам, – нараспев произнес фон Кемпфер. – Для разговора с одной весьма заносчивой особой.
– Вот как? – притворно нахмурилась она, тая улыбку в светлых глазах.
– Ревнуешь, Като? И какое же внутреннее чутье подсказало тебе, что это женщина?
Сфорца насмешливо фыркнула, сбрасывая с плеча руку панцермагира.
– Куда этому католическому идолу до моей Като, – иронично шепнул Исаак, прижимая её к себе. Ветер опутал девушку черными волосами мага, струящимися по её шее и плечам, накрыл, словно птицу сетью. Луговые травы сплетались над ними, как будто росли для того, чтобы накрывать их с головой сухим шорохом и запахом, странным и терпким.
Они лежали и глядели в небо. Черные глаза Исаака немигающе смотрели на само солнце, и даже его луч не мог проникнуть в глубины неподвижных, пустых зрачков. Он не мог отнять рук от своей Като, словно околдованный небывалой гладкостью кожи, не мог оторваться от её волос, пахнувших свежескошенной смятою травой, коловшей кожу.
– Я завтра уезжаю...
Кемпфер с минуту молча глядел на её отрешенное лицо.
– Что будет с нами, Като? – глухим, изменившимся голосом спросил Исаак. – Като?!
Но кардинал как будто не слышала его, отрешенно глядя в небо.
– Като! – с болью и отчаяньем воскликнул он.
– Не знаю…
– Я обещаю выполнить, всё, что ты пожелаешь, только… – прошептал панцермагир, и темным зельем закипела безысходная, отчаянная чернота в его глазах. Луг пах затаенной полынной горечью.
– Обещай меня никогда не искать, – сказала она, и даже проницательный маг не мог прочитать того, что он увидел на дне светлых и чистых глаз. Но от того, что он увидел, будто что-то разорвалось внутри со звоном, скрежетом, и нахлынувшим мгновенно ощущением смертельной пустоты. Разрублен кармический гордиев узел, вязавший души судьбы и тела. Будущее и прошлое. Где-то под сердцем стало сыро и холодно, словно из чего-то лопнувшего в груди сочилась ледяная задохнувшаяся вода, студеная вода вместо крови выпитой ею. И в непроглядном мраке его души погас её единственный светоч, как догоревшая спичка в темной комнате, оставив только горький запах сгоревших листьев травы.
*****
Среди ночи её разбудил шум и тот факт, что кто-то тряс её за плечо:
– Ваше высокопреосвященство! Катерина! Проснитесь! – сказал кто-то голосом профессора Вордсворта.
– А? М-м-м? – пробормотала кардинал. Ей снилось что-то приятное и безмятежное: лес и ручей; чистый воздух, распирающий грудь; тени гор на голубом небе; ей снились чьи-то черные глаза и белая собака; сырой от росы луг.
Она вздохнула, проснувшись в своей душной римской спальне.
– Ваше высокопреосвященство! – не унимался голос. – Трес задержал террориста. Мы предполагаем, что он явился, чтобы убить вас.
Кардиналу Сфорца не надо было повторять дважды – она моментально набросила поверх ночной сорочки какой-то халат и последовала за профессором.
– Здесь он вырезал стекло, чтоб отключить сигнализацию. Неизвестно каким образом, но камеры наблюдения его не зафиксировали, – хмыкнул Вордсворт. – Взрывное устройство удалось обезвредить, хотя террорист успел его запустить, когда Трес его обнаружил. Он попытался скрыться. Стрелок всадил в него восемь пуль, но покушавшийся еще жив, и, возможно, мы сможем его допросить.
Еле протиснувшись через толпу, набившуюся в её кабинет, кардинал строго глянула на собравшихся здесь подчиненных, одетых впопыхах:
– Идите спать – мне ничего уже не угрожает.
Катерина с сожалением отметила, что кабинет выглядит так, будто по нему прошелся ураган, вырвавший с корнем всю мебель и разворотивший стол. Сейф был вскрыт. Залитые кровью бумаги палыми листьями валялись на ковре, и их нещадно топтали ногами спешно прибывшие медики, выносившие на носилках пресловутого террориста.
– А вот и он, голубчик! – проворчал Вордсворт. – Сам Кемпфер собственной персоной. Живой еще, – отметил он без тени жалости к бывшему соученику.
Катерина вздрогнула. Он лежал на носилках, словно истерзанный труп в гробу, остро очерченное лицо его казалось мертвенно бледным под кислородной маской. Вместо груди у мага было маслянисто блестящее, клокочущее кровавое месиво в клочьях обожженной ткани.
Черные, подернутые дымкой, глаза остановились на ней: растрепанная, едва одетая, в одной белой сорочке, сбившиеся волосы заплетены в неопрятную косу. Ступни были перепачканы кровью – она не заметила солоно пахнущей, поблескивающей в ярком искусственном свете лужи, растекшейся по ковру. Ноги её были влажными, словно она шла к нему через росистый луг, босая и озаренная солнцем.
– Исаак… – одними губами произнесла Сфорца.
– Като… – прошептал маг, не сводя с нее несфокусированных тускнеющих глаз. – Като?
Катерина побледнела, как полотно, судорожно сжав в кулак протянутую было к нему руку.
Медики ловко подхватили носилки и двинулись дальше по коридору. Панцермагир сорвал проклятую маску с лица и прокричал:
– Като!
Катерина закрыла ладонями лицо. Она была готова умереть, чтобы не слышать затихающего в отдалении сиплого крика, исторгаемого из последних сил. Но больше смерти боялась выдать себя.
– Като!!!
С каким наслаждением Сфорца упала бы на колени и зарыдала, закричала бы во весь голос, завыла, как раненный зверь, вырывая собственные волосы. Как опрометью бросилась бы к нему, за ним, куда угодно, хоть в преисподнюю. Но кардинал стояла недвижно, с застывшим, ничего не выражающим лицом, белая, как статуя.
– Вам плохо, ваше высокопреосвященство? – обеспокоено спросил Авель.
– Нет, – её глаза блеснули непреклонностью стали. – Не беспокойтесь: всё в порядке, отец Найтроуд, – спокойно сказала Катерина. – Боже! Во что превратили мой кабинет!
@темы: словоблудие, Trinity Blood, фанфики, бедная, бедная торибла!
-
-
27.10.2011 в 20:27проще говоря все-
-
27.10.2011 в 21:10Да вот хотел отправить сие на конкурс, а сам не удосужился внимательно прочитать условия: до 3000 знаков. Знаков, не СЛОВ! Как говаривал мой декан "шо це за верета?" , словом "верета" ( то есть охапка) он клеймил непомерно длинные статьи и рефераты. Ну, а из песни слов не выкинешь... Пусть фик теперича тут валяется. В 3000 знаков с моей-то велеречивостью я не то, что не смогу уложить хоть одну законченную мысль, но даже сформулировать желание идти к холодильнику...
-
-
27.10.2011 в 21:16-
-
02.11.2011 в 01:32-
-
02.11.2011 в 13:58-
-
02.11.2011 в 16:45-
-
02.11.2011 в 17:30-
-
02.11.2011 в 17:50-
-
02.11.2011 в 17:52-
-
02.11.2011 в 18:00-
-
02.11.2011 в 18:06-
-
02.11.2011 в 18:11ПС Торибла и Вескер - connecting people
-
-
02.11.2011 в 18:19-
-
02.11.2011 в 18:26-
-
02.11.2011 в 18:35-
-
02.11.2011 в 18:39