[bellumfrigidum]

О чего еще завалялось! Продублирую, наученный горьким опытом
Привычные игры
Автор:_Panzer__Magier
Фендом: Trinity Blood
Рейтинг: подростковый, могут читать несовершеннолетние с письменного разрешения главы облгосадминистрации
Персонажи: Франческо/Катерина
Жанр: затрудняюсь, драма?
Размер: мини
Дисклаймер: эти руки ничего не крали
- Что ваши люди себе позволяют? – рявкнул над головой кардинала звучный голос, ничуть не приглушенный грохотом внезапно распахнутой двери, знакомый до пульсирующей боли в висках. Катерина, оторвавшись от бумаг, слегка поморщилась. Ох уж этот Франческо, а как же еще зовут эту кроваво-алую беду. Он как пожар: непрошенным врывается в дома и беснуется с угрожающим ревом, мало-помалу душа тех, кто не успел спастись из охваченного огнем (то есть кардиналом) здания.
Стоящий в углу кабинета киборг, ранее не обнаруживавший своего присутствия, равно как и остальная полагающаяся по инвентарному списку мебель, глянул на хозяйку, но Сфорца сделала успокаивающий жест рукой и зловещий красный огонек в глазу Треса тут же погас.
- Ваш агент посмел встать на пути служителей Веры, – гаркнул Медичи. - Да весь ваш отдел суть средоточие богомерзкой ереси и лосиное гнездо…
- Какое-какое гнездо? – хлопнула ресницами Сфорца, откладывая в сторону писчее перо, которое она скучающе вертела в руках.
- Осиное, то есть… - пробормотал герцог Флорентийский и налился багровой краснотой, которая явно свидетельствовала о том, что столь вспыльчивому человеку нужно было более тщательно следить за своим артериальным давлением.
- Неважно! – закричал он, стукнув кулаком по столу, отчего многочисленные счета из представленного агентом Мечником отчета разлетелись, как грачи от выстрела.
– Если у меня будут веские доказательства, что вы ведете переговоры с Империей за моей спиной, а уж поверьте, в этом я более чем уверен, я отдам вас под суд! - рыкнул он, яростно сверля глазами сестру.
- Трес, – совершенно спокойным тоном произнесла Сфорца, – выйди и закрой дверь. Никого не пускать. Нам с кардиналом… - искоса глянула на Франческо герцогиня Миланская, торопливо облизнув пересохшие губы узким кошачьим языком, - …нужно серьезно поговорить.
- Как нельзя более серьезно, – добавила она, бросая из-под ресниц быстрый взгляд.
- Катерина! – прорычал Медичи, наклоняясь над самым ее лицом, таким нарочито спокойным и даже не тронутым румянцем. - Я требую объяснений…
- Вот как? – безразлично отозвалась она, выскользнув из-за стола и наполнив кабинет шелестом бесчисленных юбок. Сфорца с невозмутимым видом проплыла мимо него, покачивая бедрами, обдав Франческо неотделимым в его сознании от всего ее образа резковатым запахом роз и мяты. Ноздри Медичи нервно дрогнули. Его глаза впились в лицо сестры: насмешливое, красивое настолько, что невольно вызывало некое глухое раздражение, желание смять эти безупречно завитые кукольные локоны и, ей-богу, ударить. Ударить ее, причинить ей боль, схватить за тонкое запястье под полупорзрачными кружевами и сдавить со всей мочи, чтоб она зашипела, вскрикнула.
– Катерина, не выводи меня из себя! - скрипнул зубами Франческо и сделал шаг к ней. Но каблучки снова звонко цокнули, отступая лишь на шаг. Кардинал села на краешек стола, небрежно поигрывая расшитой золотом туфелькой, с лукавым прищуром поглядывая на брата из-под русых ресниц.
Франческо невнятно выбранился, и на его лице появилось странное ожесточенное выражение.
В непроницаемых глазах герцога Флорентийского промелькнуло что-то яркое, трудноуловимое, похожее на мгновенно погасший, подобно падающей звезде, огонек.
Белая туфелька со стуком упала на пол.
Одеяния Катерины зашелестели, словно листья сухой травы, когда она подняла тонкую ногу и игривым жестом положила стопу на грудь Медичи. Сфорца рассмеялась, и ее смех был непривычно мягким, грудным, глуховатым, будто по ковру раскатились оброненные медные монеты.
Франческо кусал губы, словно в сдерживаемом припадке ярости. Сдерживать себя было не в обычае герцога Флорентийского: кардинал хищно осклабился и скользнул по гладкой ноге, запуская руку в ворох белых юбок. Катерина торжествующе ухмыльнулась, по-кошачьи щуря влажно сверкнувшие глаза, когда он начал стаскивать чулок с ее ноги, слегка прикусив его зубами. Ее кожа была удивительно тонкой, с чуть проступавшими сквозь прохладную белизну венами, она влажным шелком ложилась под язык, скользнувший вниз до ямочки между пальцами. Маленькими пальцами с аккуратными ноготками, такими хрупкими, что их хотелось изо всех сил сжать зубами, чтобы почувствовать, как они хрустят и трескаются под резцами, словно куриная кость. Но Медичи лишь слегка сдавливал их во рту, со все большей жадностью сжимая гладкое теплое бедро под негнущимся тяжелым подолом. Его руки лихорадочно шарили по коже, обнимая тонкое тело, то игриво льнувшее к нему, то отстранявшееся, словно опасаясь исходившего от него гибельного бредового жара, от которого молотом било в висках.
Оттолкнув руку брата, Сфорца рассмеялась, глядя на него светлыми затуманенными глазами. В такие моменты в сузившихся зрачках не было ни капли разума, ни малейшей толики той, другой Катерины, а только безрассудная страсть, изначальная и неудержимая, родник самой жизни. Это был всего лишь властный голос инстинкта самки, играющей с самцом: так лениво огрызается львица, так убегает наигранно-пугливо лань, заслышав рев рогача. Это всего лишь ритуал. Привычные игры.
Франческо рванул на себя ворот, царапая руки золотым шитьем, сжал ее тонкую шею в припадке этой знакомой страсти, сводящей его с ума. Почему, почему такое происходит только когда он с ней, собственной сестрой? Только тогда им овладевает безумное и животное желание одновременно обладать и уничтожать, ласкать и ломать, причинять боль и принимать ее от этих белых тонких рук. Он сжал это белое беззащитное горло и повалил Катерину на стол, навалившись всем телом, прижимая губы к чужому горячему рту. Под ним она вздрогнула, изогнулась, беззвучно рассмеявшись – судорожно, почти истерично. Не помня себя от бешенства и вожделения, Франческо сомкнул пальцы, пока в ее глазах все не закружилось, не завертелось. И в этот самый момент, когда звуки и ощущения стали стеклянными и тягучими, чудилось Катерине, как будто бы она лежала на земле в самом средоточии нараставшего вокруг нее смерча, сметающего все на своем пути. Медичи разжал руку, касаясь сухими, как в лихорадке, губами алых следов на коже, дивясь заманчивой покорности сестры. Когда в ответ он почуял даже сквозь одежду, как судорожно впились ногти в его плечи, кардинал нетерпеливо зарычал. Проклятая мантия мешала и путалась, висела на мокрых от пота плечах, сковывая движения. Франческо швырнул кардинальское одеяние на пол, сминая ногами шитую золотом ткань. "Сейчас. Еще секунду – еще только этот проклятый ремень…" - пронеслось в голове, туманившейся от запаха духов, смешанных с мускусным запахом горящего заживо тела. Так пахнет самый потаенный грех, кровосмесительный грех с обезумевшими глазами, самозабвенно льнущий к его бедрам. Золотоволосый, мягкий, вкрадчивый. Она уже не противилась нисколько – только тихо вскрикнула от резкого толчка.
- Да тихо же, черт возьми… – еле пробормотал Франческо, закрывая ей рот потной ладонью. Он двигался сильно и грубо, едва не насилуя, безжалостно комкая белоснежные крахмальные юбки. Она лишь впивалась в его пальцы мелкими острыми кошачьими зубками, запуская ногти в короткие волосы кардинала, до боли сжимая, обхватывая белыми ногами, словно поглощая и душа самой кожей, ставшей нестерпимо горячей и липкой. Все чувства свелись к одному. Ни мыслей. Ни страха. Ни стыда. Ни осознания. И казалось, мир кончится и погаснет, если они не получат все и сейчас. Еще немного – и тепло, как нарастающее свечение, захлестнуло их и бросило во тьму, оглушенных и растерянных.
А в кабинете и впрямь было темно. В полусонной сумеречной тишине было слышно сбитое затрудненное дыхание и шорох крахмальной ткани, поправляемой дрожащими руками. Катерина отвела глаза, дичась взгляда брата, то ли стыдясь, то ли мысленно сетуя на саму себя. Он тоже старался не смотреть на нее. Как всегда старался не думать о ней. Но все равно как-то не выходило.
За окном гасло и пряталось в угловатых росчерках городских крыш солнце, в расположенных в отдалении казармах инквизиции загорался, бродя по зданию, желтый электрический свет. Кардинал нащупал выключатель. Когда подслеповатая лампа нехотя загорелась, он увидел безмятежно спокойное лицо Сфорцы, как ни в чем не бывало восседавшей в кресле. Она ловко раскладывала разбросанные по столу бумаги, попутно просматривая их и недовольно бурча себе под нос:
- Счета, счет, счета: Вордсворт, Найтроуд, Гарсия… Как же вы мне все дороги…
Она водрузила на нос монокль, бросив на Медичи быстрый взгляд исподлобья, и почему-то теперь даже ее ресницы казались колючими. Из распахнутого окна, откуда-то из старого запущенного сада за ним, ощутимо тянуло сыростью и гниющей листвой.
- Вы что-то хотели, брат мой? – подняла бровь Сфорца.