Свежая пресса не может не радовать.
Средство от бессонницы, перевожу дословно: купите фольгу размером с вашу кровать и постелите под ней для изоляции от негативной энергетики геопатогенных зон

@темы: страх и ненависть в крыжополе

---

немного позитива

Броня крепка и танки наши быстры

@темы: животные

---

Вот незаметно подкрался деанон. Зимняя битва закончилась. Конечно я лентяй и сподвигся написать только одно миди, но, увы, с привыканием к своим новым рабочим обязанностям у меня не было так уж много времени на вольное творчество. Впредь обещаю ситуацию исправить.

	3 Level: Тексты
миди	«Солдаты его снов»

@темы: Hellsing, фанфики, битва

---

Еще меж тем забытое:
"Молчать обо всем"
Автор: собственно, я
Размер: мини, 1493 слова
Персонажи: Матвей/Катерина Категория: гет Жанр: PWP
Рейтинг: NC-21
Краткое содержание: Примечание: БДСМ
Двери скрипнули за ее спиной, как зло сомкнутые зубы, когда герцогиню Миланскую самым бесцеремонным образом втолкнули в камеру. В лицо ей ударил спертый, сырой запах склепа – тени старых мук и смертей, прячущихся по углам этого каменного мешка. - Добрый день, ваше высокопреосвященство, – прозвучал где-то рядом мягкий, почти ласковый голос. Инквизитор отделился от темной стены и, словно материализуясь из самого пропахшего мышами мрака, приблизился к Сфорце, неслышно ступая даже в подкованных хромовых сапогах. В полутьме он казался Катерине размытым красным пятном, и черный крест на его груди зиял зловещей сквозной дырой, как будто на сердце его лежала распятая тьма. - Очень рад вас видеть. Как жаль, что это происходит в подобных обстоятельствах, – покачал головой брат Матвей и притворно вздохнул, поглядывая на стоящую перед ним хрупкую блондинку в конвойных наручниках. За время ареста кардинал Сфорца заметно осунулась, но была столь же хороша собой, столь же красива этой светлой одухотворенной красотой, от которой было невозможно отвести глаз даже инквизитору. - Присаживайтесь, – махнул рукой испанец в сторону расшатанного табурета, рассеянно просматривая документы. -Ай-яй-яй, кардинал Сфорца, до чего же вы упрямы. Вы продолжаете отрицать свою вину. А ведь измена – это серьезное преступление, ваше высокопреосвященство, – оскалил он белые, мелкие, словно у кошки, зубы. - Государственная измена. Раньше за такое рубили голову, но разве это кара? Долго ли умеючи р-раз, – провел он ногтем по белой шее. – И все. За измену стоит колесовать и четвертовать. Но чтоб вас казнить, мне необходимо признание. Но, увы и ах, вы мне его дать отказываетесь в который раз. - Я не знаю, что с вами сделаю, – тихо прошептал испанец ей на ухо. - Я выжег бы эти глаза, полные самоуверенной гордыни. А эти ручки, что так мастерски подписывали бумаги, надо бы зажать в тиски… – хохотнул он, сжав стальной хваткой и медленно выкручивая руку. - Маленькие хрупкие ручки, неправедно правившие. Их нужно сжимать по чуть-чуть, до хруста, чтоб кровь потекла. У меня очень богатый опыт в этом деле. Еще до службы в инквизиции я хорошо умел вырывать ногти, ваше высокопреосвященство, – почти ласковым тоном сказал Матвей, скользя сухими, как в лихорадке, губами по тонким пальцам, таким беззащитным без девственно-белых перчаток. – Но я не буду этого делать. Пока что. Катерина едва сдержалась, чтоб не плюнуть в насмешливое смуглое лицо. Дьявол – слуга Господа, какая чудовищная ирония. Ну почему же ирония? Именно дьявол в своем темном и огненном пекле карает грешников по грехам их. Многие говорят, что он черен, глаза его страшны, а плоть – холодна как лед. Как ошибаются эти многие – плоть его была горяча, как и обычная человеческая, хотя это и был самый всамделишный дьявол, лукавый, жадный до чужих мук, масляно щурящий глаза. «Дьявол бродит, аки лев рыкающий» сказано в писании – неправда, не лев, - как кот в ожидании лакомого куска – вкрадчивый и ступающий мягко и неслышно, спрятав когти. - Вы у меня выложите все… - мурлыкал он. - Стоит мне только пожелать. «Мы, судья и заседатели, принимая во внимание результаты процесса, ведомого против тебя, такого-то, из такого-то города, такой-то епархии, пришли к заключению, после тщательного исследования всех пунктов, что ты в своих показаниях сбивчив, ибо ты говоришь, что произнёс такую-то угрозу, но не имел намерения поступать согласно ей. Имеются к тому же различные улики. Их достаточно для того, чтобы подвергнуть тебя допросу под пытками. Поэтому мы объявляем и постановляем, что ты должен быть пытаем сегодня же, в такие-то часы. Приговор произнесён» – Вот только жаль портить такую кожу, – проворчал инквизитор, стягивая запястья Сфорцы за спиной грубой веревкой, туго накладывая виток за витком, аккуратно, с предвкушением, словно готовя себе невиданное лакомство. Инквизитор два не облизывается в нетерпении, желая вкусить волнующего зрелища чужих мук. Кардинал бросила на него исподлобья полный презрения и ненависти взгляд. Матвей улыбнулся ей и крепко затянул узел, перебрасывая веревку через блок под потолком. «Если судья безуспешно ждал некоторое время признаний обвиняемой, которая была неоднократно увещеваема, то, имея уверенность в том, что обвиняемая продолжает запираться в правде, он приступает к умеренным пыткам, не прибегая к кровопролитию», - процитировал испанец излюбленное руководство, которое знал от корки до корки не хуже устава гарнизонной и караульной службы . - О, я кое-что забыл, – промурлыкал он и заголил ноги женщины, обвивая их веревкой, туго стягивая вместе тонкие щиколотки, обтягивая ею над коленями едва скрытое тонкой рубашкой тело, спускаясь снова вниз, привязывая свинцовый груз. Инквизитор испытывал почти какое-то животное наслаждение от того, как она трепещет в его руках, словно птица, пойманная в силки. Теперь эта гордая птица, летавшая высоко, сидит в его клетке, и в его власти обломать ее крылья. Он возложил руку на голову кардинала и произнес мягким своим голосом древнюю формулу: «Я заклинаю тебя горчайшими слезами, пролитыми нашим Спасителем и Господом Иисусом Христом на кресте для спасения мира. Я заклинаю тебя самыми горячими слезами преславной девы, его матери, пролитыми ею над его ранами в вечерний час, а также и всеми слезами, пролитыми здесь, на земле, всеми святыми и избранниками божьими, глаза которых бог отёр теперь от каждой слезы для того, чтобы ты, поскольку ты невиновна, пролила бы слёзы. Если же ты виновна, то слёз не лей. Во имя отца и сына и святого духа. Аминь». Поплевав на руки Матвей с ухмылкой потянул веревку. Связанные руки женщины поднимались все выше и выше, страшная боль в вывернутых плечах поднимала ее вверх, тянула под самый потолок и снова обрушивала вниз, на каменные плиты пола, вызывая в суставах новую волну нестерпимой муки. Груз, привязанный к ногам, раздирал щиколотки, распяливая тело, разрывая мышцы и связки. Тело выгибалось от напряжения, суставы трещали, и дикая боль пронзила ее. Казалось, еще немного – и сами ее кожа и нервы треснут, кровя от чудовищной раздирающей силы. Боль поглощала ее – она, казалось, стала живой, разумной, и терзала жертву, будто обучаясь этому заново, затрагивая все новые и новые сплетения нервов. Она переливалась и играла словно бриллиант, который бережно ограняет искусный в этом деле мастер – творец и зодчий в своем роде, возводящий целый храм боли на руинах изувеченного тела. Катерина молилась, чтоб сознание покинуло ее, чтобы не чуять невыносимых мук. Заметив, что глаза женщины закатываются под лоб, Матвей ухмыльнулся и окатил ее из ведра ледяной водой, приводя в чувство. - Эй, не так быстро, детка! – проворчал бывший наемник. Мокрая, она была еще соблазнительней: вытянутая как струна, беспомощная, с заведенными за спину тонкими руками, в облепивших тело одеждах. С растрепанных ее волос текла по лицу вода, как слезы, рисующие влажные дорожки. На нее невозможно было не залюбоваться. Матвей скрипнул зубами – уж больно хороша, и размахнулся злым быстрым движением. Свистнув в воздухе, ременная плеть обожгла кардинала болью, полосуя спину и ноги. Катерина дернулась, пытаясь уклониться от рассекающих кожу точных ударов. Сведя зубы он хлестал и хлестал ее, пока женщина не выбилась из сил в бесплодных попытках и почти затихла, смирившись с неизбежным. Боль становилась сладкой, тягучей. Сквозь разодранную рубашку стали проступать кровавые разводы. Она, переступив болевой порог и словно глядя на свое тело со стороны, отрешенно смотрела как на влажной белой ткани расцветают невиданные алые цветы, почти находясь не то в трансе, не то в умопомрачении за гранью физического существования. Наверное, так чувствовали себя христианские мученики, принимая долгую и мучительную кончину, при жизни воспарив над самим собой, словно на ангельских крыльях. - Вот черт! – побормотал Матвей и вынул нож из голенища. - Этак я ничего из нее не вытащу. Испанец одним махом обрезал спускающуюся с потолка веревку, и безвольное тело рухнуло ему под ноги. Лезвие зловеще блеснуло и с треском распороло тонкую ткань, приятно холодя израненную кожу. Жадно горящим глазам инквизитора предстала вся прелесть женского тела. Испанец склонился над ней, наматывая на ладонь длинные влажные волосы. - Ты будешь говорить? – хмыкнул он и провел пальцем по приоткрытым губам кардинала. Его движения были нежны и ласковы, и тут с какой-то молниеносной ловкостью он ударил ее по лицу. Во рту тут же стало солоно от крови, и из уголка губ потекла тонкая красноватая струйка. Бывший наемник грубо потянул ее за волосы, поставил на колени, и немного подтянул к себе, обозначив вполне конкретное направление. - Давай, детка, и только попробуй укусить – я выбью все твои жемчужные зубки. Но прикосновения ее губ были грубы и неумелы, поэтому Матвей раздосадовано оттолкнул женщину, ткнув ее лицом в пол, еще выше поднял связанные за спиной запрокинутые руки, отчего Сфорца застонала от боли в вывернутых суставах. Не сдержавшись и кусая пересохшие губы испанец жадно мял влажную грудь, впиваясь в нее грязными ногтями. Он вошёл резко и двигался ровно, медленно выходил и снова вгонял нетерпеливо ноющую плоть в ее горячее лоно, испытывая неописуемое удовольствие от ее попыток сопротивляться. Она протестующе вскрикнула. - Молчи, – заткнул ей рот ладонью инквизитор, сторожко оглядываясь на дверь. Матвей задвигался торопливо и отчаянно, пытаясь быстрее насытиться, украдкой, пока наслаждение, короткое и острое, не обожгло его, как кнутом. Опомнившись, пытаясь выровнять сбившееся дыхание он отнял руку от лица кардинала, на которой остались следы от ее зубов. - Вам не угодишь, брат Матвей, – отплевываясь от набившихся в рот волос, пробормотала Сфорца. – То велите мне говорить, то угрожая, заставляете меня молчать. Впрочем, последнее вам куда предпочтительнее – завтра меня будет допрашивать кардинал Медичи, и вам будет выгодно, чтоб я молчала о… здешних порядках и привычках его подчиненных. Так что не думаю, что в ваших интересах заставлять меня говорить. Молчать – так молчать обо всем. Не так ли?

@темы: Trinity Blood, фанфики

---

какого рожна вам надо?

Про летнюю ФБ еще только слухи ходят а я, отважный самоубийца, по ходу буду участвовать в трех командах.

@темы: творчество, битва

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Орден Сталина с моей легкой руки получил порядковый номер с тремя шестерками. Начальница подозревает, что это я специально подтасовал. ну конечно же, да

@темы: поц в музее

---

Иду утром на работу и тут внезапно вижу это
0_о

@темы: ужасы нашего городка

---

Лютейший, лютейший недосмотр, каюсь! Уже встал к мартену для выплавки чугуния приступил к творениям на новую тематику, а со старой битвы дохрена не выложил:
Название: "Несложно быть верным"
Автор: к прискорбию своему, я
Форма: миди
Рейтинг: R
Жанр: ангст
Персонажи, пейринги: Авель/Катерина,Уильям Вордсворт .
Количество слов: 4108
Предупреждение: побочный эффект при прочтении - уныние, интоксикация мылом, летаргический сон

тыц

…Сырая, солоно пахнущая кровью тьма, растерзанные трупы, мертвые глаза матери – и безотчетный ужас, когтистой лапой сдавливающий горло. Она бежит, и кровь бьется в висках гудящими колоколами, дыхание срывается на хрип. И страшное, холодящее чувство, что чей-то хищный взгляд вонзается ей в спину, беспощадный и яростный, как нож. Этот взгляд хуже боли, как леденящее предчувствие смерти бывает страшнее ее самой. Она плачет, падает, оскальзываясь в крови. А кто-то, таящийся во тьме, все ближе и ближе. Он здесь. Он видит ее – незримо следующий за ней по пятам. Еще секунда, мгновенный бросок и…
Катерина проснулась с диким криком, уставившись в темноту широко распахнутыми невидящими глазами. Сердце металось в груди, словно обезумевшая от страха птица по клетке. Сон, все-таки сон, слава богу…
Чьи-то руки крепко прижали ее к грубой сутане, и длинная тень укрыла ее, словно крыльями.
- Трес, – пробормотала она.
- Это я, Авель, – ответил ей из темноты знакомый голос.
- Авель? – удивилась Сфорца.
- Трес при отъезде предупредил меня, что у вас в последнее время…
«Кошмары – давайте называть вещи своими именами», – подумала кардинал.
Священник неловко погладил ее по волосам. Так много лет прошло, а ее грызет и мучает ночами то же видение, как и тогда, когда она была еще ребенком.
- Что случилось? – неожиданно ласково спросил он ее. – Опять страшный сон?
- Угу…
Тот самый страшный сон. Страшный тем, что никогда не был сном. Ей все являлись и являлись призраки той ночи – кровь на ощеренных клыках, вспышки боли и страха, похожие на озарение…. И тьма в ее глазах казалась красной, и пахла она солоно и горько – безотчетным немым ужасом.
Тогда ее спас ангел с безумным огнем в глазах, стоящий между ней и смертью, и сам подобный смерти с черной зловещей косой в шорохе темных крыльев. И враги полегли перед ним, как сжатые колосья, как буйные травы, плачущие кровавыми росами под черным лезвием. Реки чужой крови стремились к нему, вливаясь, словно в бескрайнее море, сползались, как змеи, к ногам. А он все рубил и кромсал, раздирая на куски, как будто смертью чужой плоти питая страшное пламя в полыхающих зрачках.
- Я на твоей стороне, - молвил ангел, и голос его был подобен звериному рыку и скрежету стали.
В глазах незнакомца таял небывалый рубиновый свет.
- Кто ты?
- Авель.
- Авель, а ты ангел? – спросила белокурая девочка, доверчиво протягивая руку. И тень от черных крыльев укрыла ее одеялом. Иногда не свет, а сама тьма несет спасение, окутывая как самая спокойная безветренная ночь, в которой не шевельнется и травинки, когда поднебесье затаивает дыхание, чтобы услышать хрустальный перезвон холодных звезд.
Наверняка это ангел. Вовсе не тот ангел нечеловеческой возвышенной красоты, сотканный из света, безмятежности и всепрощения, которых рисовали мастера Возрождения в старых соборах. Не благостно улыбающийся людям посланник небес. Это ангел древних иудейских писаний, подручный ревнивого и сурового бога древних людей. Ангел, несущий смерть и разрушение, кара господня с пылающим мечом и черными крыльями Азраила.
Он всегда за ее правым плечом, с тех самых пор. Белокурая девочка выросла и стала сильнее, защищаясь багровой мантией, словно броней. Душа ее как будто бы и сама облачилась в златотканые одежды и стала негнущейся и колючей от золотого шитья. Но Авель знал одно лучше ее самой – это та самая девочка, бесстрашно протянувшая руку чудовищу, которое боялось даже себя самого. Он дал ей руку, чтоб защитить ее от тьмы, а она – чтоб вывести его к свету. Все та же отважная светлоокая девочка, но в кардинальском облачении цвета крови и заката. Дитя в сверкании золота и власти.
- Авель… не уходи. Мне страшно, – еле слышно прошептала Сфорца, глядя в темноту остановившимися глазами. Она уткнулась в его плечо, горячая и мокрая от слез. Катерина тихо плакала, цепляясь за мятую сутану, как утопающий, захлебываясь собственным давним страхом, словно тинистой темной водой.
- Не бойся. Я рядом, – шепнул крусник на ухо кардиналу, доверчиво приникшей к нему так, что он чувствовал на своей щеке подрагивающие в безмолвном плаче влажные губы. Она склонила голову, как будто охапка роскошных, сияющих и тяжелых, как золото, волос стала непомерно тяжелой ношей для тонкой шеи. Найтроуд осторожно погладил ее по спине, как будто опасаясь, что она сломается – и никак не мог остановиться, касаясь кожи, такой горячей под тонкой тканью сорочки. Казалось, это умиротворяющее тепло перешло в него самого, проникало сквозь одежду, перетекало в его жилы, заставляя быстрее биться сердце. Оно вошло в его кровь, обжигающее, как крепкое вино, сбежало вдоль хребта теплой волной, вниз, где заныло, сладко и томяще.
- Все хорошо… - пробормотал крусник, касаясь губами пышных волос, и его руки невольно обнимали мягкие изгибы тела. Тут он внезапно понял, что хрупкое существо с огромными серыми глазами, которое доверчиво, как то белокурое дитя в злосчастную ночь, прижималось к его плечу, прося защиты, было женщиной. Авель стиснул зубы, стыдясь странного, нового для него, чувства.
Ее кожа была такой белой, что казалось, пахла сладостью и молоком. Тонкие пальцы женщины потянулись к его волосам, и серебряная грива священника ручьем растеклась по худым, мальчишечьим плечам. Крусник разнежился от забытого за тысячелетие ласкового прикосновения, запаха теплого ото сна женского тела. Чужие руки гладили его волосы - ласковые, любящие женские руки. Ему было все равно: смуглые ли это ладони с разводами индийских охряных узоров той, полузабытой настолько, что стала в его воображении бесплотным духом, или маленькой золотоволосой девочки, испуганно обнимающей его за шею. Робкие, нерешительные, ставшие властными руками женщины, от прикосновений которой его тело трепетало. Авель знал, что возненавидит себя, но это было нечто такое, чего он остановить не смог, ибо желал скорее смерти, нежели чтоб это прервалось. И с помутневших глаз Катерины крусник читал, словно с глади зарябившего перед непогодой пруда мрачную страсть. Что ж, если он поддастся – тогда возненавидит себя самого, а если нет - то возненавидит его она. Возненавидит, как любила, – холодно, молча, не отдавая себе отчета. Страшно было думать и больно дышать от накатившего жара, пожирающего плоть заживо. Плоть, которая прежде не знала волнений. Иной раз он думал, что похоронил некую часть себя, если не себя самого, вместе со своим прошлым, со своими грехами. Он возложил самого себя к подножию саркофага, поглотившего навек ту, другую, как мятый увядший ворох цветов.
Но грех не так просто забывается – он дремал под самой кожей, словно дикое семя в иссушенной земле. До поры до времени. До первой капли. И он прорвал оболочку, пророс в нервы и плоть, корнями, цепкими, как сама воля к жизни, диктуемая инстинктами, зацвел буйным бездумным цветом. И цвет этот пах Найтроуду горечью светлых волос и крахмалом простынь. Руки женщины – цепкие, жадные, путались в волосах, царапали плечи, скользили вдоль хребта, требуя ответа. Авель попытался что-то пробормотать, разорвав поцелуй горячих губ.
- Молчи, молчи, – прошептала кардинал, судорожно цепляясь влажными от холодного пота пальцами в плечи священника. Голос Сфорцы казался глухим и гортанным, а в глазах было слепое отчаянье, как у человека, видящего под собой разверзшуюся бездну и бесстрашно шагнувшего ей навстречу. А он – растерянный и оглушенный, покорно предался ее бездумной страсти, подчинившись чужой воле, неумело отвечая на ее ласки и поцелуи. Длинные золотые волосы щекотали его грудь, когда, нетерпеливо покусывая шею патера, кардинал прильнула к нему горячими влажными бедрами, опускаясь на возбужденную плоть. И ему оставалось лишь ловить воздух, давиться им от пронимающей тело сладкой судороги.
И бездна приняла их и поглотила, как ночь – бездумная, полная неосознанного, страшного и пустого.
**
В душной маленькой комнате стучали часы. Тусклый свет надщербленной луны высекал из темноты, как резец из камня, почти совершенные черты чистого и неподвижного лица женщины, чертил квадраты на мятых простынях, путался в серебряных разметавшихся волосах Найтроуда. Кардинал искоса глядела на Авеля, полуприкрыв влажно поблескивающие глаза веером ржаных ресниц. А он не говорил ей ничего. Ему нечего было сказать. На душе было горько и пусто: нет радости во грехе, напрасном и невольном.
«И что мне делать с тобой, моя Катерина? - думал он. - А если я теперь принадлежу тебе, то что ты будешь со мной делать?».
- Авель… - негромко сказала Сфорца, и в ее голосе слышалась безотчетная нежность.
- Авель, а ты ангел? – с детской серьезностью спросила она, проводя холодными пальцами по его такому, казалось бы, спокойному и безмятежному лицу.
- Не знаю… - растерянно и грустно ответил он, читая в ее взгляде робкую надежду и любовь. Священник неловко прижал тонкое тело ее к себе, стараясь не смотреть в ее глаза. Глаза, ставшие пустыми, словно мутное озеро боли, плескавшееся в них, было вычерпано до дна. Найтроуду стало тошно и горько на душе от этого странного опустошенного взгляда.
- Плохой из меня выходит ангел… - пробормотал он.
Как он мог так поступить с ней, пусть даже она желала этого? Что делать ему теперь, сгоравшему от неловкости и стыда?
«Мы в ответе за тех, кого приручили, ведь так? Мы в ответе за тех, кто предан нам, полюбивших помимо нашей воли. Если бы я мог помочь тебе, Катерина, я бы отдал все, - невесело подумал крусник. - Но сердце так просто не отдашь - придется подарить.»
Но разве так сложно, отдав в служении ей все, что у него осталось, отдать немногим более? Всего лишь немножко жертвенности.
Ведь это несложно, быть верным и преданным. Сложно быть любящим, не будучи таковым.
Возможно, он никогда никого не любил. Впрочем, а Лилит? Что осталось от этого, так и оставшегося непонятым, чувства? Что осталось от нее самой? Ровно столько же, что от него самого. Осколки, объедки, обрывки, смутные, заметенные временем, словно снегом и пылью.
Он сам казался себе смутным воспоминанием о себе самом в те времена. Когда он мог кого-то любить. Но, глядя на Сфорцу, он подумал, что для нее он непременно научится. Попытается. И дав себе какое-то невнятное обещание, лениво связанное из клубка отчаянно путавшихся мыслей, Найтроуд заснул. Впервые за много лет он спал спокойно, убаюканный ровным дыханием под боком. И снились ему размазанные по черноте космоса звезды, повисшие в безвоздушном мертвом пространстве, как диковинные хрустальные плоды на незримых ветвях. А сам он лежал в кровати, прислушиваясь к размеренному дыханию той смуглой девушки. Она так и заснула над книгой, которую ему читала, и пряди искрасна-рыжих волос кольцами лежали на белых простынях, бессильные и тяжелые, как отчаянные мысли.
А он боялся пошевелиться, чтоб не разбудить ее, так тихо и безмятежно спящую.
**
Быть может он и испытывал угрызения совести, кто знает. Но он не жалел. Не жалел о том утре, когда Катерина улыбнулась ему, сонно потягиваясь, нагая среди разметавшихся волос, озаренная косым рассветным лучом. Найтроуд никогда не видел на ее лице подобной улыбки – казалось, все детское и доверчивое она утратила в тот самый день, когда встретила его – белого во тьме, у истока рек крови. Глаза кардинала смотрели на него пристально и серьезно. Найтроуду откровенно стало не по себе от ее взгляда – пытливого, как будто ждала она чего-то от него – с мучительным, разъедающим душу сомнением, ждала и боялась спросить.
Всем нам рано или поздно приходиться платить за свои поступки. Тот, кто творит по своеволию грех и зло, недостоин свободы. Вот и теперь ему нужно ею пожертвовать. Он должен, ведь он все-таки обещал. Не ей. Самому себе.
Крусник склонился над разрумянившейся женщиной и коснулся ее губ с крайне сосредоточенным и серьезным видом, как будто он делал что-то крайне важное. Мрачная обреченная решимость тяжелым серым гранитом лежала на дне глаз и опустошенной души Найтроуда.
Глаза кардинала странно блеснули в ответ, борясь сверкающей новизной с довольной улыбкой на ее устах.
- Авель… - кокетливо (и откуда в ней это только взялось?) хлопнула ресницами Катерина.
- Что?
- Авель, ты – ангел…
**
Странное подозрение закралось в душу Уильяма, как украдкой через чердак проникает в дом уличный кот, оставляя по себе следы своего пребывания, пахнущие отнюдь не майским цветом. Внутреннее чутье подсказывало ему, что тут не все ладно, каждый раз, когда он бросал взгляд на Сфорцу. Вот и сейчас что-то неуловимо новое, настораживающее, он видел в склонившейся над бумагами кардинале: в ее ставшей по-женски степенной повадке, в движениях, утративших былую резкость и стремительность. Да и лицо ее стало как будто безмятежней – что-то неведомое смягчило жесткие линии губ и крутой залом бровей.
«Хороша», - подумал Профессор, невольно вспоминая белокурую тонкую девочку с упрямым взглядом исподлобья, так не вяжущимся с кипенно-белым монашеским платьем. Хотя из ребенка она обещала вырасти весьма недурной девицей, его все же удивляло, как мог расцвести тонкий и бледный росток. Теперь он сам гордился ее красотой и любовался ей как на диковинный взращенный цветок искренне любящим взглядом, как будто и его заслуга была в том, что большеглазая девчонка стала княгиней церкви, кардиналом – прекрасной женщиной, исполненной острого ума и стальной волчьей политической хватки. Гордость доброго наставника за своего не в меру талантливого питомца невольно мешалась у Уильяма с чем-то собственническим, в чем он не отдавал себе отчета. И это потаенное что-то не давало ему покоя, внушая смутные подозрения.
Вордсворт даже не слушал кардинала, рассеянно глядя на ее так и не не находящие покоя руки, теребящие то писчее перо, то тугой шитый ворот, из которого она словно желала вырваться на волю, пытаясь как будто содрать его, как пес — докучающий ошейник, пускай и золотой. Сфорца, казалось, маялась - играла цепочкой креста, прикусывая ее крепкими белыми зубами. Глаза ее беспокойно бегали, как будто…
-… А впрочем, если это и впрямь важно, профессор! – рассмеялась кардинал, наконец высмотрев что-то настолько занятное за окном кабинета, что тут же без вопросов подписала просьбу об увеличении ассигнований на «разработку перспективных ультразвуковых средств личной обороны сотрудников». Сфорца даже толком не перечитала документ, сам факт подачи которого пару месяцев назад обрушил бы на голову Вордсворта всевозможные начальственные громы и молнии.
- Итак, вы свободны! – прощебетала кардинал и зацокала каблучками.
Профессор бросил любопытный взгляд (что же там высматривала Сфорца?), но ничего интересного за окном не обнаружил, разве только бесцельно топчущегося во дворике крусника, меланхолично пожирающего яблоко. Падре Найтроуд расхаживал по газону туда-сюда и монотонно жевал, чем разительно напоминал унылую тощую лошадь, пасущуюся на привязи средь ощипанного безблагодатного поля. За его сутулой спиной внезапно промелькнуло алое одеяние, и, к своему удивлению, Вордсворт узрел, как кардинал Сфорца, самым легкомысленным образом подобрав подол, подбежала к священнику и весело хохоча, закрыла святому отцу глаза ладонями. Уильям выронил трубку от изумления: рука крусника привычным жестом легла на ее талию. Два силуэта растаяли в темноте аллеи, укрывшей их любопытных и обеспокоенных глаз.
- М-да… - проворчал Уильям, в невеселой задумчивости пожевывая чубук неизменной трубки.
Его смутные опасения приобрели вполне осязаемую форму черной сутаны, носили нелепые круглые очки и числились в штатном расписании отдела под фамилией Найтроуд.
**
- Нас же увидят, Катерина, – смущенно пробормотал крусник, оглядываясь по сторонам.
- Ну и пускай, - фыркнула Сфорца. Авель сел рядом с ней, с удовольствием вдыхая теплый, уже рассеивающийся, запах духов, запутавшийся в светлых локонах кардинала, чувствуя привычное прикосновение холодных рук.
Это ведь было так несложно: каждый день встретить ее взгляд, пожать украдкой белые тонкие пальцы. Она не требовала особенного внимания, о нет, – между поездками достаточно было только повидать ее, не больше. Теперь вместо трепки отец Найтроуд получал только благосклонный кивок, и за неизменным кардинальским чаем его прямо-таки закармливали сладостями. К слову сказать, командировочные тоже существенно увеличились. Сказать, что отец Найтроуд был корыстен? О, нет. Пожалуй, он даже не задумывался об этом. Подчас в очередном пути он идиотски улыбался, вызывая буйное раздражение напарников, вспоминая ночи, украденные у судьбы, и каждая из них была как последняя: на грани смерти и отчаянья. Патер даже не замечал, что подчас начал скучать в отъезде, и вернувшись, с радостью находил Катерину в добром здравии и расположении духа. Ему даже было приятно знать, возвращаясь с опасного задания, что кто-то его ждал и волновался о нем. И неизменно рад его видеть.
Может, не так уж и сложно быть верным? Разве дорогой ценой ему приходится платить за улыбку на тонких бледных губах этой женщины? За ее безмятежность, исходящую от ранее строгого лица теплым всепроникающим светом? Жертвенность стоит ему так мало, но так дорога ей.
Священнику постепенно полюбились вечера со Сфорцей, будя воспоминания об уютной близости женщины со смуглой кожей, полузабытые детские воспоминания: проносимые тайком сладости, сочувствие украдкой. Но у этих воспоминаний уже не было своего лица – просто образ женщины, которая незримо была с ним всегда, образ защиты и покоя. Ее запах наполнял сырой воздух аллеи теплом, накрывая, словно материнским подолом. Найтроуд положил ей голову на колени, словно выбившееся из сил животное, покорно принимающее ласку человека. Пальцы кардинала бережно перебирали спутанный хвост его волос, и мягкие, почти невесомые, прикосновения погружали его в дремоту. Но рука кардинала внезапно замерла.
- Что-то мне не по себе, – вздохнула Катерина - Но это пройдет. Обычное недомогание.
- Последнее время тебе часто становится дурно – забеспокоился Авель, вглядываясь в ее подчеркнутые темными кругами глаза.
- Ох, эта римская зима совершенно изводит меня… Проклятая сырость и слякоть.
- Как в Лондиниуме, ей-богу! – согласился Найтроуд.
- Я так не хочу, чтоб ты туда ехал – вздохнула Сфорца, пряча в кармане его рясы дрожащие от холода руки.
- Ну, я же скоро вернусь… - с улыбкой ответствовал ей святой отец.
- Я… - молвила она, но внезапно осеклась.
- Ты хотела что-то сказать?
- Я? Нет… - вспыхнула Катерина и опустила глаза. Тонкие руки с разбухшими венами нервно и судорожно вырывали золотые нити шитья. Их подхватывал ветер и, словно осеннюю паутину, лепил на мертвые ветви в саду.
- Возвращайся побыстрее. Да хранит тебя бог, – пробормотала кардинал. - И чем быстрее, тем лучше…
**
Время до Пасхи тянулись чудовищно долго для кардинала Сфорцы, как дождь в ноябре и день в одиночестве. Молитвы. Кабинеты, деловые разговоры, скандалы с Медичи, а за всем этим - гулкая тревожная пустота в душе, словно в заброшенной мансарде, в которую никто не заходит, хотя весь дом наполнен людьми. Так в комнату под крышей доносится лишь отзвук голосов, заставляя летать в затхлом воздухе слежавшуюся пыль.
Так проходили день за днем до Великого Воскресения.
В соборе было чудовищно душно, и Катерина еле вытерпела чтение страстей господних, несмотря на то, что служба проходила по традиции без возжигания свеч и ладана. Корсет нещадно сдавливал тело, и духота кружила голову и сжимала ее инквизиторскими пудовыми клещами. Для поклонения к обнаженному в этот день алтарю торжественно вынесли крест, укутанный покровом. Крест постепенно обнажался под возгласы « Вот древо Христа, на котором распят был Спаситель мира», обнажался (как казалось самой Катерине) мучительно медленно, словно с нее самой сдирали кожу.
В животе что-то шевельнулось, как будто внутри заворочалось дотоле спящее, неведомое, живое. Катерина прижала руку к животу и закусила губу. Мантия казалась чудовищно тяжелой, как панцирь, и неудержимо клонила ее вниз. Хор грянул импроперии, и пение отдавалось в голове кардинала гулом и рокотом моря, то нарастая, то отдаляясь. Франческо почтительно приложился губами к кресту и, демонстративно медля, уступил место сестре, странно поглядывая на нее. Катарина уставилась на распятие: глаза ее были невидяще устремлены в пространство, а ноздри дрожали. Зрачки ее вмиг сузились до едва различимых точек, крохотных, как булавочные головки. Крохотный комок взорвался, словно праматерия, породившая все сущее, — вселенной дикой, невыносимой боли, раскрывшейся, как алый цветок перед глазами. Она, словно копьем, пронзила насквозь кардинала, перерезав дыхание.
«Слава в вышних Богу, и на земле мир, людям Его благоволения.
Хвалим Тебя, благословляем Тебя, поклоняемся Тебе», - тянул хор древний гимн и слова его сливались в бессвязный шум.
В глазах у нее потемнело. Казалось, боль, как что-то липкое и горячее, разливается по телу, течет по ногам.
«Славословим Тебя, благодарим Тебя, ибо велика Слава Твоя.
Господи Боже, Царь Небесный, Боже Отче Всемогущий».
Из последних сил Сфорца продолжала стоять на ногах, закусив губы, молясь о том, чтобы не закричать и не рухнуть без чувств. Словно обезумев, она твердила и твердила слова:
Господи, Сын Единородный, Иисусе Христе,
Господи Боже, Агнец Божий, Сын Отца,
берущий на Себя грехи мира — помилуй нас;
Она наклонилась, чтобы приложится к кресту, и увидела, как упругой яркой полоской стекает кровь по носку белого расшитого сапожка, растекается по светлому мрамору темным пятном. Голова ее закружилась, и сверкающие золотом стены помчались вокруг нее ярмарочной каруселью, на которой проносились странно знакомые смазанные лица, но слов, сорвавшихся с их губ, она не слышала и не понимала.
«Берущий на Себя грехи мира — прими молитву нашу;
Сидящий одесную Отца — помилуй нас»
Закатив глаза, Сфорца покачнулась и тяжело рухнула наземь. Все нижнее белое платье было залито алой, сочащейся на пол кровью.
«Ибо Ты один свят, Ты один Господь, Ты один Всевышний, Иисус Христос» - гремели голоса, перекликаясь под сводами старинного собора, как предвестники бури в безветрии.
- Врача! Врача сейчас же! – закричал Вордсворт, раздирая негнущийся ворот платья под которым едва-едва билась тонкая голубая жилка. Киборг опустился на колени в лужу крови и коснулся ладонью белого, как полотно, лица кардинала. Ее закатившиеся под лоб глаза мертво отсвечивали пустыми белками.
«Со Святым Духом, во славе Бога Отца. Аминь».
**
- Пошел вон от клумбы! – раздался истошный женский вопль. – Ты их садил, олигофрен убогий? Да чтоб у тебя руки отсохли, ублюдка… Креста на нем нет!
- Ну почему же, очень даже есть, – произнес обиженный мужской голос.
Из-за поворота узкой улочки вылетел молодой священник в помятой рясе, мастерски увильнув от потока вылитых на него с энного этажа помоев, сопровождаемых бодрой матерщиной с перечисляющей интонацией. В руках его был зажат взятый с бою пучок цветов. Цветы, судя по их виду, этого не стоили.
Падре осанисто выпрямил спину и, набравшись храбрости, крикнул в сторону вражеского балкончика:
- Курица! – после чего с осознанием выполненного долга гордо потопал по мостовой.
Довольный тем, что в недавней перепалке последнее слово осталось за ним, Авель, насвистывая, проследовал к штаб-квартире АХ. Денек выдался теплым, погода – отменной, и патер превесело размахивал обшарпанным чемоданчиком – неизменным спутником всех его, подчас опасных, заданий (в одном боку его виднелась девятимиллиметровая дыра от револьверной пули, бережно заклеенная этикеткой от конфетной коробки). Воровато обернувшись, он проследовал в канцелярию. Один, наиболее потрепанный, цветок он презентовал неизменно обретавшейся в приемной Сфорцы Лоретте:
- А это – вам!
Маленькая монахиня вымученно улыбнулась, как будто говоря всем своим видом что-то вроде: «Тоже мне, нашел время», но жизнерадостный патер не обратил особого внимания на темные круги под основательно припухшими глазками секретаря и крайне невеселое выражение ее личика.
- Я попозже зайду… - подмигнул он.
В палаццо стояла тишина, как в доме, где находится больной, но отец Найтроуд не придал этому значения. Крусник сдал документы в бухгалтерию, пошатался по этажу и направился к Катерине. Комната была пуста.
- Странно. И в кабинете ее нет, – пробормотал крусник и счел нужным пока завернуть в столовую. Со своим подносом, основательно груженным в соответствии с выданным Сфорцей талоном на усиленное питание, он подсел к уныло ковырявшим свои порции Ноэль, Профессору и Хью.
Госпожа почему-то сочувственно глянула на него.
- Здравствуй, Авель, – тихо сказала она и смущенно смолкла, несмотря на подначивающие мины ожесточенно переглядывающихся товарищей. Но крусник ел, болтал и шутил, не замечая странных взглядов коллег.
Профессор поглядел на него долгим, пристальным взглядом, тяжелым и ядовитым, как свинец.
- Кардинал Сфорца в госпитале… - наконец сказал он, и в лице профессора промелькнуло что-то отчаянное и ожесточенное, как финка в поножовщине.
- О боже, что с ней? - откладывая вилку, заморгал Найтроуд.
Уильям разъярённо всадил проклятую вилку в столешницу и рывком поднялся на ноги, в ярости хватая крусника за грудки. Сдвинутый стол взвизгнул по паркету, и посуда полетела на пол, разбиваясь вдребезги.
- Ты же в этом и виноват, Найтроуд. Ты знал, что она тяжело больна, черт возьми! - закричал он, тряся священника, как тряпочную куклу.
- Я? О чем вы? – пробормотал Авель, ловя грозившие свалиться с носа очки.
- Что вы делаете?! Отпустите его, Уильям! – взвизгнула Ноэль, повисая на занесенной для удара руке.
**
Белый кафель был гулок, как стены собора. Найтроуд шел, стараясь приглушить невольно свои шаги, ступать тихо, чтоб не вспугнуть то мрачно хоронившееся тенями по углам недоброе предчувствие, от которого разум старается отгородить себя.
Священник бессильно опустился, преклонив колени перед ней, слившейся в мраморной белизне со своим ложем, словно превратившись в изваяние на саркофаге самой себе. Крусник сжал эту болезненно истончившуюся руку, прижавшись губами к влажной, липкой от холодного пота коже Сфорцы. Неизбывное, сосущее сердце, горе висело у него за спиной, как бессильно обвисшие черные крылья, ставшие обузой на земле. Сами и земля, и его жизнь в который раз стали ему обузой, невыносимой болью бытия станет и эта потеря. Которая страшна тем, что цену ее он только-только понял.
Иногда тяжелей всего потерять то, что стоило для тебя так мало. Всего лишь совсем немного жертвенности, не больше. И думается порой, что отдай ты больше за это, ты мог бы все изменить. Но увы. Для него уже в который раз поздно.
Мертвенно-белый свет люминесцентных ламп крутился бликами в банке физраствора, дрожал в размеренных каплях, стекал по прозрачной трубке системы в проткнутую иглой разбухшую вену. Черные тени у будто враз выцветших глаз были похожи на обмелелые озера, вены - на усохшие русла рек среди белого растрескавшегося солончака, тонкие, серо-синие на гипсовой коже.
- Авель… - едва слышно пробормотала Катерина, поднимая на него невидящие глаза, пронзенные насквозь светом, чистые и незамутненные, словно глаза ребенка. Его силуэт казался ей размытым и призрачным. Он явился Катерине в бреду таким, каким она видела его впервые – в белом одеянии и с черной кровоточащей косой, неистовым ангелом с черными крыльями Азраила.
Тени стояли в ожидании за его спиной, маячили как неизбывный грех. Как бесполезные и бессильные поникшие крылья.
- Авель, а ты ангел?.. – тихо спросила она.

@темы: Trinity Blood, фанфики

---

хохланд, хохланд, юбер аллес

Лютейше ржу.

И даже не спрашивайте, как я напоролся на это видео на ютубе. Важно одно - в комментах посреди трехтонных гор образцово-показательного нациосрача брульянтами сверкнули две шикарнейшие фразы:

@темы: скандалы,интриги, расследования, зер гуд, вольдемар!

---

Хм, любопытная штуковина. Я где-то слышал, что такие планирует закупать российская армия, а вот есть ли такие у нас - скорее всего нет. Немного устаревшая машина, но довольно маневренная, да и скорость приличная.
КЕНТАВР - ИСТРЕБИТЕЛЬ ТАНКОВ
Боевая машина B1 «Кентавр»
Итальянский современный тяжёлый бронеавтомобиль «Кентавр», часто классифицируемый также как истребитель танков, создан концерном Iveco FIAT Oto Melara по заказу Армии Италии как разведывательная машина, способная также к борьбе с вражеской бронетехникой. Серийное производство «Кентавра» осуществлялось с 1991 по 2006 год, всего было выпущено почти 500 единиц, часть техники получила Испания.
Предназначена для ведения разведки, борьбы с бронированными целями. Компоновка машины выполнена с передним расположением моторно-трансмиссионного отделения, что обеспечивает дополнительную защиту. Корпус сварен из броневых листов с большими углами наклона. Дизельный двигатель шестицилиндровый V-образный мощностью 520 л.с.
В состав системы управления огнем входят электронный баллистический вычислитель, комбинированный (дневной и ночной) прицел наводчика со встроенным лазерным дальномером, стабилизированный панорамный прицеп командира и датчики условий стрельбы. Машина оснащена фильтровентиляционной установкой и автоматической системой пожаротушения. Для постановки дымовых завес по бортам башни смонтированы гранатомёты.
Собственно сам "Кентавр", как вы видите вид у него действительно интересный:

Базовые характеристики «Кентавра»
Бронирование: корпус машины стальной цельносварной, обеспечивает защиту от огня стрелкового оружия и осколков артиллерийских снарядов (по передней дуге — от снарядов калибра до 20 мм, а остальные проекции — от 12,7-мм пуль);
Вооружение: 120-мм гладкоствольная пушка (БМТВ со 105-мм пушкой), два 7,62-мм пулемета (спаренный и зенитный), две счетверённые гранатомётные ПУ для постановки дымовых завес. Боекомплект: 40 артвыстрелов, 1400 пулеметных патронов и 16 дымовых гранат;
Экипаж: 4 человека (место механика-водителя расположено спереди слева, а справа находится моторно-трансмиссионное отделение, в башне предусмотрены места: для командира — слева, наводчика — справа и заряжающего — справа впереди и ниже наводчика);
Боевая масса — 25 т.
Длина — 7,4 м;
Ширина — 2,95 м;
Высота — 2,69 м;
Колесная формула — 8×8;
Двигатель — IVEC0 FIAT MTCA V-6, дизель с TH, мощностью 520 л.с. при 2300 об./мин;
Макс. скорость по шоссе — 105 км/ч;
Запас хода — 800 км;
Запас топлива — 540 л;
Преодолеваемые препятствия:
— брод – 1,5 м;
— стенка — 0,6 м;
— ров — 1,2 м;
— подъем — 60%;
— боковой уклон — 30%;

@темы: оружие, танки и секреты вышивки крестом, джентельмены, я люблю войну

---

Дорогие дамы, леди, фрау унд фройляйн, домны. С праздником!

@темы: официоз

---

Вот сравниваю пана Кемпфера с новых таро со старыми. Это, как говорят в Одессе таки две большие разницы. Ви тоже таки видите эти появившиеся "в кильватере" шестеренки, которые символизируют. И не просто символизируют, а глубоко технологическую подоплеку всей этой магии. СПГС - это хроническое. Да и цивильный наряд маг поменял на орденскую форму и теперь при параде да с портупеей

@темы: Trinity Blood, скандалы,интриги, расследования

---

Вот не люблю бухать на работе, а завтра восьмимартовский корпоратив
Черта с два не выпьешь, у нас боевой коллектив. Вот как-то так нахулиганил:

@темы: зер гуд, вольдемар!, вавилон - 5

---

Оставлю это здесь.

@темы: скайрим попутал

---

Заныкалось кое-что по "Хеллсингу" с летней битвы. Ложу в стопку.
АВТОР: _Panzer__Magier
БЕТА: уже вычитано
НАЗВАНИЕ: «Колонка объявлений»
ПЕРСОНАЖИ/ПАРЫ: все, кто пробегал
РЕЙТИНГ: G
ЖАНРЫ: юмор
РАЗМЕР: 658 слов
СОДЕРЖАНИЕ: смехуечки
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ:легкий маразм
ДИСКЛАЙМЕР: эти руки ничего не крали

Расклейка объявлений. Раздача листовок. Недорого. Ватикан (тел.).
Спросить отца Александра.
***
Оказываю визовую поддержку мигрантам из стран Восточной Европы. Шенген. Рабочие визы.
Алукард (тел.).
***
Продам оригинальный коллекционный испанский мушкет 17 века или меняю на карабин «Сайга-9».
Р. ван Винкль (тел.).
***
Торжественные молебны во всех храмах города. Отпевания. Проведение крещений и панихид. Крестный ход с хоругвями по маршруту заказчика. Продажа индульгенций. Возможен выезд воинства Христова за отдельную плату.
Ватикан, спросить Э. Максвелла.
***
Продам «Харконнен», б.у., или меняю на гаубицу.
Виктория (тел.).
***
Открылся магазин спортивной одежды и обуви «Четкость». «Адидас», «Найк», продукция других фирм. При магазине работает салон красоты «Гламур».
ПП «Братья Валентайн».
Будь четким!
***
Отставной военный в годах познакомится с молодой красивой женщиной без материальных проблем, желательно блондинкой, для приятных встреч на её территории.
Макс Монтана (тел.).
***
Продам домашнюю энциклопедию в двух томах: том 1 – «Для тех, кто вяжет», том 2 – «Для тех, кто завязал». Обращаться в особняк леди Хеллсинг. Спросить Уолтера.
***
Известный экстрасенс Зорин – потомственный маг и целитель, кодирует от алкоголизма, табакокурения, снимает венец безбрачия, сглаз, возвращает мужа в семью, вводит в запой по фотографии, рихтует карму и заряжает воду. Сеансы в 12 и 14 часов в местном Доме Офицеров. Билеты приобретаются на месте. С собой иметь банку емкостью не менее трех литров. На месте также реализуется сувенирная продукция: фотографии целительницы, поставленные на видном месте, берегут квартиру от воровства и отпугивают вредных насекомых.
***
Пропал без вести гражданин Британии У. кум Дольнез, 1920 г. рождения. Был одет в жилет и свежую рубашку. Внимание – человек пожилой и страдает рассеянным склерозом и гипертонией. Возможно, нуждается в медицинской помощи. Вероятно, может не помнить, кто он и где живет. Всех, кому известно что-либо о местонахождении данного гражданина, просим позвонить по тел. *****.
Интегра Хеллсинг.
***
Ландшафтный дизайнер со своей косой благоустроит территорию вашего особняка.
Зорин (тел.).
***
Медицинский центр «Миллениум» предлагает свои услуги. Пластические операции (бывшим членам СС при предъявлении документов – скидка), диагностика по группе крови, лечение разных заболеваний. Инъекции сыворотки мгновенного омоложения.
Медицинский центр «Миллениум» – начните жизнь сначала!
Запись к Доку по тел. *****.
***
Лондонский оперный театр приглашает оперную певицу. Рип ван Винкль просим не обращаться.

***
Уолтер, вернись! Я всё прощу! Интегра.
***

Частная охранная фирма с удовольствием возьмет под свое крыло любой объект. Осуществляет охрану физических лиц, особняков и территорий любой площади.
ЗАО «Дикие Гуси» (тел.), спросить Пипа Бернадотте.
***
Вяжу под заказ. Продаю лечебные пояса из собачьей шерсти, набрюшники, наколенники.
Обращаться в «Миллениум». Спросить Уолтера.
***
Ушел из дома и не вернулся гауптштурмфюрер Ганс Гюнше. Рост около 2 метров. Был одет в зеленую шинель и кепку. Возможно, был вооружен двумя «Маузерами» и может представлять опасность для окружающих.
***
Не вернусь! У меня шерсть закончилась, а в особняке Хеллсинг стричь некого! Уолтер.
***
Организация и проведение детских праздников. Веселые конкурсы. Демонстрация карточных фокусов. Неожиданная программа.
Агентство «Шредингер и Денди».
***
Ищу заказчика на терракт в Лондонском оперном театре. Рип ван Винкль.
***
Мужчина в зеленой шинели и кепке, который на углу NNN- и MMM-стрит дал мне аптечку! Отзовитесь! Вы поразили меня в самое сердце! Позвоните мне, пожалуйста.
Хайнкель Вольф (тел.).
***
Открылось кафе «У Дока». Бизнес-ланчи. Комплексные обеды. Блюда немецкой кухни. Большой выбор мясных блюд на открытом огне.
Ищите нас напротив медицинского центра «Миллениум».
***
Ганс! Вернись! У меня заканчивается пряжа для вязания!
Уолтер.
***
Господин майор! Заприте Рип ван Винкль! Абонемент на все спектакли! Лондонский оперный театр.
***
Секонд-хенд из Европы. Продам красные плащи, шляпы. Трико б/у. В ассортименте. Производство – Румыния. Возможен опт. Обращаться в подвал особняка И. Хеллсинг, спросить Алукарда.
***
Стригите Шредингера!
Ганс.
***
Профессионал с бригадой опытных строителей украсит ваш дом или корабль: покраска, нанесение фашистской символики. Венецианская штукатурка, укладка ламината, отделка декоративным камнем, роспись под «хохлому».
Рип ван Винкль (тел.).
***
Прокат дирижаблей. Самые живописные виды Лондона. «Миллениум» (тел.), спросить Майора.
***
Куплю оптом ножи для нарезки тортов. Ватикан, отец Александр (тел.).
***
Потерялась большая черная собака с красными глазами по всему телу. Просьба увидевших и выживших сообщить о её местонахождении в особняк Интегры Хеллсинг.

@темы: Hellsing, фанфики

---

долой фофудьеносцев

Старик Невзоров жжет. Молодец мужик.
Говорят что в процессе беседы Невзоров, как человек когда-то близкий к церкви и весьма потому разной церковной хуйней начитанный, что всем известно, подколол Милонова:

- Какой же вы христианин, если вы не читали трудов святого преподобного отца Пигидия.

- Да я читал, конечно же, труды отца Пигидия! - Воскликнул Милонов.

- А нет никакого отца Пигидия, - ответил Невзоров. - Пигидий - это задница у насекомых и ракообразных, та часть тела, где находится анальное отверстие и яйцеклад.
К сожалению фрагмент вырезали, но инфа просочилась.

@темы: цитатник одного интеллигента

---

Вот что я люблю, так это сабли.
Только полный дебил мог подарить генералу от казачества в качестве шашки реплику кавалерийской сабли времен Гражданской войны в США. И куда ее девать в музее? Я бы с удовольствием привесил бы такую дома на стене хм, а идея хорошая но добро казенное. вспоминается увиденная когда-то по ящику масштабная реконструкция: янки vs конфедераты, реалистичная донельзя от выкаченных пушек до последней пуговки на синем мундире. Отдал бы золотую коронку за то, чтоб в такой поучаствовать и покрасоваться на любой стороне. Любил я этот исторический период на заре юности, безнадежно испорченной романтикой
Вспомнилась известная тема поймал себя невольно на том что еще немного и я буду знать военные песни туевой хучи армий

@темы: вечера с историком, джентельмены, я люблю войну

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В свете готовящейся выставки союза художников, которая намотала мне нерв на локоть. Не понимаю я этих художников и говорить с ними мне не о чем.
Вот моя шефиня уже навострилась кидаться всякими "дадаизмами" "пуантилизмами" и проч. Для меня это все звучит как тонкий изврат, и я могу последовательность дополнить только словом "эксгибиционизм", например. Ну не умею я в тему и красиво восклицать "Какая экспрессия, какая солнечная палитра в стиле Жоржа Сера". Я могу только мрачно поскрести подбородок и изречь: "Не, ну че, заебись!". Поэтому я молчу.Искусствовед - это все-таки призвание и талант, тот, кто может почесать ЧСВ художника, не сказав прямо что его творение маловразумительный выкидыш макаронного монстра ,и что возможно он сам в нем нихрена не понял.
А если кто-то молчит - значит он археолог и не иначе. Мой профиль - исключительно мамонтово говно, ага. Не зря же называют задротом
В подтверждение:
Критики не смогли отличить картину, нарисованную шимпанзе, от произведения современного искусства

Искусство, как и красота, находится в глазах смотрящего. Например, некоторые могут сказать, что нарисованной шимпанзе картине присуща широта ума французского художника Пьера Брассо. Вряд ли вы когда-либо слышали об этом художнике, в первую очередь потому, что он ненастоящий.

Однажды в голову шведского журналиста пришла идея подать на выставку картины известного художника-авангардиста Пьера Брассо. Выставка прошла на ура, правда, никакого Брассо в природе не существовало. Все картины нарисовала обезьяна шимпанзе.

Журналист хотел проверить, возможно ли обмануть критиков, сказав, что представленные работы — это шедевры «современного авангарда». Сработало. Известный критик даже сказал об одной из картин: «Брассо рисует сильными, жёсткими мазками, но точно рассчитывая каждый штрих. Его кисть танцует на холсте с бешеной утончённостью. Брассо — художник, выступающий с деликатностью балетного танцора». Когда обман раскрылся, критик был, мягко говоря, растерян, и сказал, что по-прежнему считает эту картину лучшей на выставке. В итоге нарисованную обезьяной картину купил за $90 частный коллекционер.

@темы: страх и ненависть в крыжополе, поц в музее