Он был благородным маньяком: никогда не насиловал женщин и детей...
А этим я вообще доволен, если бы не концовка. Мой главный калибр - это водевиль
ВТОРОЙ ПОСЛЕ БОГА
Автор: _Panzer__Magier
Фэндом: Trinity Blood
Персонажи: Исаак, Сюзанна, Гудериан, трио Нойманов; Леон и брат Матвей - в эпизодах. Каин, Дитрих.
Рейтинг: G
Жанры: водевиль
Размер: Миди
Часть 1
читать дальшеГлава 1
В этом сезоне у высшего света Германики был крайне моден один субъект. Ни один ужин или прием не обходился без него, и во всех гостиных только и разговоров было, что о некоем фон Кемпфере. В Лондоне он представлялся Исааком Батлером, в Ватикане – графом Сен-Жермен, и, Бог весть, где черт знает кем. Многие дамы находили этого джентльмена просто душкой – как увлекательны были все эти сеансы спиритизма, месмерические откровения, сколь удивительны и невероятны были хитроумные машины и чудесные исцеления, демонстрируемые Исааком. В свою очередь, их мужья считали достопочтенного герра пройдохой и аферистом. Но говорили об этом вслух не иначе как за глаза и шепотом – что-то недоброе сквозило в скупых отточенных жестах, в черных насмешливых глазах мужчины, нечто опасное и угрожающее, полускрытое светским лоском. Так украдкой под тканью приличного костюма вырисовываются очертания кобуры, скрытой одеждой.
Этот смутивший всё общество Берлина господин был всегда безупречно элегантен, но без излишнего франтовства: фон Кемпфер никогда не носил фрак. Он неизменно появлялся всюду в простой черной паре и белом, пикейном жилете, в одном и том же долгополом пальто, распространявшем запах крепкого табака и таинственных химикалий.
– Это запах серы тянется за ним оттуда, откуда он приходит, – посмеивались шутники, но обыкновенно при этом опасливо оглядывались, словно отмочив отнюдь не невинную остроту на политические темы публично.
И впрямь – в наружности герра Кемпфера было что-то сатанинское: не-то невиданно длинные черные волосы вкупе с интересной бледностью на резко очерченном красивом лице, не-то лукавая полуулыбка на тонких губах. К тому же он обладал воистину дьявольским обаянием, покорявшим сердца, – он был галантен с дамами, предельно внимателен с учеными, предельно терпелив с чиновниками и даже мог отпустить тяжеловесную остроту отставному военному или одарить двусмысленным комплиментом поблекшую светскую львицу. Он был вездесущ, этот Кемпфер, – его имя каждый день всплывало на страницах желтой прессы или всеми уважаемых научных журналов, в неспешных клубных разговорах и в пересудах рыночных торговок. Алхимик и маг, хранитель тайн Гермеса Трисмегиста, знаток Каббалы и халдейских практик, знаток утерянных технологий, демонолог и непревзойденный доктор, ученый и масон – вот что говорили про него. Или он сам про себя.
Его видели в трех-четырех местах ежедневно (и, пожалуй, даже никто не удивился, если бы одновременно). Только и было россказней, что про удивительные деяния этого Исаака: с утра он вернул молодость графине Ф., к полудню он дочитывал лекцию в медицинском университете про особенности восстановления конечностей, а к трем часам его уже видели на скачках в окружении лиц, приближенных к королю. Дальше неугомонного мага вроде бы видели на приеме у барона Х., где он публично вызывал духов, а после, даже не запыхавшись, он являлся в оперу ко второму акту послушать местную примадонну в «Травиате». И все только диву давались – как только он везде поспевал!
***
Черный бронированный лимузин ехал по Курфюрстендамм. В надвигающихся сумерках желтыми тусклыми яблоками нависли над брусчаткой фонари, вглядываясь в мутные лужи, оставшиеся от внезапно налетевшего дождя. Маг поднял стекла и откинулся на пассажирском сидении, лениво потягивая из бокала темно-красную жидкость, трепещуще касавшуюся губ от плавного хода автомобиля. Как хорошо, что Гудериан имел привычку всегда держать в баре бутылку хорошего марочного вина: приятно среди этакой бешеной круговерти, в которую превратились последние пару недель, улучить минутку и спокойно насладиться терпким, сухим вкусом, скребущим оскоминой зубы.
– Что у нас еще запланировано на сегодня? – спросил телохранителя Исаак, устало потирая виски. Эта демонстрация нового метода по выращиванию искусственных кристаллов драгоценных камней с последующей продажей оборудования (а, скорее, сами торги с желчным скрягой Гершвином, мечтавшим о мгновенном обогащении) совершенно его вымотала.
– Визит к полковнику Баумштумпфу: он интересовался образцом оружия, парализующего ультразвуком, – принялся перечислять Гудериан, не отвлекаясь от баранки. Парень обладал поистине феноменальной памятью, а посему частенько служил своему господину импровизированным «живым блокнотом», чем очень гордился, дорожа оказанным ему доверием.
– Еще лекция в масонской ложе – вы там хотели стянуть подлинник «Иероглифической монады», сеанс одновременной игры в шахматы в офицерском клубе.
– Бог с ними, с этими шахматами… – пробормотал магир, вспоминая прошлогоднюю эскападу, не увенчавшуюся успехом. Увидев в зеркале заднего вида расстроенное лицо хозяина, верный оборотень утешительно прогудел:
–Не стоит переживать, герр Исаак. Вы ведь во время этих проклятых гастролей в Лондоне не знали, что столкнетесь с этим профессором, как его…
– Вордсвортом. Уильямом Вордсвортом, – вздохнул Исаак, закуривая. – Да. Я знаю. И вся беда в том, что довелось мне при самых неблагоприятных обстоятельствах налететь на того самого человека, который меня так хорошо знает. И который, черт возьми, обыгрывал меня даже на третьем курсе…
– Еще сеанс лечения гипнозом у графини Н., – нараспев продолжил телохранитель. – И светские мероприятия: сегодня в театре дают «Калигулу» Камю, к тому же вас приглашал в кабаре «Альпийская роза» поручик Ж.
– Хм… К черту графиню. И в «Ж» «Альпийскую розу» вместе с Камю, – отмахнулся маг и многозначительно улыбнулся самыми уголками тонких губ.
– Мне нужно наведаться к одной куда более интересной пациентке.
***
– Доктор Исаак Батлер, – доложил слуга.
Девушка, стоящая у окна, не отрывая странного мрачного взгляда от мерцающих внизу огней города, вздрогнула от неожиданности, как будто по её плечам прошел холодок. Она поежилась, плотнее укутавшись в накинутую поверх простого платья шаль.
– Зовите. Я приму его.
Она даже не обернулась на звук знакомых шагов, тихих, размеренных, легких, как шаг крадущейся кошки. Но она знала, что он уже здесь, стоит прямо за её спиной, обдавая запахом сигаретного дыма и аптеки.
– Добрый вечер, фройляйн Скорцени, – поклонился маг. – Как самочувствие вашего отца?
– Благодарю, уже лучше. Он даже сегодня хотел сесть в седло, но я ему строго-настрого запретила, – сказала девушка, и голос её едва заметно потеплел.
Она отвернулась от окна, и свет озарил узкое лицо, изуродованное длинным безобразным шрамом. Рыжие волосы были стянуты в небрежный куцый хвост, да и одета дочь генерала была более чем затрапезно – в серое и неброское платье, совершенно не шедшее к её рослой сухощавой фигуре. Фон Скорцени пристально глянула в черные глаза мага и приблизилась к нему, стуча тростью, на которую опиралась. Угрюмая и замкнутая, Сюзанна, как ни странно, чувствовала расположение к этому лукавому господину. Что бы ни говорили про этого человека, он был единственным, кто помог после той чудовищной аварии. Исаак провел сложнейшую операцию на позвоночнике самолично и поставил на ноги её отца, от которого отказались все берлинские и венские доктора. А Исаак не отказался. Исаак ничего не попросил взамен. Пока что...
Люди могли говорить, что угодно, – что он мошенник, мерзавец, соблазнитель, раб всевозможных пороков, чуть ли не дьявол, скупающий человеческие души, но только в последнем они были правы.
– Вы пришли за своей платой, не так ли? – невесело улыбнулась она, и только одна половина лица шевельнулась в неприятной гримасе.
В той аварии ей искалечило лицо и раздробило ногу, но от того ужасного, полного вспышек боли периода полубреда-полузабытья остались лишь легкая хромота и рассекавший скулу шрам. Большой, некрасивый, но уже вовсе непохожий на рваные клочья мяса, кровавое месиво, в которое превратили лицо Сюзанны разлетевшиеся при взрыве машины осколки.
Доктор Батлер вылечил её, кропотливо собрав по кускам клочки кожи, кусочки разможенных костей. А самое главное – он собрал осколки её разбитой и развороченной души, словно части точного и хрупкого механизма. Он вернул ей уверенность и, стоя рядом с ней над бездной отчаянья, он протянул ей руку в белой перчатке.
Но шрам оставался шрамом, а нога упорно не желала гнуться.
– Я могу дать вам то, чего вы хотите, но не всё и полностью, ибо я не всесилен, – сказал ей тогда на это Исаак, качая головой. – Я не всемогущ, ведь я не бог, я лишь его подручный.
Второй после бога – сатана. Падший ангел. Князь тьмы. Сюзанну никогда не интересовала всякая религиозная чушь, и ей была чужда поэтика слова, но почему-то она нашла это сравнение забавным.
– Чего вы хотите, доктор? Денег? Не думаю, что они вам нужны.
– Я врачевал не тело. Вам надо было лечить душу, – сказал маг и пристально глянул ей в глаза.
– И вы верно за ней и пришли? – ухмыльнулась девушка.
Он положил свою тонкую, почти невесомую руку ей на плечо. Сюзанна вздрогнула, когда пальцы, такие холодные без неизменных перчаток, скользнули по спине, приобнимая осторожно, почти ласково. О боже… Да разве ж ему нужна она сама? Если и раньше-то её никто и не подумал бы назвать смазливой, так ведь сейчас она и вовсе записной урод.
– Глупость какая… – подумала она, мучительно заливаясь краской.
– И вовсе вы не урод. И вы действительно мне нужны.
Скорцени отшатнулась, испуганно расширив глаза. Неужели, неужели все, что про него говорят – это правда?
Маг рывком распахнул окно, и в лицо девушки ударил холодный свежий ветер улицы, пахнущий сыростью и сиренью.
– Ну что за дрянь на вас надета, в самом деле? – проворчал дамский угодник. – Это ужасное платье как мышиная шкурка. И вы сами в нем, словно этакая мышь – забились в в свою норку в подполе, где мелко грызете саму себя. Черт возьми, я надену на вас форму – настоящую, с погонами, с лампасами, хромовые скрипящие сапожки и фуражку. Да, фуражку. Вот что вы должны носить, дорогая. Черное вам будет к лицу.
– Фуражку? – недоверчиво переспросила Сюзанна. – Форму? Но… – девушка бросила беспомощный и растерянный взгляд на трость, на которую она опиралась.
– На черта мне ваши ноги, – фыркнул магир, швыряя окурок в открытое окно, – если мне нужны ваши крылья. Вы прирожденный техник и пилот, да и лучшего я когда-нибудь вряд ли найду. Послушайте, я вам дам настоящий корабль. Пусть не самый лучший, но один из лучших кораблей на свете. Я ведь все-таки не бог, я лишь второй после него. Будьте моими крыльями, Сюзанна.
–Но… – протянула нерешительно она.
– Решайтесь быстрее. У подъезда нас ждет машина. У вас ровно десять минут, чтобы собрать вещи.
– Почему десять? – недоверчиво подняла бровь она.
– Потому что и впрямь, как говорят ваши друзья, я авантюрист и мошенник. Скорее всего, полиция уже ищет меня, – проворчал Кемпфер. Скорцени широко улыбнулась, и глаза её вспыхнули холодным ярким огнем, заискрившись, словно снег на солнце. Лихо и иронично отдав честь магу, она буквально вылетела из комнаты, выронив трость.
– Пять минут, герр Исаак! – воскликнула она, и в коридоре раздался торопливый топот её неравномерных шагов.
Магир улыбнулся и тут же покачал головой.
– Таки этот жлоб Гершвин наверняка уже рвет и мечет, мечтая со мной поквитаться, – подумал вслух он.
Глава 2
Слухи разносятся очень быстро. Даже в таких больших городах, как Кельн. Они витают в воздухе как аромат духов. Они вездесущи: волочатся за шлейфами роскошных платьев, входят на цыпочках в будуары, вьются над карточными столами, как сигарный дым., и искрятся в воздухе с брызгами шампанского. Слухи играют на разные лады в свете хрустальных люстр, шепотом крадутся меж людьми, щекоча теплым дыханием рдеющие щеки дам. Они – материя тонкая и невесомая, как покров самой тайны.
По этим самым слухам, в город недавно прибыла некая очень высокопоставленная дама из Империи, как она сама представлялась – Изабелла, княгиня Житомирская. А вообще, говорили об этом событии везде и много, но как о чем-то чрезвычайно пикантном – на ухо и многозначительным тоном.
Богатейшие дома оспаривали друг у друга право принять блистательную вампиршу. По рассказам, таинственная княгиня была баснословно богата, а, кроме того, невероятно красива. В ней всё было экзотичным и невиданным: невиданно белая кожа, невиданно черные глаза, невиданно длинные темные волосы, которые едва не стелились за ней по полу. Она казалась очень высокой и тонкой в длинном платье, похожем на звездную ночь, шитье которого вспыхивало серебром и жемчугом, как россыпью созвездий. В окутывающих её худые плечи белых мехах она смотрелась невиданным, не знающим солнца цветком на длинном гибком стебле. Эта Изабелла была действительно хороша – это сквозь зубы признавали даже признанные красавицы высшего света, не ставшие менее критичными после появления первых морщин на лице. У неё были красивые белые зубы и совершенно чарующий, необыкновенно низкий для женщины голос.
Но даже больше, чем зрелище прекрасного лица княгини, восхищенные взгляды привлекал огромный бриллиант, сверкавший в ожерелье на прекрасной аристократической шейке.
В тот вечер на рауте у графа Х. пресловутую гражданку Империи сопровождал слуга в белом костюме-тройке и телохранительница в пышном мундире с шашкой на боку. Вид у охранницы был лихой и зловещий – она чуть хромала, а на щеке у неё был большой рваный шрам.
– Бедняжка, – отзывалась о ней сама княгиня, кокетливо опуская ресницы и играя веером перед ухаживающим за нею со всей галантностью коммерсантом.
– Недавно ей пришлось участвовать в схватке. Пять человек, ах… насмерть… – трагично закатила глаза Изабелла. – Но что поделать! У нас, красивых женщин, подчас так много врагов. И, тем более, вокруг пруд пруди всяких авантюристов и разбойников, способных покусится на единственное достояние бедной женщины, – вздохнула дама, с любовью поглядывая на бриллиант.
– Бедной? – улыбался её черноволосый поклонник, щуря узкие глаза. – Но ведь у вас, кроме бриллианта, есть самое дорогое сокровище, которое никто у вас не отнимет, – ваша красота.
– Льстец!
Княгиня бархатно хохотнула, кокетливо стукнув испанца веером по руке.
Её грозная телохранительница тут же встрепенулась. Рыжеволосая валькирия так недобро зыркнула на публику, что даже у бывалых бретеров начало судорожно сосать где-то под ложечкой. Самому пылкому поклоннику тоже стало не по себе, хотя под хорошо сшитым полосатым пиджаком таилась кобура с «Береттой».
– Ах, Маттиас!.. – прошептала Изабелла, склоняясь к самому уху лощеного господина, представившегося ей ни больше, ни меньше оружейным бароном, – если б вы знали, чего мне стоит такой широкий способ жизни. Скажу вам по секрету, – сделала театральную паузу она, как будто не решаясь выдать страшной тайны, – что я оказалась на мели. Ну что вам стоит одолжить милой даме хотя бы десять тысяч динаров под залог, ну, скажем, вот этого бриллианта?
Оружейный барон как-то совсем привял от произнесенной дамочкой цифры. А вернее, совсем не кельнский недобропорядочный коммерсант, торгующий оружием (у которого по всем законам жанра деньги водились), а незримо содержащийся в оболочке дорогого костюма агент Инквизиции брат Матвей. Но всё же терять из виду вверенный его наблюдению объект ему явно не хотелось, да и в планы не входило. Конечно же, в первую очередь служба – разведать, какого черта здесь забыла мафусаильша, которая, того гляди, могла оказаться посланницей Императрицы. Брату Матвею было строго-настрого велено добыть информацию о её возможных контактах с АКСовскими агентами, да и вообще глаз не сводить с бойкой дамочки. Последним, собственно, господин инквизитор и занимался весь вечер.
– Ну, я посмотрю, что можно сделать… – осторожно ответил лже-коммерсант. Княгиня бросила на него игривый и многообещающий взгляд и коснулась клыков узким кошачьим язычком.
– Я дам вам время… посмотреть, – сказала она, кривя тонкие губы. Длинное темное платье Изабеллы зашелестело, и она черным лебедем поплыла к столу, где сливки общества элегантно расписывали пульку в обществе себе подобных.
Некая дама с сиреневыми волосами проводила вампиршу недобрым взглядом, в котором явственно читалась зависть. Эта персона в дорогих мехах, широко известная в узких кругах как графиня фон Фогельвейде, весь вечер не сводила глаз с княгини Житомирской. Но совершенно из других побуждений, нежели брат Матвей.
– Камешек, что надо, – подумала Хельга, терзая веер из пышных перьев. – Вот только добраться к нему, ой, как нелегко… Будь эта долговязая княгиня мужчиной – совсем другой разговор… Хотя, может имперская красотка предпочитает женщин?
Но, увы, все попытки графини привлечь к себе внимание Изабеллы оказались тщетными, хотя на поверку имперская дама оказалась крайне малоразборчивой в выборе знакомств – она напропалую флиртовала с каким-то сомнительного вида персонажем в малиновом фраке и с тщательно напомаженной львиной гривой. Спустя пару минут сам персонаж, представившийся Леоном и оперным тенором, уже практически сунул нос в декольте брюнетки под видом любования бриллиантом.
– О, этот камень передается в нашем роду из поколения в поколение, – сказала княгиня, горделиво расправляя плечи.
– А как он называется, моя дорогая Изабелла? – вкрадчиво спросил трепетный воздыхатель, с чувством сжимая аристократично тонкую руку, затянутую в перчатку.
– М-м-м… – хлопнула ресницами вампирша и едва заметно ухмыльнулась: – он называется «Любар».
– О, как экзотично… Это один из ваших предков?
– Нет, это город. Огромный старинный город и, увы и ах, совершенно брошенный.
– Там, наверное, такие романтичные развалины… – сказал Леон, незаметно касаясь голого плеча женщины.
– Да. Очень, – с едва заметным отвращением пробормотала Изабелла. – И романтичные. И очень даже развалины. О, что толку от этого камня, если…
– Если? – заинтересованно переспросил Леон.
– …Если к этому ожерелью совершенно нечего надеть, – продолжила жалостливым тоном княгиня, сверля черными глазами поклонника. – А жизнь в этом городе непривычно дорога. Я даже не думала, что тут всё настолько дороже, чем на моей родине. Я, знаете ли, совершенно не привыкла нуждаться ни в чем. Вы меня немало обяжете, дорогой господин Астуриас, если сможете одолжить мне денег под залог вот этой безделушки. Буквально несколько тысяч… А сам камень, поверьте, не имеет цены… И я клянусь, что это правда.
– М-м-м… – пожевал губу Леон, но тут же растаял, чувствуя прикосновение тонкой ноги под столом.
– Будь по-вашему, графиня… – промычал он, проклиная себя ещё за прошлую растрату выделенных на проведение спецоперации средств. Кардинал Сфорца аккуратно вычитывала энную сумму из его тюремной зарплаты, которой и так едва хватало на папиросы и чай «Три слона». Но ведь сама Катерина велела ему выйти на контакт с неизвестно откуда взявшейся в Кельне гражданкой Империи. Быть может, она и есть посланница Августы Врадики?
– Но… но, ради бога, не здесь же, – пробормотала княгиня, отталкивая горячую руку АКСовца с чувством щупавшую её колено.
***
– Пустите, что вы себе позволяете! – разнесся по всему зимнему саду резиденции непритворно возмущенный вопль. Чахлые пальмы в кадках и худосочные лимонные деревца стали невольными свидетелями весьма нелицеприятной сцены, разыгравшейся между княгиней Житомирской и её пылким поклонником. В результате, разгневанная дамочка залепила Леону пощечину, больше похожую на апперкот, и убежала, словно Золушка с бала, оставив в руках пострадавшего только изящную туфельку 43 размера и красное пятно на его недоуменной физиономии, начинающее наливаться нежной гематомной лиловостью.
Конечно, унывать не стоило – всё-таки камень остался при нем. Леон вынул из кармана тонкое ожерелье, любуясь переливающимися гранями солитера. Но перед его внутренним взором стояло не небывалое сияние чудного бриллианта, а темнота узких, почти черных глаз вампирши. Астуриас небрежно подбросил ожерелье в руке, словно взвешивая свое решение и, сдвинув брови, с неожиданной для такого крупного человека прытью сбежал вслед за княгиней вниз по лестнице. Спрыгнув с последних ступенек, он налетел на смуглого господина в полосатом костюме.
– Осторожнее надо! – фыркнул псевдооружейный барон псевдотенору.
– Ах ты… – пробормотал бравый АКСовец и замер, словно пораженный молнией.
– Что ты тут делаешь? – узнав своего давнего недруга, прорычал тенор, словно лев, больной ларингитом.
– Предполагаю то же, что и вы, – едко ухмыльнулся Матвей, вкрадчиво-кошачьим жестом потянувшись к кобуре.
– Но-но-но! Только без рук! – рявкнул Леон, выхватывая из недр малинового фрака револьвер.
Из кармана его змейкой выскользнула тонкая золотая цепочка с поблескивающим бриллиантом.
При виде его на лице инквизитора появилось специфическое выражение лица, как у человека, на которого внезапно снизошло озарение того, что он не выключил дома утюг.
– Ах, черт! – зашипел испанец, демонстрируя Леону точно такое же ожерелье, извлеченное из брючного кармана. Оба напряженно переглянулись.
– Вот же тварь!
Они с топотом вылетели в холл, толкнув в дверях растерянного портье, но их разочарованному взору предстал лишь вид отъезжавшего от подъезда лимузина. Двигатель автомобиля истошно ревел, как будто силясь преодолеть звуковой барьер.
Леон в сердцах сплюнул на ковровую дорожку и сел на бордюр, обхватив руками косматую голову.
– Сбежала, аферистка… Катерина меня с дерьмом съест, – трагично простонал он.
– Сколько взяла? – сочувственно вздохнул инквизитор, садясь рядом с ним и обреченно закуривая.
– Пять тысяч.
– У меня – десять.
– Да ну?
– Жалко…
– Были б настоящие – было б жалко… – пожал плечами Матвей.
Глава 3
В гараже съёмного дома на Барбароссаплац горел свет. Сама унылая кирпичная громада пребывала в полной темноте, так как в сей поздний час его обитатели почти наверняка уже спали под мерный рокот непрекращающегося дождя. За приоткрытыми гаражными воротами в неярком свете можно было различить плечистую фигуру, деловито склонившуюся над капотом.
Гудериан, что-то насвистывая себе под нос, копался в недрах огромного бронированного лимузина, когда услышал легкие шаги и тихое покашливание. Обтерев ветошью измазанные руки, он выглянул из-за машины. Перед ним стояла хорошо одетая, но совершенно промокшая дама в костюмчике в мелкую клетку. Её влажные сиреневые волосы выбились из-под шляпки, а макияж слегка подпортил дождик, так как зонта у дамочки не было. Она была очень хороша собой и чем-то походила на пеструю экзотическую птицу, улизнувшую из клетки на осеннюю неприветливую улицу северного города.
– Извините, – нерешительно начала она, переступая с ноги на ногу в хлюпающих туфлях, – за мое вторжение. Я увидела у вас свет. Можно я пережду дождь здесь? Так глупо, я шла от подруги и забыла у нее зонт…
– Ну что вы, фройляйн! – воскликнул Райсцан, немного смутившись, что такая красивая девушка увидела его в непрезентабельном виде – чумазым и растрепанным, обряженным в пропитанное мазутом рванье.
– Не извиняйтесь… Ой, вы же насквозь промокли, – сказал оборотень. – Ну-ка, живо снимайте жакет. А то вы, того гляди, простудитесь…
Спустя несколько минут простодушный телохранитель мага был совершенно пленен чарами лилововолосой дамы – он сидел, словно на иголках, поминутно краснея в присутствии уже знакомой нам госпожи фон Фогельвейде. Сама же графиня инкогнито уже перебралась на заднее сидение машины, где и сидела, закутавшись в любезно предоставленную куртку, и попивала чай из термоса вервольфа. Перед ней лежал бутерброд с краковской колбасой, и, казалось, взгляд Гудериана был устремлен в его направлении. Но на самом деле оборотень попросту глазел на изящные ноги в сетчатых чулках.
– А хотите, мы пойдем в дом? – застенчиво спросил он, отхлебнув из маленькой фляжки, любезно предложенной дамой.
– Ну, я не думаю, что это будет удобно… – хлопнула ресницами Хельга, весьма талантливо изображая собой святую невинность.
– У меня в комнате есть камин, к тому же все легли спать и мы никому не помешаем.
– Если разве так… – вздохнула графиня с наигранными смущением и неуверенностью в голосе, вслушиваясь в звуки дождя с градом, сухим горохом раскатывающимся по крыше гаража.
Подобрав подол промокшей юбки, Хельга последовала за Райсцаном. В маленькой пыльной комнатенке, служившей временным прибежищем телохранителя герра Кемпфера, находился лишь ветхий диван да колченогий стул, который вряд ли мог выдержать вес рослого оборотня. Поэтому Гудериан осторожно присел на краешек своего ложа рядом со своей гостьей. Он словно загипнотизированный глядел широко распахнутыми светлыми глазами на её вздымающуюся под влажной тесной блузкой грудь, ловил близкое теплое дыхание. В отблесках пламени красивое лицо казалось ещё тоньше, а огромные глаза – ещё ярче. Холодная бледность сбегала с кожи, делая её теплой и живой.
– Вам, наверное, одиноко тут… – тихо сказала она, проводя рукой по лицу Гудериана.
– И да. И нет, – сказал вервольф, жмурясь не-то на огонь, не-то от непривычной ласки.
Руки дамы скользнули по его плечам.
– Фройляйн, – ошарашено выдохнул оборотень, не веря своему счастью: такая прекрасная женщина, нарядная, и сама льнет к нему. Как такое может быть?
Она провела пальчиком по его губам.
– Тс-с-с! – прошептала женщина над самым его ухом, запуская коготки в светлые жесткие волосы. Гудериан закрыл глаза и… захрапел.
– Что-то долго… – глянула на часы Хельга. – Экий бугай этот охранник! А я бросила целых три таблетки.
Она весело сверкнула глазами и вышла из комнаты, оставив незадачливого оборотня спокойно посапывать на разворошенной кровати. Графиня порылась в крохотной сумочке, извлекая оттуда солидную связку отмычек, фомку и стетоскоп.
– Камешек, я иду за тобой! – ухмыльнулась она и отсалютовала фомкой чему-то незримому.
Хельга в потемках обшарила несколько комнат, тщательно обыскав всё до последней тумбочки, и даже заглянула за все картины, развешанные на стенах. Сейфа ей обнаружить не удалось. В поисках тайника она простучала все панели и полы и даже сунула руку в аквариум, где вялой и грузной тенью ворочалась большая рыба.
«Наверное, держит свой камень при себе», – подумала графиня.
Она со вздохом прошла в столовую, где в утешение свистнула несколько серебряных ложек из серванта. На цыпочках Хельга миновала маленькую спаленку, освещенную тусклым светом ночника, – там, среди смятых простыней, виднелась рыжеволосая голова беспробудно дрыхнувшей телохранительницы. Сабля её лежала тут же, на комоде, тускло поблескивая гравировкой.
– А ножны-то дорогие, – подумала Хельга, косясь на богато убранное оружие, но приходя к выводу, что игра не стоит свеч.
– Спорю, что у неё под подушкой револьвер.
Сняв туфли, воровка со всей осторожностью вступила в покои княгини Житомирской. В неверном отблеске уличных фонарей она увидела беспорядочно наваленные связки книг, потрепанный чемодан, лежавший на ковре, как выпотрошенная туша. Он был наполнен какими-то непонятными склянками и инструментами пугающего вида. Понюхав содержимое одного из пузырьков, фройляйн фон Фогельвейде едва не чихнула.
Вокруг валялись разбросанные в беспорядке, словно содранные впопыхах, вещи: на спинке стула висело давешнее черное платье Изабеллы, сентябрьской паутиной меж ножками тянулись черные кружевные чулки. Хельга брезгливо подняла с пола нечто, оказавшееся скромного размера бюстгальтером. Из которого почему-то выпал черный мужской носок.
«Гм… – подумала про себя графиня, – похоже, она спит не одна. Это усложняет задачу.»
К счастью для фройляйн фон Фогельвейде, сама княгиня изволили почивать в гордом одиночестве, свернувшись калачиком в огромной кровати, больше напоминавшей помесь католического склепа и таранного орудия. Осторожно ступая по ковру, злоумышленница начала обыскивать туалетный столик, пытаясь не потревожить спящую аристократку. Она хищно улыбнулась, заметив кончик золотой цепочки, сверкнувший из-под подушки. Хельга только протянула руку к ожерелью, когда то, что она считала безмятежно спящей княжной Житомирской, тяжело заворочалось под одеялами, взметнулось и поползло к ней – зловещее, черное, бесформенно растекающееся по белым простыням. Сама темнота спальни как будто стала живой, состоящей из копошащихся, словно клубок червей, влажных теней. Графиня тонко взвизгнула, воровато прижав драгоценное ожерелье к груди, увидев, как изо всех углов к ней потянулись вязкие чернильные созданья, скалящие чудовищные безглазые морды. В натянутой тишине, наполненной лишь рваным от страха дыханием, сухо щелкнула зажигалка. Красный огонек сигареты выхватил из темноты очертания узкого черноглазого лица. Этот кто-то сидел в кресле, в углу, заложив ногу на ногу, и курил, шумно затягиваясь. Это была княгиня. То есть… князь.
Перед оторопевшей Хельгой предстал длинноволосый мужчина в сюртуке и галстуке, повязанном так аккуратно, будто он вот-вот собирался на прием. Он с вежливым любопытством глянул на фройляйн фон Фогельвейде, так и замершую с камнем, как Данко с сердцем в руке.
– А, это вы, графиня? – улыбнулся черноволосый господин и сбил пепел отточенным скучающим жестом. Его мягкий голос в ночной тишине казался звучным и каким-то металлически пронзительным, как и его негромкий смех.
– Позвольте вам представиться, фройляйн! Фамилий у меня великое множество, поэтому зовите меня просто Исаак, – галантно поклонился мужчина, церемонно приложив руку к груди. И только теперь, вглядываясь в это длинное, резко очерченное лицо, Хельга удивилась, как, несмотря на его красоту, этого господина кто-то вообще мог принять за женщину.
– Немного обаяния и косметика, дорогая графиня, – хмыкнул самозваный «князь», как будто прочитав её мысли. – Алчность, фройляйн, алчность сыграла с вами дурную шутку, а вовсе не я. Как, впрочем, и с другими людьми… Алчность ведь бывает разная. Желать неудержимо можно чего угодно: плоти, крови, денег, власти, жизни или смерти. Человек может продать хоть свою собственную душу, жаждая получить то, что хочет, но его алчность никогда не возможно утолить до конца – ведь что ты только не дашь, всего будет недостаточно. Алчность ненасытна, как смерть, и бездонна, как душа человеческая.
Он внимательно посмотрел на застывшую посреди комнаты графиню и криво усмехнулся.
– А, вы всё ещё стоите? – сощурился Исаак и ногой придвинул второй стул. Руки в белых перчатках лениво плеснули в бокал темное, как венозная кровь, вино.
– Угощайтесь.
Хельга бросила неуверенный взгляд на мужчину.
– Право, графиня, я вовсе не собираюсь пичкать вас хлоралгидратом, как вы – бедного Гудериана. Он крайне вреден для печени, – доверительным тоном сообщил он, душа окурок в хрустальной пепельнице.
Фройляйн мелко вздрогнула, будто её проняло этаким недобрым холодком.
– Ну что ж, вижу, вы дама рисковая. Черт возьми, мы с вами можем сорвать большой куш, коллега. Думаю, вместе нам под силу будет обвести вокруг пальца добрые полмира. Целый мир я вам не обещаю, – пожал худыми плечами Исаак, разводя руки в ироничном жесте. – Ибо я не бог, а лишь второй после бога.
Хельге были действительно неприятны и эти черные, всезнающие глаза, и эта ироничная ухмылка странного господина, но от него и впрямь исходило ощущение какой-то подспудной опасности, скрытой под игривым прищуром и обворожительной мягкостью манер. А она любила опасные игры.
– Мне кажется, ваше предложение весьма заманчиво… – молвила она и сделала большой глоток из бокала. Вино приятно захолодило зубы и скатилось в желудок горячей волной, терпкое и сладковатое.
Не поднимая глаз, графиня нерешительно протянула ему сверкающий камень, покачивающийся пойманной звездой на цепочке.
– А! Оставьте! – отмахнулся фон Кемпфер. – Я себе ещё сделаю.
Глава 4
Где-то за окнами старого поместья шумел дождь. Редкие раскаты грома то и дело разрывали унылое молчание, нависшее над столом, и заставляли брюзгливо дребезжать пыльный хрусталь в серванте. Сквозняк лениво шевелили пыльные бархатные портьеры. Тусклая лампочка мигала от вспышек молнии, едва освещая набитую ветхой мебелью столовую. За столом, покрытым пожелтевшей скатертью, сидели трое мужчин, без энтузиазма постукивающих вилками о фамильный фарфор. Все эти остатки роскоши, присутствующие в интерьере, свидетельствовали о былой славе рода фон Нойман, последние три отпрыска которого едва сводили концы с концами, проживая в горькой, но не лишенной налета аристократизма, нужде свои лучшие годы.
– Вот взял бы хотя бы, Мельхиор, проводку починил, – проворчал кудрявый парень в порыжевшем фраке, поглядывая на подслеповатую лампочку под потолком. – А то копаешься дни напролет в своей лаборатории со своей чертовой куклой. Этак недолго из ума выжить.
– Это не кукла! – со сдерживаемым раздражением ответил средний Нойман, роняя вилку.
– Не трогай его, Бальтазар! – вступился за брата лысый детина в пестром женском халате, на котором были изображены корявые тюльпаны, судя по всему, пожирающие друг друга зубастыми лепестками.
– А ты вообще молчи, Каспар, – скорбно вздохнул старший из наличествующих на этом свете Нойманов. – Если уж ты считаешь себя женщиной, то хоть научись прилично стряпать. Этот возомнил себя, по меньшей мере, Пигмалионом, другой – Венерой Милосской! Все боги и герои, а работать некому… Руки бы тебе, Каспар, оторвать за эти помои, – прорычал в тарелку Бальтазар, уплетая пережаренное месиво. – Скоро я сам тут с вами свихнусь. А я человек творческий, мне это дело недолгое…
– Тоже мне, талант нашелся. Брульянт неграненый! – фыркнул Каспар, разливая суп, в котором плавали остатки надежд и нечто похожее на тряпку. – Только, вместо того, чтоб рояль мучить, шел бы ты, Бальтазар, лучше делом хоть каким занялся. Хоть бы дровец наколол. Или воды натаскал. А то все я надрываюсь, как простая селянка. А я вам что, нанималась? Я, может быть, в театре выступать мечтала… – захныкала дебелая «девушка» и утерла рукавом горючие слезы с аккуратной бородки.
– Ты у меня будешь в театре выступать, – зловеще прорычал Бальтазар, сверкая глазами. – В анатомическом!
– Ы-ы! – ударилась в рев Касси.
Свет одинокой лапочки трагично моргнул и погас.
– Ну вот, – сказал Мельхиор, – опять надо динамо-машину крутить.
– А пусть Бальтазар педали крутит, – хлюпнула носом Касси. – Я уже с утра, аки пчела.
– Я? Педали крутить?!! – захохотал старший Нойман, как безумный злодей в детском спектакле. – Ты в своем уме, женщина?
– Похоже, тут уже никто не в своем уме, – скептично сказал Мельхиор, зажигая огарок сальной свечи.
– На себя посмотри! Срамота! – рявкнул Бальтазар, тряхнув кудрявой бараньей челкой. – Ты уже совсем свихнулся с этой своей куклой! Зачем ты изо дня в день думаешь об этой Вальтрауд? Ты её этим не вернешь! Ладно, когда от любви страдает человек творческий, поэт или писатель, скажем: это привносит в мир некую красоту, такая любовь творит произведения искусства, а ты целыми днями лепишь механического урода. Она ведь даже двигаться не может.
– Будет. Я смогу, – тихо сказал Пигмалион, и в его спокойном голосе промелькнули нотки непреклонного фанатичного упрямства.
– Мельхиор! – покачал головой старший Нойман. – Пойми, она неживая, она лишь кукла, машина. Ничто на свете не заставит её заговорить, ничто не превратит её в человека. Даже чудо.
Лицо техника перекосило выражение отчаянной, но сдерживаемой ярости.
– Брат, отстань от него! – воскликнул Каспар. – Он ведь страдает, он потерял свою любовь.
– Страдает… Совесть он потерял, вот что! – вскричал Бальтазар, и левое веко его уже начало нервно подергиваться.
Старшие братья стояли друг напротив друга, бросая яростные взгляды, скрестившиеся в противостоянии, словно сверкающие рапиры.
– Кстати, – будничным тоном сказала Касси, предотвращая готовую вот-вот разразиться бурю, – сегодня на рынке я слышала, что где-то тут проезжает знаменитый Сен-Жермен. Его помощница торговала там эликсирами мужской силы и позволяла заряжать воду о портрет графа. Причем совершенно бесплатно! Говорят, – таинственно понизила тон она, – что он взаправдашний некромант и даже умеет не только призывать духов, но и поднимать мертвых из могилы. Вот если бы он оживил твою куклу, Мельхиор!
Техник горько скривил губы и судорожно сжал в кулаке дрожащие от раздражения пальцы. Да как она смеет издеваться над ним!
– Дура! – презрительно бросил он и вылетел прочь, раздраженно хлопнув дверью.
***
Он поднялся по старой, скрипящей лестнице. Там, под самой крышей, и находилась его комната, та самая, которую он занимал ещё в детстве. Нелюдимый мальчик почти не выходил из неё, предпочитая проводить время со своими книгами и игрушками, чем со склочными братьями. Так же, как и много лет назад, дождь гулко пробегал по черепице, а на чердаке возились и ворковали голуби. Мельхиор не любил ничего менять. Даже обои остались те же, только выцветшие от ярко-голубого до холодной сероты. Как и всегда, бесконечные полки и стеллажи выглядели аккуратно, только педантично сложенные книги вместо цветных картинок пестрели чертежами и схемами. Вместо игрушек в ящиках лежали горы рассортированных деталей, механизмы, похожие на части человеческих скелетов, прятались по углам, отбрасывая зловещие тени. А у окна, в столбе пляшущей в лучах пыли, стояла она. Как будто ждала его, вглядываясь в контур окна. Ему иной раз чудилось, что вот-вот она обернется и бросит на него взгляд невиданных лиловых глаз, но тщетно. Это всего лишь кукла: прекрасная, но неживая. Мельхиору лишь иногда удавалось добиться случайных движений – бродящие по её проводам-венам токи заставляли дергаться её пальцы или поднимать руки, монотонно и механически. Беспомощно распахнутые глаза были темны, как окна брошенного дома, и на стекло их медленно садилась пыль. Но она была прекрасна. Как в тот самый день, когда он увидел её. Она стояла у окна и обернулась через плечо, с недоумением разглядывая его.
– Кто вы? – спросила тогда она. И голос её был прекрасен и мягок как ничей иной.
– Всё тщетно, всё тщетно. Почему? – пробормотал Мельхиор. Он со слезами коснулся пластикового лица, так обманчиво похожего на человеческое, и поцеловал её в немые губы.
– Почему ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь!
Глава 5
За окном шел мелкий дождь, надоедливый, как зубная боль. В грязное окно номера билась, басовито гудя, жирная зеленая муха. За столом сидели двое – Гудериан и Сюзанна, до смешного одинаковым жестом подпирая руками подбородки, и без энтузиазма следили за виражами насекомого. Больше в этом провинциальном клоповнике, по недоразумению называемом отелем, делать было нечего. Деньги незадачливого Леона были почти потрачены за недели скитаний. Торговля на площади зельями, сваренными из придорожных трав и краденого в номере мыла, особого прибытка не давала. Сеанс с заряжанием воды имел определенный успех, и Хельга, воодушевленная успехом, отправилась продавать заряженные фотографии мага, которые должны были рассасывать опухоли, абсцессы, карбункулы, невыплаченные кредиты и материальные проблемы. В завершение их злоключений сломался лимузин, и Гудериан с ворчанием ковырял его постылые внутренности целый день кряду. Нужно было менять бензонасос. «А где его взять, в этой глуши?» – невесело подумала Скорцени вслух.
Фальшивые деньги, честно полученные в залог за фальшивый камень у пройдохи-инквизитора, валялись разбросанные по номеру, как пух из распоротых подушек после погрома в местечке. Сюзанна сворачивала из них самолетики, а Гудериан, будучи, если можно так выразиться, человеком, более близким к природе, журавликов.
– А деньги-то, выходит, фальшивые, – вздохнул оборотень, с ностальгией поглядывая на пустую консервную банку, дочиста вымаканную черствыми корками.
– И что нам делать? – задала вопрос в никуда баронесса, с унынием прислушиваясь к стенаниям пустого желудка.
– Хозяин обязательно что-то придумает, – с уверенностью сказал Райсцан.
Сам маг спал на обшарпанном диване, пропахшем носками тысяч командировочных и мелких коммивояжёров, накрывшись газеткой, передовица которой пестрела всеми тремя его фамилиями, но вряд ли это льстило самолюбию магира. Страница светской хроники мерно вздымалась в такт его дыханию.
Сюзанна кисло вздохнула и перевела взгляд на угрюмое лицо вервольфа. Гудериан безмолвно глядел в беспросветную серость окна и не-то грусть, не-то неясная тоска отражалась в светлых глазах мужчины. Она неловко положила ладонь на мозолистую руку телохранителя.
– Скажите, – нарушила молчание Скорцени, кивнув в сторону свисающих с дивана худых ног в нечистых белых носках, – почему вы пошли за ним? Что он дал вам, Гудериан?
– Много чего, – неохотно бросил оборотень, ероша пятерней свою вздыбленную соломенную гриву. – Герр Исаак дал мне возможность жить как человек. Чтоб ко мне относились как к человеку. Не как к чудовищу. Но, все равно, внутри я остаюсь зверем и иногда… иногда он просыпается снова. Пусть редко, но все же… Магир дал мне то, что я пожелал. Но, увы, не сполна, – серьезно сказал вервольф, и в его словах проскользнула непривычно мягкая горечь. Его глаза зажглись, как всегда, когда он говорил о своем хозяине.
– Но ведь герр Исаак сам говорит, что он не бог, – запальчиво сказал мужчина, и в его голосе звучало столько скрытого обожания, что Сюзанна даже на миг пожалела, что он никогда такого не скажет о ней. А ведь, чего скрывать, этот простой добродушный парень даже нравился ей – он немногословен и надежен, он не замечал её легкой хромоты и рваного шрама. Ах, если бы его не было вовсе. Но даже великий и хитроумный Исаак никому не мог дать желаемого полностью.
Оборотень глянул на баронессу и, словно прочитав её мысли, слабо улыбнулся:
– Он совсем не ужасный. Напрасно вы это.
– Конечно, нет. Я герру Кемпферу многим обязана, – оторопело бросила Скорцени.
– Я про ваш шрам, – сказал Гудериан и провел пальцами по её щеке. Сюзанна опустила глаза и залилась краской – он был так близко, что теплое дыхание щекотало кожу. Тонкие губы вервольфа приоткрылись – и ей было явственно видно влажно поблескивающие меж них клыки. Вервольф потянулся к ней, и баронесса пугливо зажмурилась, вся дрожа в ожидании, когда по деревянной лестнице глухо застучали каблуки, как будто кто-то молотом вбивал за стенами сваи. В дверь требовательно забарабанили.
м А? Что? – спросонья рыкнул маг, впопыхах начиная бросать в чемодан самое ценное и вбивая ноги в нечищеные туфли.
– Подождите, – шепнул покрасневший Гудериан. – Я открою. Он достал револьвер из кобуры и, осторожно спрятав его за спину, рывком распахнул дверь.
На пороге стояло поистине странное существо. Оно (а другого местоимения и нельзя было подобрать) было лысо, как коленка, на шее его висело драное боа из лиловых перьев, а в руках оно сжимало блестящую сумочку. Аккуратно выстриженная бородка существа шокирующе дисгармонировала с умело нанесенным макияжем. Непонятная персона на каблуках была ростом с Гудериана и даже немного шире его в плечах. Под мышкой нечто держало потрепанный, но, несомненно, кружевной зонт от солнца с налетом аристократизма и невыстиранной желтизны.
– Слава тебе, Господи, – оглядывая всё это безобразие, с облегчением пробормотал маг. – А я уже думал, что это счет принесли…
– Здесь проживает граф Сен-Жермен? – игриво поглядывая на статного оборотня и жеманничая, вопросило существо.
– Понятия не имею, о чем вы, – с невиннейшим видом молвил Кемпфер, непринужденно задвигая ногой под диван разбросанную грязную одежду, безошибочным инстинктом почуяв в лысом нечто клиента, пришедшего к нему с щекотливым, но, несомненно, выгодным дельцем.
– Я представитель фармацевтической компании «Локуста» Исаак Магазинер. Документы показать?
Лысое нечто с уважением уставилось на разбросанные по полу деньги, беспечно обращенные подопечными мага в неуклюжие оригами.
– Граф, я знаю, что это вы. Давайте не будем ломать комедию, – конфиденциальным тоном сообщило нечто.
– Я серьезен как никогда, – хмыкнул, складывая на груди руки, Исаак и смеривая скептичным взглядом лысину, точащую из боа, как гладкий, покрасневший от солнца плод среди пышной кроны, – а вот вы…
– А вы кто сами будете? – неприязненно спросил Гудериан.
–Я? – хлопнуло коровьими ресницами существо. – Я Каспар фон Нойман. Но можете звать меня Касси. Я пришла к вам с одной крайне деликатной просьбой. Понимаете, мой брат – техник…
– Вас, как гуманитария, это расстраивает? – с показным сочувствием поинтересовался маг.
– Нет. Понимаете, он совершенно сошел с ума. Пытается собрать робота, похожего на его погибшую девушку. И думает, что она оживет. Я понимаю, он так её любил… – сморкаясь в застиранный платок, прогнусавила Касси.
– Дорогуша, я не занимаюсь умственными помешательствами, – развел руками Исаак. – Я врач-терапевт и адепт народной медицины, сами понимаете: пиявки, бодяга, кукольник кавказский, сила земли… И все такое. Я мирно продаю биодобавки, – прибавил он.
– Я вам заплачу, – воскликнула Касси. – Вот всё, что у меня есть. А, кроме того, я вас приглашаю погостить у нас в замке.
– В замке? – нерешительно переглянулись через плечо мага Сюзанна с Гудерианом.
– Стол у нас, конечно, не ахти, но сегодня ради вас я зарежу курицу.
Каспар конечно не говорил, что курица была последняя и очень старая, а замок был удобен для жилья не более, чем средневековые развалины. Гудериан шумно сглотнул слюну. В животе у Сюзанны уныло заворчало. Маг презрительно ухмыльнулся, но его черные глаза озарились голодным блеском.
– У нас есть вино хорошей выдержки, – скромно добавила Касси, шаркая огромной ножищей по ковру.
– Хм-м- м, – сощурился фон Кемпфер, пытаясь сохранить елико возможно пафосное в данной ситуации лицо.
– Я люблю курицу. И люблю вино.
– Кстати, у вас не найдется бензонасоса? – вмешалась Сюзанна.
– Бензонасоса? – подняла бровь кокетка. – У Мельхиора всё найдется…
ВТОРОЙ ПОСЛЕ БОГА
Автор: _Panzer__Magier
Фэндом: Trinity Blood
Персонажи: Исаак, Сюзанна, Гудериан, трио Нойманов; Леон и брат Матвей - в эпизодах. Каин, Дитрих.
Рейтинг: G
Жанры: водевиль
Размер: Миди
Часть 1
читать дальшеГлава 1
В этом сезоне у высшего света Германики был крайне моден один субъект. Ни один ужин или прием не обходился без него, и во всех гостиных только и разговоров было, что о некоем фон Кемпфере. В Лондоне он представлялся Исааком Батлером, в Ватикане – графом Сен-Жермен, и, Бог весть, где черт знает кем. Многие дамы находили этого джентльмена просто душкой – как увлекательны были все эти сеансы спиритизма, месмерические откровения, сколь удивительны и невероятны были хитроумные машины и чудесные исцеления, демонстрируемые Исааком. В свою очередь, их мужья считали достопочтенного герра пройдохой и аферистом. Но говорили об этом вслух не иначе как за глаза и шепотом – что-то недоброе сквозило в скупых отточенных жестах, в черных насмешливых глазах мужчины, нечто опасное и угрожающее, полускрытое светским лоском. Так украдкой под тканью приличного костюма вырисовываются очертания кобуры, скрытой одеждой.
Этот смутивший всё общество Берлина господин был всегда безупречно элегантен, но без излишнего франтовства: фон Кемпфер никогда не носил фрак. Он неизменно появлялся всюду в простой черной паре и белом, пикейном жилете, в одном и том же долгополом пальто, распространявшем запах крепкого табака и таинственных химикалий.
– Это запах серы тянется за ним оттуда, откуда он приходит, – посмеивались шутники, но обыкновенно при этом опасливо оглядывались, словно отмочив отнюдь не невинную остроту на политические темы публично.
И впрямь – в наружности герра Кемпфера было что-то сатанинское: не-то невиданно длинные черные волосы вкупе с интересной бледностью на резко очерченном красивом лице, не-то лукавая полуулыбка на тонких губах. К тому же он обладал воистину дьявольским обаянием, покорявшим сердца, – он был галантен с дамами, предельно внимателен с учеными, предельно терпелив с чиновниками и даже мог отпустить тяжеловесную остроту отставному военному или одарить двусмысленным комплиментом поблекшую светскую львицу. Он был вездесущ, этот Кемпфер, – его имя каждый день всплывало на страницах желтой прессы или всеми уважаемых научных журналов, в неспешных клубных разговорах и в пересудах рыночных торговок. Алхимик и маг, хранитель тайн Гермеса Трисмегиста, знаток Каббалы и халдейских практик, знаток утерянных технологий, демонолог и непревзойденный доктор, ученый и масон – вот что говорили про него. Или он сам про себя.
Его видели в трех-четырех местах ежедневно (и, пожалуй, даже никто не удивился, если бы одновременно). Только и было россказней, что про удивительные деяния этого Исаака: с утра он вернул молодость графине Ф., к полудню он дочитывал лекцию в медицинском университете про особенности восстановления конечностей, а к трем часам его уже видели на скачках в окружении лиц, приближенных к королю. Дальше неугомонного мага вроде бы видели на приеме у барона Х., где он публично вызывал духов, а после, даже не запыхавшись, он являлся в оперу ко второму акту послушать местную примадонну в «Травиате». И все только диву давались – как только он везде поспевал!
***
Черный бронированный лимузин ехал по Курфюрстендамм. В надвигающихся сумерках желтыми тусклыми яблоками нависли над брусчаткой фонари, вглядываясь в мутные лужи, оставшиеся от внезапно налетевшего дождя. Маг поднял стекла и откинулся на пассажирском сидении, лениво потягивая из бокала темно-красную жидкость, трепещуще касавшуюся губ от плавного хода автомобиля. Как хорошо, что Гудериан имел привычку всегда держать в баре бутылку хорошего марочного вина: приятно среди этакой бешеной круговерти, в которую превратились последние пару недель, улучить минутку и спокойно насладиться терпким, сухим вкусом, скребущим оскоминой зубы.
– Что у нас еще запланировано на сегодня? – спросил телохранителя Исаак, устало потирая виски. Эта демонстрация нового метода по выращиванию искусственных кристаллов драгоценных камней с последующей продажей оборудования (а, скорее, сами торги с желчным скрягой Гершвином, мечтавшим о мгновенном обогащении) совершенно его вымотала.
– Визит к полковнику Баумштумпфу: он интересовался образцом оружия, парализующего ультразвуком, – принялся перечислять Гудериан, не отвлекаясь от баранки. Парень обладал поистине феноменальной памятью, а посему частенько служил своему господину импровизированным «живым блокнотом», чем очень гордился, дорожа оказанным ему доверием.
– Еще лекция в масонской ложе – вы там хотели стянуть подлинник «Иероглифической монады», сеанс одновременной игры в шахматы в офицерском клубе.
– Бог с ними, с этими шахматами… – пробормотал магир, вспоминая прошлогоднюю эскападу, не увенчавшуюся успехом. Увидев в зеркале заднего вида расстроенное лицо хозяина, верный оборотень утешительно прогудел:
–Не стоит переживать, герр Исаак. Вы ведь во время этих проклятых гастролей в Лондоне не знали, что столкнетесь с этим профессором, как его…
– Вордсвортом. Уильямом Вордсвортом, – вздохнул Исаак, закуривая. – Да. Я знаю. И вся беда в том, что довелось мне при самых неблагоприятных обстоятельствах налететь на того самого человека, который меня так хорошо знает. И который, черт возьми, обыгрывал меня даже на третьем курсе…
– Еще сеанс лечения гипнозом у графини Н., – нараспев продолжил телохранитель. – И светские мероприятия: сегодня в театре дают «Калигулу» Камю, к тому же вас приглашал в кабаре «Альпийская роза» поручик Ж.
– Хм… К черту графиню. И в «Ж» «Альпийскую розу» вместе с Камю, – отмахнулся маг и многозначительно улыбнулся самыми уголками тонких губ.
– Мне нужно наведаться к одной куда более интересной пациентке.
***
– Доктор Исаак Батлер, – доложил слуга.
Девушка, стоящая у окна, не отрывая странного мрачного взгляда от мерцающих внизу огней города, вздрогнула от неожиданности, как будто по её плечам прошел холодок. Она поежилась, плотнее укутавшись в накинутую поверх простого платья шаль.
– Зовите. Я приму его.
Она даже не обернулась на звук знакомых шагов, тихих, размеренных, легких, как шаг крадущейся кошки. Но она знала, что он уже здесь, стоит прямо за её спиной, обдавая запахом сигаретного дыма и аптеки.
– Добрый вечер, фройляйн Скорцени, – поклонился маг. – Как самочувствие вашего отца?
– Благодарю, уже лучше. Он даже сегодня хотел сесть в седло, но я ему строго-настрого запретила, – сказала девушка, и голос её едва заметно потеплел.
Она отвернулась от окна, и свет озарил узкое лицо, изуродованное длинным безобразным шрамом. Рыжие волосы были стянуты в небрежный куцый хвост, да и одета дочь генерала была более чем затрапезно – в серое и неброское платье, совершенно не шедшее к её рослой сухощавой фигуре. Фон Скорцени пристально глянула в черные глаза мага и приблизилась к нему, стуча тростью, на которую опиралась. Угрюмая и замкнутая, Сюзанна, как ни странно, чувствовала расположение к этому лукавому господину. Что бы ни говорили про этого человека, он был единственным, кто помог после той чудовищной аварии. Исаак провел сложнейшую операцию на позвоночнике самолично и поставил на ноги её отца, от которого отказались все берлинские и венские доктора. А Исаак не отказался. Исаак ничего не попросил взамен. Пока что...
Люди могли говорить, что угодно, – что он мошенник, мерзавец, соблазнитель, раб всевозможных пороков, чуть ли не дьявол, скупающий человеческие души, но только в последнем они были правы.
– Вы пришли за своей платой, не так ли? – невесело улыбнулась она, и только одна половина лица шевельнулась в неприятной гримасе.
В той аварии ей искалечило лицо и раздробило ногу, но от того ужасного, полного вспышек боли периода полубреда-полузабытья остались лишь легкая хромота и рассекавший скулу шрам. Большой, некрасивый, но уже вовсе непохожий на рваные клочья мяса, кровавое месиво, в которое превратили лицо Сюзанны разлетевшиеся при взрыве машины осколки.
Доктор Батлер вылечил её, кропотливо собрав по кускам клочки кожи, кусочки разможенных костей. А самое главное – он собрал осколки её разбитой и развороченной души, словно части точного и хрупкого механизма. Он вернул ей уверенность и, стоя рядом с ней над бездной отчаянья, он протянул ей руку в белой перчатке.
Но шрам оставался шрамом, а нога упорно не желала гнуться.
– Я могу дать вам то, чего вы хотите, но не всё и полностью, ибо я не всесилен, – сказал ей тогда на это Исаак, качая головой. – Я не всемогущ, ведь я не бог, я лишь его подручный.
Второй после бога – сатана. Падший ангел. Князь тьмы. Сюзанну никогда не интересовала всякая религиозная чушь, и ей была чужда поэтика слова, но почему-то она нашла это сравнение забавным.
– Чего вы хотите, доктор? Денег? Не думаю, что они вам нужны.
– Я врачевал не тело. Вам надо было лечить душу, – сказал маг и пристально глянул ей в глаза.
– И вы верно за ней и пришли? – ухмыльнулась девушка.
Он положил свою тонкую, почти невесомую руку ей на плечо. Сюзанна вздрогнула, когда пальцы, такие холодные без неизменных перчаток, скользнули по спине, приобнимая осторожно, почти ласково. О боже… Да разве ж ему нужна она сама? Если и раньше-то её никто и не подумал бы назвать смазливой, так ведь сейчас она и вовсе записной урод.
– Глупость какая… – подумала она, мучительно заливаясь краской.
– И вовсе вы не урод. И вы действительно мне нужны.
Скорцени отшатнулась, испуганно расширив глаза. Неужели, неужели все, что про него говорят – это правда?
Маг рывком распахнул окно, и в лицо девушки ударил холодный свежий ветер улицы, пахнущий сыростью и сиренью.
– Ну что за дрянь на вас надета, в самом деле? – проворчал дамский угодник. – Это ужасное платье как мышиная шкурка. И вы сами в нем, словно этакая мышь – забились в в свою норку в подполе, где мелко грызете саму себя. Черт возьми, я надену на вас форму – настоящую, с погонами, с лампасами, хромовые скрипящие сапожки и фуражку. Да, фуражку. Вот что вы должны носить, дорогая. Черное вам будет к лицу.
– Фуражку? – недоверчиво переспросила Сюзанна. – Форму? Но… – девушка бросила беспомощный и растерянный взгляд на трость, на которую она опиралась.
– На черта мне ваши ноги, – фыркнул магир, швыряя окурок в открытое окно, – если мне нужны ваши крылья. Вы прирожденный техник и пилот, да и лучшего я когда-нибудь вряд ли найду. Послушайте, я вам дам настоящий корабль. Пусть не самый лучший, но один из лучших кораблей на свете. Я ведь все-таки не бог, я лишь второй после него. Будьте моими крыльями, Сюзанна.
–Но… – протянула нерешительно она.
– Решайтесь быстрее. У подъезда нас ждет машина. У вас ровно десять минут, чтобы собрать вещи.
– Почему десять? – недоверчиво подняла бровь она.
– Потому что и впрямь, как говорят ваши друзья, я авантюрист и мошенник. Скорее всего, полиция уже ищет меня, – проворчал Кемпфер. Скорцени широко улыбнулась, и глаза её вспыхнули холодным ярким огнем, заискрившись, словно снег на солнце. Лихо и иронично отдав честь магу, она буквально вылетела из комнаты, выронив трость.
– Пять минут, герр Исаак! – воскликнула она, и в коридоре раздался торопливый топот её неравномерных шагов.
Магир улыбнулся и тут же покачал головой.
– Таки этот жлоб Гершвин наверняка уже рвет и мечет, мечтая со мной поквитаться, – подумал вслух он.
Глава 2
Слухи разносятся очень быстро. Даже в таких больших городах, как Кельн. Они витают в воздухе как аромат духов. Они вездесущи: волочатся за шлейфами роскошных платьев, входят на цыпочках в будуары, вьются над карточными столами, как сигарный дым., и искрятся в воздухе с брызгами шампанского. Слухи играют на разные лады в свете хрустальных люстр, шепотом крадутся меж людьми, щекоча теплым дыханием рдеющие щеки дам. Они – материя тонкая и невесомая, как покров самой тайны.
По этим самым слухам, в город недавно прибыла некая очень высокопоставленная дама из Империи, как она сама представлялась – Изабелла, княгиня Житомирская. А вообще, говорили об этом событии везде и много, но как о чем-то чрезвычайно пикантном – на ухо и многозначительным тоном.
Богатейшие дома оспаривали друг у друга право принять блистательную вампиршу. По рассказам, таинственная княгиня была баснословно богата, а, кроме того, невероятно красива. В ней всё было экзотичным и невиданным: невиданно белая кожа, невиданно черные глаза, невиданно длинные темные волосы, которые едва не стелились за ней по полу. Она казалась очень высокой и тонкой в длинном платье, похожем на звездную ночь, шитье которого вспыхивало серебром и жемчугом, как россыпью созвездий. В окутывающих её худые плечи белых мехах она смотрелась невиданным, не знающим солнца цветком на длинном гибком стебле. Эта Изабелла была действительно хороша – это сквозь зубы признавали даже признанные красавицы высшего света, не ставшие менее критичными после появления первых морщин на лице. У неё были красивые белые зубы и совершенно чарующий, необыкновенно низкий для женщины голос.
Но даже больше, чем зрелище прекрасного лица княгини, восхищенные взгляды привлекал огромный бриллиант, сверкавший в ожерелье на прекрасной аристократической шейке.
В тот вечер на рауте у графа Х. пресловутую гражданку Империи сопровождал слуга в белом костюме-тройке и телохранительница в пышном мундире с шашкой на боку. Вид у охранницы был лихой и зловещий – она чуть хромала, а на щеке у неё был большой рваный шрам.
– Бедняжка, – отзывалась о ней сама княгиня, кокетливо опуская ресницы и играя веером перед ухаживающим за нею со всей галантностью коммерсантом.
– Недавно ей пришлось участвовать в схватке. Пять человек, ах… насмерть… – трагично закатила глаза Изабелла. – Но что поделать! У нас, красивых женщин, подчас так много врагов. И, тем более, вокруг пруд пруди всяких авантюристов и разбойников, способных покусится на единственное достояние бедной женщины, – вздохнула дама, с любовью поглядывая на бриллиант.
– Бедной? – улыбался её черноволосый поклонник, щуря узкие глаза. – Но ведь у вас, кроме бриллианта, есть самое дорогое сокровище, которое никто у вас не отнимет, – ваша красота.
– Льстец!
Княгиня бархатно хохотнула, кокетливо стукнув испанца веером по руке.
Её грозная телохранительница тут же встрепенулась. Рыжеволосая валькирия так недобро зыркнула на публику, что даже у бывалых бретеров начало судорожно сосать где-то под ложечкой. Самому пылкому поклоннику тоже стало не по себе, хотя под хорошо сшитым полосатым пиджаком таилась кобура с «Береттой».
– Ах, Маттиас!.. – прошептала Изабелла, склоняясь к самому уху лощеного господина, представившегося ей ни больше, ни меньше оружейным бароном, – если б вы знали, чего мне стоит такой широкий способ жизни. Скажу вам по секрету, – сделала театральную паузу она, как будто не решаясь выдать страшной тайны, – что я оказалась на мели. Ну что вам стоит одолжить милой даме хотя бы десять тысяч динаров под залог, ну, скажем, вот этого бриллианта?
Оружейный барон как-то совсем привял от произнесенной дамочкой цифры. А вернее, совсем не кельнский недобропорядочный коммерсант, торгующий оружием (у которого по всем законам жанра деньги водились), а незримо содержащийся в оболочке дорогого костюма агент Инквизиции брат Матвей. Но всё же терять из виду вверенный его наблюдению объект ему явно не хотелось, да и в планы не входило. Конечно же, в первую очередь служба – разведать, какого черта здесь забыла мафусаильша, которая, того гляди, могла оказаться посланницей Императрицы. Брату Матвею было строго-настрого велено добыть информацию о её возможных контактах с АКСовскими агентами, да и вообще глаз не сводить с бойкой дамочки. Последним, собственно, господин инквизитор и занимался весь вечер.
– Ну, я посмотрю, что можно сделать… – осторожно ответил лже-коммерсант. Княгиня бросила на него игривый и многообещающий взгляд и коснулась клыков узким кошачьим язычком.
– Я дам вам время… посмотреть, – сказала она, кривя тонкие губы. Длинное темное платье Изабеллы зашелестело, и она черным лебедем поплыла к столу, где сливки общества элегантно расписывали пульку в обществе себе подобных.
Некая дама с сиреневыми волосами проводила вампиршу недобрым взглядом, в котором явственно читалась зависть. Эта персона в дорогих мехах, широко известная в узких кругах как графиня фон Фогельвейде, весь вечер не сводила глаз с княгини Житомирской. Но совершенно из других побуждений, нежели брат Матвей.
– Камешек, что надо, – подумала Хельга, терзая веер из пышных перьев. – Вот только добраться к нему, ой, как нелегко… Будь эта долговязая княгиня мужчиной – совсем другой разговор… Хотя, может имперская красотка предпочитает женщин?
Но, увы, все попытки графини привлечь к себе внимание Изабеллы оказались тщетными, хотя на поверку имперская дама оказалась крайне малоразборчивой в выборе знакомств – она напропалую флиртовала с каким-то сомнительного вида персонажем в малиновом фраке и с тщательно напомаженной львиной гривой. Спустя пару минут сам персонаж, представившийся Леоном и оперным тенором, уже практически сунул нос в декольте брюнетки под видом любования бриллиантом.
– О, этот камень передается в нашем роду из поколения в поколение, – сказала княгиня, горделиво расправляя плечи.
– А как он называется, моя дорогая Изабелла? – вкрадчиво спросил трепетный воздыхатель, с чувством сжимая аристократично тонкую руку, затянутую в перчатку.
– М-м-м… – хлопнула ресницами вампирша и едва заметно ухмыльнулась: – он называется «Любар».
– О, как экзотично… Это один из ваших предков?
– Нет, это город. Огромный старинный город и, увы и ах, совершенно брошенный.
– Там, наверное, такие романтичные развалины… – сказал Леон, незаметно касаясь голого плеча женщины.
– Да. Очень, – с едва заметным отвращением пробормотала Изабелла. – И романтичные. И очень даже развалины. О, что толку от этого камня, если…
– Если? – заинтересованно переспросил Леон.
– …Если к этому ожерелью совершенно нечего надеть, – продолжила жалостливым тоном княгиня, сверля черными глазами поклонника. – А жизнь в этом городе непривычно дорога. Я даже не думала, что тут всё настолько дороже, чем на моей родине. Я, знаете ли, совершенно не привыкла нуждаться ни в чем. Вы меня немало обяжете, дорогой господин Астуриас, если сможете одолжить мне денег под залог вот этой безделушки. Буквально несколько тысяч… А сам камень, поверьте, не имеет цены… И я клянусь, что это правда.
– М-м-м… – пожевал губу Леон, но тут же растаял, чувствуя прикосновение тонкой ноги под столом.
– Будь по-вашему, графиня… – промычал он, проклиная себя ещё за прошлую растрату выделенных на проведение спецоперации средств. Кардинал Сфорца аккуратно вычитывала энную сумму из его тюремной зарплаты, которой и так едва хватало на папиросы и чай «Три слона». Но ведь сама Катерина велела ему выйти на контакт с неизвестно откуда взявшейся в Кельне гражданкой Империи. Быть может, она и есть посланница Августы Врадики?
– Но… но, ради бога, не здесь же, – пробормотала княгиня, отталкивая горячую руку АКСовца с чувством щупавшую её колено.
***
– Пустите, что вы себе позволяете! – разнесся по всему зимнему саду резиденции непритворно возмущенный вопль. Чахлые пальмы в кадках и худосочные лимонные деревца стали невольными свидетелями весьма нелицеприятной сцены, разыгравшейся между княгиней Житомирской и её пылким поклонником. В результате, разгневанная дамочка залепила Леону пощечину, больше похожую на апперкот, и убежала, словно Золушка с бала, оставив в руках пострадавшего только изящную туфельку 43 размера и красное пятно на его недоуменной физиономии, начинающее наливаться нежной гематомной лиловостью.
Конечно, унывать не стоило – всё-таки камень остался при нем. Леон вынул из кармана тонкое ожерелье, любуясь переливающимися гранями солитера. Но перед его внутренним взором стояло не небывалое сияние чудного бриллианта, а темнота узких, почти черных глаз вампирши. Астуриас небрежно подбросил ожерелье в руке, словно взвешивая свое решение и, сдвинув брови, с неожиданной для такого крупного человека прытью сбежал вслед за княгиней вниз по лестнице. Спрыгнув с последних ступенек, он налетел на смуглого господина в полосатом костюме.
– Осторожнее надо! – фыркнул псевдооружейный барон псевдотенору.
– Ах ты… – пробормотал бравый АКСовец и замер, словно пораженный молнией.
– Что ты тут делаешь? – узнав своего давнего недруга, прорычал тенор, словно лев, больной ларингитом.
– Предполагаю то же, что и вы, – едко ухмыльнулся Матвей, вкрадчиво-кошачьим жестом потянувшись к кобуре.
– Но-но-но! Только без рук! – рявкнул Леон, выхватывая из недр малинового фрака револьвер.
Из кармана его змейкой выскользнула тонкая золотая цепочка с поблескивающим бриллиантом.
При виде его на лице инквизитора появилось специфическое выражение лица, как у человека, на которого внезапно снизошло озарение того, что он не выключил дома утюг.
– Ах, черт! – зашипел испанец, демонстрируя Леону точно такое же ожерелье, извлеченное из брючного кармана. Оба напряженно переглянулись.
– Вот же тварь!
Они с топотом вылетели в холл, толкнув в дверях растерянного портье, но их разочарованному взору предстал лишь вид отъезжавшего от подъезда лимузина. Двигатель автомобиля истошно ревел, как будто силясь преодолеть звуковой барьер.
Леон в сердцах сплюнул на ковровую дорожку и сел на бордюр, обхватив руками косматую голову.
– Сбежала, аферистка… Катерина меня с дерьмом съест, – трагично простонал он.
– Сколько взяла? – сочувственно вздохнул инквизитор, садясь рядом с ним и обреченно закуривая.
– Пять тысяч.
– У меня – десять.
– Да ну?
– Жалко…
– Были б настоящие – было б жалко… – пожал плечами Матвей.
Глава 3
В гараже съёмного дома на Барбароссаплац горел свет. Сама унылая кирпичная громада пребывала в полной темноте, так как в сей поздний час его обитатели почти наверняка уже спали под мерный рокот непрекращающегося дождя. За приоткрытыми гаражными воротами в неярком свете можно было различить плечистую фигуру, деловито склонившуюся над капотом.
Гудериан, что-то насвистывая себе под нос, копался в недрах огромного бронированного лимузина, когда услышал легкие шаги и тихое покашливание. Обтерев ветошью измазанные руки, он выглянул из-за машины. Перед ним стояла хорошо одетая, но совершенно промокшая дама в костюмчике в мелкую клетку. Её влажные сиреневые волосы выбились из-под шляпки, а макияж слегка подпортил дождик, так как зонта у дамочки не было. Она была очень хороша собой и чем-то походила на пеструю экзотическую птицу, улизнувшую из клетки на осеннюю неприветливую улицу северного города.
– Извините, – нерешительно начала она, переступая с ноги на ногу в хлюпающих туфлях, – за мое вторжение. Я увидела у вас свет. Можно я пережду дождь здесь? Так глупо, я шла от подруги и забыла у нее зонт…
– Ну что вы, фройляйн! – воскликнул Райсцан, немного смутившись, что такая красивая девушка увидела его в непрезентабельном виде – чумазым и растрепанным, обряженным в пропитанное мазутом рванье.
– Не извиняйтесь… Ой, вы же насквозь промокли, – сказал оборотень. – Ну-ка, живо снимайте жакет. А то вы, того гляди, простудитесь…
Спустя несколько минут простодушный телохранитель мага был совершенно пленен чарами лилововолосой дамы – он сидел, словно на иголках, поминутно краснея в присутствии уже знакомой нам госпожи фон Фогельвейде. Сама же графиня инкогнито уже перебралась на заднее сидение машины, где и сидела, закутавшись в любезно предоставленную куртку, и попивала чай из термоса вервольфа. Перед ней лежал бутерброд с краковской колбасой, и, казалось, взгляд Гудериана был устремлен в его направлении. Но на самом деле оборотень попросту глазел на изящные ноги в сетчатых чулках.
– А хотите, мы пойдем в дом? – застенчиво спросил он, отхлебнув из маленькой фляжки, любезно предложенной дамой.
– Ну, я не думаю, что это будет удобно… – хлопнула ресницами Хельга, весьма талантливо изображая собой святую невинность.
– У меня в комнате есть камин, к тому же все легли спать и мы никому не помешаем.
– Если разве так… – вздохнула графиня с наигранными смущением и неуверенностью в голосе, вслушиваясь в звуки дождя с градом, сухим горохом раскатывающимся по крыше гаража.
Подобрав подол промокшей юбки, Хельга последовала за Райсцаном. В маленькой пыльной комнатенке, служившей временным прибежищем телохранителя герра Кемпфера, находился лишь ветхий диван да колченогий стул, который вряд ли мог выдержать вес рослого оборотня. Поэтому Гудериан осторожно присел на краешек своего ложа рядом со своей гостьей. Он словно загипнотизированный глядел широко распахнутыми светлыми глазами на её вздымающуюся под влажной тесной блузкой грудь, ловил близкое теплое дыхание. В отблесках пламени красивое лицо казалось ещё тоньше, а огромные глаза – ещё ярче. Холодная бледность сбегала с кожи, делая её теплой и живой.
– Вам, наверное, одиноко тут… – тихо сказала она, проводя рукой по лицу Гудериана.
– И да. И нет, – сказал вервольф, жмурясь не-то на огонь, не-то от непривычной ласки.
Руки дамы скользнули по его плечам.
– Фройляйн, – ошарашено выдохнул оборотень, не веря своему счастью: такая прекрасная женщина, нарядная, и сама льнет к нему. Как такое может быть?
Она провела пальчиком по его губам.
– Тс-с-с! – прошептала женщина над самым его ухом, запуская коготки в светлые жесткие волосы. Гудериан закрыл глаза и… захрапел.
– Что-то долго… – глянула на часы Хельга. – Экий бугай этот охранник! А я бросила целых три таблетки.
Она весело сверкнула глазами и вышла из комнаты, оставив незадачливого оборотня спокойно посапывать на разворошенной кровати. Графиня порылась в крохотной сумочке, извлекая оттуда солидную связку отмычек, фомку и стетоскоп.
– Камешек, я иду за тобой! – ухмыльнулась она и отсалютовала фомкой чему-то незримому.
Хельга в потемках обшарила несколько комнат, тщательно обыскав всё до последней тумбочки, и даже заглянула за все картины, развешанные на стенах. Сейфа ей обнаружить не удалось. В поисках тайника она простучала все панели и полы и даже сунула руку в аквариум, где вялой и грузной тенью ворочалась большая рыба.
«Наверное, держит свой камень при себе», – подумала графиня.
Она со вздохом прошла в столовую, где в утешение свистнула несколько серебряных ложек из серванта. На цыпочках Хельга миновала маленькую спаленку, освещенную тусклым светом ночника, – там, среди смятых простыней, виднелась рыжеволосая голова беспробудно дрыхнувшей телохранительницы. Сабля её лежала тут же, на комоде, тускло поблескивая гравировкой.
– А ножны-то дорогие, – подумала Хельга, косясь на богато убранное оружие, но приходя к выводу, что игра не стоит свеч.
– Спорю, что у неё под подушкой револьвер.
Сняв туфли, воровка со всей осторожностью вступила в покои княгини Житомирской. В неверном отблеске уличных фонарей она увидела беспорядочно наваленные связки книг, потрепанный чемодан, лежавший на ковре, как выпотрошенная туша. Он был наполнен какими-то непонятными склянками и инструментами пугающего вида. Понюхав содержимое одного из пузырьков, фройляйн фон Фогельвейде едва не чихнула.
Вокруг валялись разбросанные в беспорядке, словно содранные впопыхах, вещи: на спинке стула висело давешнее черное платье Изабеллы, сентябрьской паутиной меж ножками тянулись черные кружевные чулки. Хельга брезгливо подняла с пола нечто, оказавшееся скромного размера бюстгальтером. Из которого почему-то выпал черный мужской носок.
«Гм… – подумала про себя графиня, – похоже, она спит не одна. Это усложняет задачу.»
К счастью для фройляйн фон Фогельвейде, сама княгиня изволили почивать в гордом одиночестве, свернувшись калачиком в огромной кровати, больше напоминавшей помесь католического склепа и таранного орудия. Осторожно ступая по ковру, злоумышленница начала обыскивать туалетный столик, пытаясь не потревожить спящую аристократку. Она хищно улыбнулась, заметив кончик золотой цепочки, сверкнувший из-под подушки. Хельга только протянула руку к ожерелью, когда то, что она считала безмятежно спящей княжной Житомирской, тяжело заворочалось под одеялами, взметнулось и поползло к ней – зловещее, черное, бесформенно растекающееся по белым простыням. Сама темнота спальни как будто стала живой, состоящей из копошащихся, словно клубок червей, влажных теней. Графиня тонко взвизгнула, воровато прижав драгоценное ожерелье к груди, увидев, как изо всех углов к ней потянулись вязкие чернильные созданья, скалящие чудовищные безглазые морды. В натянутой тишине, наполненной лишь рваным от страха дыханием, сухо щелкнула зажигалка. Красный огонек сигареты выхватил из темноты очертания узкого черноглазого лица. Этот кто-то сидел в кресле, в углу, заложив ногу на ногу, и курил, шумно затягиваясь. Это была княгиня. То есть… князь.
Перед оторопевшей Хельгой предстал длинноволосый мужчина в сюртуке и галстуке, повязанном так аккуратно, будто он вот-вот собирался на прием. Он с вежливым любопытством глянул на фройляйн фон Фогельвейде, так и замершую с камнем, как Данко с сердцем в руке.
– А, это вы, графиня? – улыбнулся черноволосый господин и сбил пепел отточенным скучающим жестом. Его мягкий голос в ночной тишине казался звучным и каким-то металлически пронзительным, как и его негромкий смех.
– Позвольте вам представиться, фройляйн! Фамилий у меня великое множество, поэтому зовите меня просто Исаак, – галантно поклонился мужчина, церемонно приложив руку к груди. И только теперь, вглядываясь в это длинное, резко очерченное лицо, Хельга удивилась, как, несмотря на его красоту, этого господина кто-то вообще мог принять за женщину.
– Немного обаяния и косметика, дорогая графиня, – хмыкнул самозваный «князь», как будто прочитав её мысли. – Алчность, фройляйн, алчность сыграла с вами дурную шутку, а вовсе не я. Как, впрочем, и с другими людьми… Алчность ведь бывает разная. Желать неудержимо можно чего угодно: плоти, крови, денег, власти, жизни или смерти. Человек может продать хоть свою собственную душу, жаждая получить то, что хочет, но его алчность никогда не возможно утолить до конца – ведь что ты только не дашь, всего будет недостаточно. Алчность ненасытна, как смерть, и бездонна, как душа человеческая.
Он внимательно посмотрел на застывшую посреди комнаты графиню и криво усмехнулся.
– А, вы всё ещё стоите? – сощурился Исаак и ногой придвинул второй стул. Руки в белых перчатках лениво плеснули в бокал темное, как венозная кровь, вино.
– Угощайтесь.
Хельга бросила неуверенный взгляд на мужчину.
– Право, графиня, я вовсе не собираюсь пичкать вас хлоралгидратом, как вы – бедного Гудериана. Он крайне вреден для печени, – доверительным тоном сообщил он, душа окурок в хрустальной пепельнице.
Фройляйн мелко вздрогнула, будто её проняло этаким недобрым холодком.
– Ну что ж, вижу, вы дама рисковая. Черт возьми, мы с вами можем сорвать большой куш, коллега. Думаю, вместе нам под силу будет обвести вокруг пальца добрые полмира. Целый мир я вам не обещаю, – пожал худыми плечами Исаак, разводя руки в ироничном жесте. – Ибо я не бог, а лишь второй после бога.
Хельге были действительно неприятны и эти черные, всезнающие глаза, и эта ироничная ухмылка странного господина, но от него и впрямь исходило ощущение какой-то подспудной опасности, скрытой под игривым прищуром и обворожительной мягкостью манер. А она любила опасные игры.
– Мне кажется, ваше предложение весьма заманчиво… – молвила она и сделала большой глоток из бокала. Вино приятно захолодило зубы и скатилось в желудок горячей волной, терпкое и сладковатое.
Не поднимая глаз, графиня нерешительно протянула ему сверкающий камень, покачивающийся пойманной звездой на цепочке.
– А! Оставьте! – отмахнулся фон Кемпфер. – Я себе ещё сделаю.
Глава 4
Где-то за окнами старого поместья шумел дождь. Редкие раскаты грома то и дело разрывали унылое молчание, нависшее над столом, и заставляли брюзгливо дребезжать пыльный хрусталь в серванте. Сквозняк лениво шевелили пыльные бархатные портьеры. Тусклая лампочка мигала от вспышек молнии, едва освещая набитую ветхой мебелью столовую. За столом, покрытым пожелтевшей скатертью, сидели трое мужчин, без энтузиазма постукивающих вилками о фамильный фарфор. Все эти остатки роскоши, присутствующие в интерьере, свидетельствовали о былой славе рода фон Нойман, последние три отпрыска которого едва сводили концы с концами, проживая в горькой, но не лишенной налета аристократизма, нужде свои лучшие годы.
– Вот взял бы хотя бы, Мельхиор, проводку починил, – проворчал кудрявый парень в порыжевшем фраке, поглядывая на подслеповатую лампочку под потолком. – А то копаешься дни напролет в своей лаборатории со своей чертовой куклой. Этак недолго из ума выжить.
– Это не кукла! – со сдерживаемым раздражением ответил средний Нойман, роняя вилку.
– Не трогай его, Бальтазар! – вступился за брата лысый детина в пестром женском халате, на котором были изображены корявые тюльпаны, судя по всему, пожирающие друг друга зубастыми лепестками.
– А ты вообще молчи, Каспар, – скорбно вздохнул старший из наличествующих на этом свете Нойманов. – Если уж ты считаешь себя женщиной, то хоть научись прилично стряпать. Этот возомнил себя, по меньшей мере, Пигмалионом, другой – Венерой Милосской! Все боги и герои, а работать некому… Руки бы тебе, Каспар, оторвать за эти помои, – прорычал в тарелку Бальтазар, уплетая пережаренное месиво. – Скоро я сам тут с вами свихнусь. А я человек творческий, мне это дело недолгое…
– Тоже мне, талант нашелся. Брульянт неграненый! – фыркнул Каспар, разливая суп, в котором плавали остатки надежд и нечто похожее на тряпку. – Только, вместо того, чтоб рояль мучить, шел бы ты, Бальтазар, лучше делом хоть каким занялся. Хоть бы дровец наколол. Или воды натаскал. А то все я надрываюсь, как простая селянка. А я вам что, нанималась? Я, может быть, в театре выступать мечтала… – захныкала дебелая «девушка» и утерла рукавом горючие слезы с аккуратной бородки.
– Ты у меня будешь в театре выступать, – зловеще прорычал Бальтазар, сверкая глазами. – В анатомическом!
– Ы-ы! – ударилась в рев Касси.
Свет одинокой лапочки трагично моргнул и погас.
– Ну вот, – сказал Мельхиор, – опять надо динамо-машину крутить.
– А пусть Бальтазар педали крутит, – хлюпнула носом Касси. – Я уже с утра, аки пчела.
– Я? Педали крутить?!! – захохотал старший Нойман, как безумный злодей в детском спектакле. – Ты в своем уме, женщина?
– Похоже, тут уже никто не в своем уме, – скептично сказал Мельхиор, зажигая огарок сальной свечи.
– На себя посмотри! Срамота! – рявкнул Бальтазар, тряхнув кудрявой бараньей челкой. – Ты уже совсем свихнулся с этой своей куклой! Зачем ты изо дня в день думаешь об этой Вальтрауд? Ты её этим не вернешь! Ладно, когда от любви страдает человек творческий, поэт или писатель, скажем: это привносит в мир некую красоту, такая любовь творит произведения искусства, а ты целыми днями лепишь механического урода. Она ведь даже двигаться не может.
– Будет. Я смогу, – тихо сказал Пигмалион, и в его спокойном голосе промелькнули нотки непреклонного фанатичного упрямства.
– Мельхиор! – покачал головой старший Нойман. – Пойми, она неживая, она лишь кукла, машина. Ничто на свете не заставит её заговорить, ничто не превратит её в человека. Даже чудо.
Лицо техника перекосило выражение отчаянной, но сдерживаемой ярости.
– Брат, отстань от него! – воскликнул Каспар. – Он ведь страдает, он потерял свою любовь.
– Страдает… Совесть он потерял, вот что! – вскричал Бальтазар, и левое веко его уже начало нервно подергиваться.
Старшие братья стояли друг напротив друга, бросая яростные взгляды, скрестившиеся в противостоянии, словно сверкающие рапиры.
– Кстати, – будничным тоном сказала Касси, предотвращая готовую вот-вот разразиться бурю, – сегодня на рынке я слышала, что где-то тут проезжает знаменитый Сен-Жермен. Его помощница торговала там эликсирами мужской силы и позволяла заряжать воду о портрет графа. Причем совершенно бесплатно! Говорят, – таинственно понизила тон она, – что он взаправдашний некромант и даже умеет не только призывать духов, но и поднимать мертвых из могилы. Вот если бы он оживил твою куклу, Мельхиор!
Техник горько скривил губы и судорожно сжал в кулаке дрожащие от раздражения пальцы. Да как она смеет издеваться над ним!
– Дура! – презрительно бросил он и вылетел прочь, раздраженно хлопнув дверью.
***
Он поднялся по старой, скрипящей лестнице. Там, под самой крышей, и находилась его комната, та самая, которую он занимал ещё в детстве. Нелюдимый мальчик почти не выходил из неё, предпочитая проводить время со своими книгами и игрушками, чем со склочными братьями. Так же, как и много лет назад, дождь гулко пробегал по черепице, а на чердаке возились и ворковали голуби. Мельхиор не любил ничего менять. Даже обои остались те же, только выцветшие от ярко-голубого до холодной сероты. Как и всегда, бесконечные полки и стеллажи выглядели аккуратно, только педантично сложенные книги вместо цветных картинок пестрели чертежами и схемами. Вместо игрушек в ящиках лежали горы рассортированных деталей, механизмы, похожие на части человеческих скелетов, прятались по углам, отбрасывая зловещие тени. А у окна, в столбе пляшущей в лучах пыли, стояла она. Как будто ждала его, вглядываясь в контур окна. Ему иной раз чудилось, что вот-вот она обернется и бросит на него взгляд невиданных лиловых глаз, но тщетно. Это всего лишь кукла: прекрасная, но неживая. Мельхиору лишь иногда удавалось добиться случайных движений – бродящие по её проводам-венам токи заставляли дергаться её пальцы или поднимать руки, монотонно и механически. Беспомощно распахнутые глаза были темны, как окна брошенного дома, и на стекло их медленно садилась пыль. Но она была прекрасна. Как в тот самый день, когда он увидел её. Она стояла у окна и обернулась через плечо, с недоумением разглядывая его.
– Кто вы? – спросила тогда она. И голос её был прекрасен и мягок как ничей иной.
– Всё тщетно, всё тщетно. Почему? – пробормотал Мельхиор. Он со слезами коснулся пластикового лица, так обманчиво похожего на человеческое, и поцеловал её в немые губы.
– Почему ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь!
Глава 5
За окном шел мелкий дождь, надоедливый, как зубная боль. В грязное окно номера билась, басовито гудя, жирная зеленая муха. За столом сидели двое – Гудериан и Сюзанна, до смешного одинаковым жестом подпирая руками подбородки, и без энтузиазма следили за виражами насекомого. Больше в этом провинциальном клоповнике, по недоразумению называемом отелем, делать было нечего. Деньги незадачливого Леона были почти потрачены за недели скитаний. Торговля на площади зельями, сваренными из придорожных трав и краденого в номере мыла, особого прибытка не давала. Сеанс с заряжанием воды имел определенный успех, и Хельга, воодушевленная успехом, отправилась продавать заряженные фотографии мага, которые должны были рассасывать опухоли, абсцессы, карбункулы, невыплаченные кредиты и материальные проблемы. В завершение их злоключений сломался лимузин, и Гудериан с ворчанием ковырял его постылые внутренности целый день кряду. Нужно было менять бензонасос. «А где его взять, в этой глуши?» – невесело подумала Скорцени вслух.
Фальшивые деньги, честно полученные в залог за фальшивый камень у пройдохи-инквизитора, валялись разбросанные по номеру, как пух из распоротых подушек после погрома в местечке. Сюзанна сворачивала из них самолетики, а Гудериан, будучи, если можно так выразиться, человеком, более близким к природе, журавликов.
– А деньги-то, выходит, фальшивые, – вздохнул оборотень, с ностальгией поглядывая на пустую консервную банку, дочиста вымаканную черствыми корками.
– И что нам делать? – задала вопрос в никуда баронесса, с унынием прислушиваясь к стенаниям пустого желудка.
– Хозяин обязательно что-то придумает, – с уверенностью сказал Райсцан.
Сам маг спал на обшарпанном диване, пропахшем носками тысяч командировочных и мелких коммивояжёров, накрывшись газеткой, передовица которой пестрела всеми тремя его фамилиями, но вряд ли это льстило самолюбию магира. Страница светской хроники мерно вздымалась в такт его дыханию.
Сюзанна кисло вздохнула и перевела взгляд на угрюмое лицо вервольфа. Гудериан безмолвно глядел в беспросветную серость окна и не-то грусть, не-то неясная тоска отражалась в светлых глазах мужчины. Она неловко положила ладонь на мозолистую руку телохранителя.
– Скажите, – нарушила молчание Скорцени, кивнув в сторону свисающих с дивана худых ног в нечистых белых носках, – почему вы пошли за ним? Что он дал вам, Гудериан?
– Много чего, – неохотно бросил оборотень, ероша пятерней свою вздыбленную соломенную гриву. – Герр Исаак дал мне возможность жить как человек. Чтоб ко мне относились как к человеку. Не как к чудовищу. Но, все равно, внутри я остаюсь зверем и иногда… иногда он просыпается снова. Пусть редко, но все же… Магир дал мне то, что я пожелал. Но, увы, не сполна, – серьезно сказал вервольф, и в его словах проскользнула непривычно мягкая горечь. Его глаза зажглись, как всегда, когда он говорил о своем хозяине.
– Но ведь герр Исаак сам говорит, что он не бог, – запальчиво сказал мужчина, и в его голосе звучало столько скрытого обожания, что Сюзанна даже на миг пожалела, что он никогда такого не скажет о ней. А ведь, чего скрывать, этот простой добродушный парень даже нравился ей – он немногословен и надежен, он не замечал её легкой хромоты и рваного шрама. Ах, если бы его не было вовсе. Но даже великий и хитроумный Исаак никому не мог дать желаемого полностью.
Оборотень глянул на баронессу и, словно прочитав её мысли, слабо улыбнулся:
– Он совсем не ужасный. Напрасно вы это.
– Конечно, нет. Я герру Кемпферу многим обязана, – оторопело бросила Скорцени.
– Я про ваш шрам, – сказал Гудериан и провел пальцами по её щеке. Сюзанна опустила глаза и залилась краской – он был так близко, что теплое дыхание щекотало кожу. Тонкие губы вервольфа приоткрылись – и ей было явственно видно влажно поблескивающие меж них клыки. Вервольф потянулся к ней, и баронесса пугливо зажмурилась, вся дрожа в ожидании, когда по деревянной лестнице глухо застучали каблуки, как будто кто-то молотом вбивал за стенами сваи. В дверь требовательно забарабанили.
м А? Что? – спросонья рыкнул маг, впопыхах начиная бросать в чемодан самое ценное и вбивая ноги в нечищеные туфли.
– Подождите, – шепнул покрасневший Гудериан. – Я открою. Он достал револьвер из кобуры и, осторожно спрятав его за спину, рывком распахнул дверь.
На пороге стояло поистине странное существо. Оно (а другого местоимения и нельзя было подобрать) было лысо, как коленка, на шее его висело драное боа из лиловых перьев, а в руках оно сжимало блестящую сумочку. Аккуратно выстриженная бородка существа шокирующе дисгармонировала с умело нанесенным макияжем. Непонятная персона на каблуках была ростом с Гудериана и даже немного шире его в плечах. Под мышкой нечто держало потрепанный, но, несомненно, кружевной зонт от солнца с налетом аристократизма и невыстиранной желтизны.
– Слава тебе, Господи, – оглядывая всё это безобразие, с облегчением пробормотал маг. – А я уже думал, что это счет принесли…
– Здесь проживает граф Сен-Жермен? – игриво поглядывая на статного оборотня и жеманничая, вопросило существо.
– Понятия не имею, о чем вы, – с невиннейшим видом молвил Кемпфер, непринужденно задвигая ногой под диван разбросанную грязную одежду, безошибочным инстинктом почуяв в лысом нечто клиента, пришедшего к нему с щекотливым, но, несомненно, выгодным дельцем.
– Я представитель фармацевтической компании «Локуста» Исаак Магазинер. Документы показать?
Лысое нечто с уважением уставилось на разбросанные по полу деньги, беспечно обращенные подопечными мага в неуклюжие оригами.
– Граф, я знаю, что это вы. Давайте не будем ломать комедию, – конфиденциальным тоном сообщило нечто.
– Я серьезен как никогда, – хмыкнул, складывая на груди руки, Исаак и смеривая скептичным взглядом лысину, точащую из боа, как гладкий, покрасневший от солнца плод среди пышной кроны, – а вот вы…
– А вы кто сами будете? – неприязненно спросил Гудериан.
–Я? – хлопнуло коровьими ресницами существо. – Я Каспар фон Нойман. Но можете звать меня Касси. Я пришла к вам с одной крайне деликатной просьбой. Понимаете, мой брат – техник…
– Вас, как гуманитария, это расстраивает? – с показным сочувствием поинтересовался маг.
– Нет. Понимаете, он совершенно сошел с ума. Пытается собрать робота, похожего на его погибшую девушку. И думает, что она оживет. Я понимаю, он так её любил… – сморкаясь в застиранный платок, прогнусавила Касси.
– Дорогуша, я не занимаюсь умственными помешательствами, – развел руками Исаак. – Я врач-терапевт и адепт народной медицины, сами понимаете: пиявки, бодяга, кукольник кавказский, сила земли… И все такое. Я мирно продаю биодобавки, – прибавил он.
– Я вам заплачу, – воскликнула Касси. – Вот всё, что у меня есть. А, кроме того, я вас приглашаю погостить у нас в замке.
– В замке? – нерешительно переглянулись через плечо мага Сюзанна с Гудерианом.
– Стол у нас, конечно, не ахти, но сегодня ради вас я зарежу курицу.
Каспар конечно не говорил, что курица была последняя и очень старая, а замок был удобен для жилья не более, чем средневековые развалины. Гудериан шумно сглотнул слюну. В животе у Сюзанны уныло заворчало. Маг презрительно ухмыльнулся, но его черные глаза озарились голодным блеском.
– У нас есть вино хорошей выдержки, – скромно добавила Касси, шаркая огромной ножищей по ковру.
– Хм-м- м, – сощурился фон Кемпфер, пытаясь сохранить елико возможно пафосное в данной ситуации лицо.
– Я люблю курицу. И люблю вино.
– Кстати, у вас не найдется бензонасоса? – вмешалась Сюзанна.
– Бензонасоса? – подняла бровь кокетка. – У Мельхиора всё найдется…
@темы: Trinity Blood, фанфики
-
-
07.11.2012 в 20:55И нижайше благодарю за княжну Житомирскую
-
-
07.11.2012 в 20:58разливая суп, в котором плавали остатки надежд и нечто похожее на тряпку.
за одно это уже апплодисменты стоя и памятник при жизни!
-
-
08.11.2012 в 18:04укешный Мальдорор, Трапующий Изя не нов но черт возьми больше никого на сие дело не подпишешь)
-
-
08.11.2012 в 19:28Этого прикола русские люди не поняли(((( Зато у нас есть город с очень красноречивым названием Лихославль- ему бы пошло быть княгиней Лихославльской
Хм, ну чисто визуально еще это возможно пошло бы Бальтазару-он каваен
уже вижу его в платье 20х годов .это диагноз
И еще кавайным братикам,может быть. А вообще,бисёненов там более чем достаточно...-
-
08.11.2012 в 19:35-
-
08.11.2012 в 19:42-
-
08.11.2012 в 19:43-
-
08.11.2012 в 19:55Под цвет волос,чо