кино и немцы

[bellumfrigidum]

ЗВЕРИ ВО ТЬМЕ
Автор:_Panzer__Magier
Фендом: Hellsing
Рейтинг: R
Персонажи: Ганс Гюнше, Рип ван Винкль, Шредингер
Жанр: драма
Размер: миди
Дисклаймер: мои руки ничего не крали
ЧАСТЬ 7
Над Берлином клубилась предрассветная дымка, смутная, как тревога. И сам город чутко спал, ворочался, едва смыкая глаза, как человек, не уверенный в том, что для него утро наступит. Доктор Бернхарт искоса посмотрел на тонко очерченный профиль британца и нервно сморгнул. Этот человек с наружностью гуманитария – третьекурсника в неловко сидящем дешевом костюме был сер и опасен как гадюка, дремлющая на болотной кочке: стоит лишь наступить на неприметный тусклый комок - и ядовитые зубы в молниеносном броске вопьются в плоть быстрее стрелы. Но пока змея дремала. Дремала, не спала - из-под очков в роговой оправе пытливо поблескивали стальные глаза, пронзительные, как отсвет клинка.
- Вы говорили… - скучающим тоном начал агент, душа в хрустальной пепельнице окурок - Что все его работы проводились только на объекте три. Мы его уничтожили и что мы видим?
- В смысле? – нахмурил кустистые брови старый ученый.
Англичанин развернул перед профессором карту, испещренную жирными красными точками, прорисованными с такой нервической тщательностью, что кое-где они превратились в дырки.
- Вот база. Мы ее внимательно осмотрели – до последнего камня. Мы раскопали бункер. Ни одного образца – ни живого, ни мертвого. Я вообще склонен считать, что сам факт существования этой полумифической Мины Харкер, которая послужила праматерью этих «образцов» не более чем вымысел… - проворчал он – Впрочем, меня беспокоит не это. Видите эти цветные точки? В этих местах нами обнаружены трупы.
Едва глянув на предложенные фотографии, ученый побледнел, и к горлу подступила тошнота, как будто бы ему в лицо пахнуло невыносимым запахом гнилья и тухлого мяса.
- Да, некоторые уже слегка разложились. Мы бы допустили, что это дело рук обычных мародеров, но все они были обескровлены. Некоторые растерзаны практически в клочья, у некоторых вынуты только внутренние органы. Они выбирали одиноко стоящие фермы и дома. Сценарий один и тот же – внезапное нападение, убийство, поедание тел и последующий грабеж. Причем с места преступления они забирали не только ценности… Если соединить все точки – наклонился над картой с карандашом британец - Выходит ломаная линия, идущая в обход населенных пунктов. И ведет она … В Берлин. Они идут к вам. Они здесь – прошептал он, склоняясь над самым лицом старика, и глаза неприметного очкарика сверкнули, словно живая, ядовитая ртуть.
Парень бросил на стол свежую, пахнущую типографской краской газету, на первой полосе которой виднелся крикливый заголовок аршинными готическими буквами, и в их зигзагообразных изгибах чудилось нечто припадочное и истеричное: « Победоносные немецкие воины… Ну что ж, таких заголовков хватало, а уж особенно когда дела обернулись плохо для вермахта. На тщательно ретушированном фото была изображена трогательная сцена: некрасивая худенькая девушка в светлом платье, в нелепых очках протягивала цветы солдатам, сгрудившимся у вагона, словно растерянное овечье стадо. «Да какие там солдаты – мальчишки» словно говорил грустный взгляд ее огромных глаз. Рядом с ней стоял, понурившись, вихрастый подросток в форме гитлерюгенда, а за спинами их был обозначен твердый профиль мужчины в кепи. Несмотря на солнечный день, он был в долгополой шинели.
- Это некий капитан Гюнше, адъютант майора Монтаны по фамилии Шредингер, и оберштурмфюрер СС Габриэль фон Маенгофф. Судя по архивным документам, они давным-давно мертвы. Мертвы еще до участия в эксперименте.
- Мертвы дважды – хмыкнул профессор.
- Если понадобиться – будут и трижды – фыркнул юноша - Мне нужны образцы этих чипов, хоть бы мне пришлось вырезать их собственноручно из-под хвоста самого Везельвула.
Глаза за толстыми стеклами очков хищно прищурились. Он вытянул из пачки папиросу острыми желтыми зубами и пробормотал:
- Вероятно, им известно, что вы сотрудничали с доктором Непьером, и в вашем распоряжении находится единственная подобная лаборатория. В скором времени они попытаются войти с вами в контакт.
**
- И где вас носило? - налетел на них маленьким зверенышем прапорщик, дергая Ганса за полы шинели – Я тут чуть не сдох от скуки и от голода тоже! А-а-а! Я знаю, что вы делали! Вы шлялись.
Это слово выплыло игрушечным корабликом из обрывков детских воспоминаний прапорщика, в которых сосед – галантерейщик дубасил свою толстомясую дочь с криками «Где ты шлялась, сука? Чтоб ты сдохла!». Но, насколько он помнил, злосчастная дочь лавочника не только не умерла, но и произвела на свет в положенный срок младенца с отменными легкими. Еще, помнится, Монтана, на базе метал громы и молнии в адрес нерадивого лейтенанта, который никогда не мог усидеть у себя в кабинете, риторическими фразами типа «Он что там, по бабам шляется?». Сомнительно, конечно, чтобы Ганс и Рип вместе шлялись по бабам, поэтому почему бы Гюнше не шляться вместе с оберштурмфюрером в номере, а не ходить ради этого черти куда и не оставлять его одного. Он уже к этим регулярным шляньям привык и даже подсматривать ему надокучило. Может капитан настолько озверел, что в человеческих условиях ему это все несподручно?
Как будто прочитав его несвязные детские мысли, вервольф рассмеялся и потрепал Шредингера по голове.
- Мы за едой ходили – буркнула Рип - Держи!
Прапорщик брезгливо обнюхал замотанный в тряпку кус темного, горько пахнущего мяса.
- Что это?
- Печенка. Она очень полезна. В ней масса витаминов.
Шредингер скривился, пытаясь не задумываться над тем, кому принадлежала печень, и где Ганс ее раздобыл.
-Фу-у-у…
- Нечего хаять хорошую еду. Это телячья. Из самой настоящей коровы – строго сказал капитан, но мальчишка знал, что Гюнше просто-напросто врет, хотя совершенно не умеет.
- Доешь – дам тебе шоколадку.
Глубокая ночь висела над городом – мрачная, синеватая, тяжелая, как свинец. Далекие тусклые фонари казались маяками в безбрежном чернильном море, то и дело рокочущему сапогами солдатского строя или рыком мотора. Иногда кто-то под окнами звучал чей-то отрывистый лающий голос, выкрикивающий приказы, от которого задумчиво куривший у окна капитан вздрагивал и беспокойно поглядывал на улицу, где мельтешили фигурки в серой форме. Шредингер шелестел фольгой. Рип молчала, забившись в угол дивана. Гюнше маячил у окна угловатой массивной тенью, мрачный, как гранитная химера.
- Завтра мы пойдем «туда»? – тихо спросила вампирша.
- Угу. Завтра. Комендантский час все же – кивнул капитан. Он вяз, как в болоте, в тягостных и напряженных думах и эмоциях, в детской растерянности Шредингера, чувствуя мрачную обреченность на душе оберштурмфюрера. Почему-то самому Гансу было муторно, как будто от ночного воздуха веяло чем-то недобрым, прожектора тревожно бередили небо, как будто пытаясь нащупать бомбардировщики союзников, которые могли ежесекундно вынырнуть из обманчиво спокойной темноты. Что-то смутное и недоброе сомнение глодало его сердце, точа как червь дерево. Но будь что будет. Другого пути нет. Есть только слабая надежда, написанная от руки неровным докторским подчерком на клочке конверта: «Берлин, Ам- Купферграбен, 16. Пр. Эмилю Бернхарду».
- Будь что будет, будь что будет – пробормотал про себя капитан и щелчком выбросил окурок в окно – Разберемся… А пока – спать.
Шредингер сопел носом, свесив с дивана ногу в протертом ботинке. Вампирша неотрывно глядела в сумерки, обняв руками худые колени. Она отвела очи, поймав взгляд светлых глаз капитана с которым ей было неловко встречаться, и только вздрогнула, когда чужие пальцы сжала широкая шершавая ладонь.
- Я же сказал, пошли спать…
Капитан прикрыл двери за ней. Вампирша тихонько опустилась на продавленную кровать, сминая подол платья: покорная, неизменно послушная, с глазами запуганного животного, привычного к побоям.
- Нет, нет, снимай – пробормотал капитан, расстегивая шинель.
Она в нерешительности замерла, покрываясь гусиной кожей, краснея оттого, что стоит в одном белье и искоса смотрит на поспешно раздевающегося вервольфа.
- И это тоже… я все хочу видеть – прорычал Гюнше.
Оберштурмфюрер начала отстегивать чулки, ее пальцы мелко дрожали, не в силах совладать с застежками. Губы лейтенанта по-детски вздрогнули и она заплакала. Скорее по привычке, отчасти от стыда. Одно дело потерпеть, как обычно, а тут…Она залилась краской, прижав ручки к маленькой груди, склонила голову, словно агнец, ведомый на заклание. Капитан пристально разглядывал ее, хищно сверкающими глазами, проводя рукой по тонкому полудетскому телу, как будто изучая и ощупывая новый непривычный предмет. Он хотел в ней чувствовать хоть намек на желание. Но чуял только оцепенение и застарелый страх, настолько привычный, что он утратил остроту, как тупая хроническая ноющая боль. Вервольф склонился над ней, обдавая звериным сбившимся дыханием, он отвел судорожно сжатые ладони, касаясь губами маленькой круглой груди, впиваясь, покусывая затвердевший сосок. Девушка жалобно всхлипнула, но по телу ее прошла дрожь. Капитан нетерпеливо зарычал, переворачивая девушку на живот.
- На колени. Встань на колени.
Вампирша куснула губу и всхлипнула, когда он рывком вошел внутрь. Гюнше хрипло заворчал от прямо-таки звериного удовольствия.
- Ганс…что ты делаешь? – жалобно спросила она. Но он только утробно рыкнул и рывком прижал ее шею к кровати тяжелой рукой, толкая ладонью в лопатки, сгибая тело еще больше, входя так глубоко и плотно, как он и желал. Снова и снова, грубо, сильно пока тело не затопила стремительная горячая волна, захлестнув с головой, яркая, острая вспышка среди пьяной тьмы. Словно мгновенно отрезвев, откинув странное первобытное наваждение, он помотал головой Нашарив на полу скомканные штаны он достал из кармана папиросы и закурил, растерянно и задумчиво глядя на девушку.
Ван Винкль сидела в кровати, по-сиротски обняв колени, и на ее дрожащих губах сверкали слезы. Что-то удивительно трогательное и беззащитное было в ее горестной ребячьей позе, в печальной тени под ресницами, в бессильном сломленном наклоне плеч. Руководствуясь какой-то странной жалостью, Ганс сгреб ее худое тело и прижал к себе, словно обволакивая и закрывая самим собой от всего в безотчетном желании защитить это слабое существо. Хрупкое, как крохотная певчая птичка, которую можно ненароком убить, лишь легонько сжав крошечное тело в руке, оставив от певуньи лишь комок невесомого пуха да косточек. Маленькое птичье сердечко мелко билось под его боком. Вампирша робко уткнулась ему в плечо, щекоча прикосновением влажных ресниц, касанием тонкой прохладной кожи. Он неловко провел рукой по растрепанным прядям и почувствовал, как с горьким запахом темных непокорных волос чужие мысли проникают в его сознание, неотчетливые, чудные – и он удивился им. Разве она может всерьез думать о том, что луч фонаря похож на белую кошку, а пятна света ходят по конькам крыш на пушистых лапах? О чем она думала? Она думала о том, что небо качается в окне как река, и, возможно, в такую весеннюю душную ночь было бы хорошо распахнуть окно и пойти по крышам, как луч, как кошка, перепрыгивая с одной на другую. Он удивленно посмотрел на нее. Как может кошка быть похожей на что-то кроме кошки? Зачем ей лезть на крышу? Как можно думать про такую чушь?
- Просто ты, Ганс, не умеешь мечтать – сказала она, слегка вздохнув и грустно улыбнулась.
**
Гамом, шумом, автомобильными гудками полнилась улица, мельканием впопыхах собранных чемоданов, застиранных линялых подолов и сношенных подметок. Гремя сапогами, проходил взвод нестройно топавших ногами солдат одетых и вооруженных с бору по сосенке. Несколько человек возилось в тучах цементной пыли, разбирая завалы, оставшиеся от двух рядом стоящих домов после вчерашней бомбежки . На перекрестке образовалась пробка – поднатужившись, гитлерюгендовцы толкали заглохший «Хорьх», из окна которого беспокойно выглядывала круглая бюргерская физиономия в черной тыловой форме, обложившаяся багажом. Рослый офицер в поношенной шинели отдал чемодан тощей девушке и подоспел им на помощь. Он склонил голову как бык, навалился изо всех сил – и громоздкая, как танк, машина легко сдвинулась с места, утробно зарычала и завелась.
- Молодец, Ганс! – с завистью воскликнул Шредингер.
Гюнше лишь ухмыльнулся уголком рта и, взяв у Рип ободранный нелепый чемодан, перевязанный веревкой, пошел дальше сквозь толпу, рассматривая мятую карту.
Напротив Музейного острова тянулась унылая набережная в густом тумане. Они долго плутали в заулках, пока прапорщик радостно не воскликнул:
- Похоже, это!
Перед ними высилось рыжеватое, кирпичное здание, похожее на заброшенную фабрику. Кое-какие окна были забиты фанерой, остальные – зловеще расчерчены белыми крестами. Постучав в ветхую дверь, Ганс мысленно вознес молитву господу, и если на небесах был бог, милостивый к дезертирам и бездомным собакам, он должен был непременно ему ответить. Но за дверью стояла полная тишина. Ни шагов. Ни голосов. Ни щелчка затвора.
Наконец кто-то повернул в разболтанном замке ключ и дверь со скрипом распахнулась. На пороге стоял перепуганный сухой старик в застиранном белом халате, рассеянно тычущий в них допотопным «Люгером».
- Осторожнее, папаша – вежливо сказал капитан, двумя пальцами забирая пистолет из рук научного светила – А то ненароком еще в кого попадете…
- Профессор Бернхард, а не папаша, юноша. Это во-первых – нахмурил брови он - А во-вторых, кто вы такие?
- Мы?! – ухмыльнулась Рип и ее острые клыки озорно сверкнули.