Среди живописных развалин, ранее представлявших собой казармы Инквизиции, маячили её временно лишившиеся крова сотрудники, разбиравшие завалы. Сестра Паула и брат Андрей грузили обломки на импровизированные носилки, которые с пыхтением транспортировали Орсини и брат Яков. Брат Матвей дремал в теньке, накрывшись газеткой.
Кардиналу Сфорце так и не удалось доказать непричастность своих сотрудников к трагическому инциденту – среди руин был обнаружен аппарат неизвестного назначения, взрыв которого, по словам экспертов, и послужил причиной обрушения казарм. Поэтому кардинал вместе со своими подчиненными была привлечена к ликвидации последствий выхода машины профессора за пределы скорости звука. Согнанные для помощи аксовцы скорее мешали: сестра Ноэль со вздохами облокачивалась на воткнутую в землю лопату, мечтательно глазея на статного брата Петра, работавшего в одних штанах, поза её крайне отвлекала агента Одуванчика, который и так, кроме созерцания глубин её декольте, особо ничем инквизиторам не содействовал. Вацлав Гавел флегматично выковыривал из гор обломков чудом уцелевшее небезызвестное фаянсовое изделие. Работа у него шла ни шатко, ни валко.
Вокруг сновала сестра Эстер, да так проворно, что складывалось впечатление, что госпожа Бланшетт умудряется оказываться одновременно в двух местах, предлагая равно бестолковые идеи. Её звонкий голосок доносился отовсюду: «Ой, сестра Паула, милочка, вы же надорветесь!», «Брат Петр, может, лучше возьмете с той стороны?», «Брат Матвей, может от вас мух отогнать?». Путаясь под ногами, она безбожно отвлекала тех, кто хотя бы делал вид, что занимается делом, из-за чего разгребаемые глыбы с завидной периодичностью падали на ноги.
Авель в повязанном на голову носовом платке (так, как это обыкновенно делают спящие на солнце строители) блуждал по руинам как призрак голода и разрухи, ковырялся в кучах битого кирпича, то и дело восклицая что-то вроде: «О, сухарик!». Брат Варфоломей хаотически передвигался по месту, где ранее возвышались казармы, с сугубо деловым видом: в отличие от брата, он был менее дисциплинированным и вовсю отлынивал, имитируя бурную деятельность.
– Может быть, вам чаю, святой отец?» – пищала Эстер и снова убегала куда-то, поднимая тучи цементной пыли, и её голос раздавался с другого конца площадки: –Может, вам водички на руки полить?». Сестра Симона (переживающая наименьшие неудобства, так как сама практически жила в лазарете, к чему не были привычны перебравшиеся туда уже после катастрофы другие инквизиторы, теряющие сознание от запаха хлорки и совершенно не умевшие употреблять неразбавленный спирт), философски отхлебывая что-то из скляницы, праздно поинтересовалась у стоящего без дела Хью де Ватто:
– А вы чего, милейший, собственно, не работаете?
Равнодушно глянув на тоже не шибко задействованную в ликвидации последствий ночной «бомбардировки» инквизиторшу, Мечник скорбно опустил уголки рта:
– Мне не положено. Я инвалид. Хотите, документы покажу?
Он начал не спеша рыться в карманах сутаны. Оттуда посыпались какие-то таблетки, ошметки фольги от сигаретных пачек и крошки явно растительного происхождения.
– Да верю я! – отмахнулась докторша. – Не желаете?
Отец де Ватто с подозрением глянул на ядовито-салатовую жидкость в бутылке.
– Что это?
– Фурацилин, – безмятежно улыбнулась Симона. – Одна таблетка на литр спирта.
На горе мусора, представлявшей собой живописный холм из битых умывальников и обломков мебели, ссорились Катарина и Франческо, похожие на двух петухов, препирающихся на навозной куче. Они размахивали руками и оглушительно орали. У подножья горы стоял Трес, вооруженный совковой лопатой, с головы до ног покрытый известковой пылью и из-за этого похожий не то на скульптурную композицию из парка культуры и отдыха «Девушка с веслом», не то на часового с ружьем.
Из припаркованного неподалеку лимузина за ватиканским субботником наблюдали члены небезызвестного нам ордена и искренне потешались над стычкой кардиналов. Катарина плюнула в лицо брату и гордо отправилась восвояси, сопровождаемая
Увидев своего единоутробного, то есть единопробирочного, брата Авеля, разгуливающего в старой клетчатой рубашке и трениках с уныло волочащимися лямками, Найтлорд весело гигикнул. Крусник номер два что-то усиленно жевал, безразлично глядя на усердно трудящуюся сестру Паулу, а скорее куда-то сквозь нее. Каин нагнулся к уху Роммеля, уже принявшего свой мафусаилов облик, и отчаянно зажестикулировал, издавая гаденькие смешки. Крысолов злобно уставился на инквизиторшу, вероятно обуреваемый желанием отомстить за применение по отношению к нему малого набора щипцов. Он достал из кармана флейту и заиграл.
Исаак, узнавший мелодию, ухмыльнулся. Стоящий с отсутствующим видом Авель начал жевать в такт, и его рука сама собой протянулась навстречу неминуемой смерти. Паула вскинулась, чувствуя на своей филейной части чью-то настойчивую руку. Она, пылая гневом, ухватила за шею покушавшегося на священное инквизиторское тело. Но каковым было её удивление, когда в её руках оказался обмякший отец Найтроуд с остатками идиотской ухмылки на лице. Она буквально впечатала его в остатки единственной оставшейся стоять стены.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание? – прошипела Паула, и это звучало как «Покайся или умри нераскаянным».
– Она такая... упругая, – простодушно сказал крусник.
Леди Смерть задохнулась от возмущения и, глядя в невинные глаза за стеклами дурацких очков, внезапно ощутила желание не убить мерзавца на месте, а прижаться к тонким губам священника. Паула закрыла глаза и…
– Сестра Паула! – истошно завопила Эстер. – Не душите отца Найтроуда! Святой отец! Святой отец, с вами все в порядке?
Рванув на помощь круснику, она пробежалась по мирно спящему под газеткой брату Матвею, который тут же вскочил, разразившись страшными проклятиями, и бросился трепать несчастного Авеля.
– Своих баб в аксе что ли не хватает? – орал бывший наемник, дубася священника. Но на его руке повисла Ноэль:
– Брат Арне, опомнитесь, что вы делаете?
Наемник свирепо обругал монахиню по матери. За честь госпожи Бор незамедлительно вступился Одуванчик, имеющий личные причины неприязни к инквизитору. С криками «Наших бьют!» пронесся брат Варфоломей и заехал в ухо ничего не понимавшему в происходящем Мечнику. На его вопли тут же отреагировал Орсини, с ревом бросившийся в свалку с радиатором от батареи в руках и похожий на титана-баяниста. Вокруг с истеричными воплями носилась Эстер и воздевающий в небо руки Вацлав.
– Эге-гей! Поберегись! – послышался голос профессора Вордсворта, пилотировавшего огромный агрегат, похожий на недоношенное последствие несчастной любви свеклоуборочного комбайна и бульдозера с неповоротным отвалом. Монстр истошно заревел и ринулся вперед, завалив последнюю оставшуюся стену казармы, в остатках которой безнадежно застрял, погребая всё в клубах белой пыли, взлетевшей в небо на манер небольшого атомного грибка. Сестра Симона глотнула зеленую жидкость из пузырька и занюхала рукавом, пахнущим валерианой.
Каин истерично засмеялся.
– А веселые коллеги у моего братца! Надо будет у себя обязательно завести аксовца!
***
Дитрих чувствовал себя крайне несчастным и покинутым. Он сидел один-одинешенек на продавленной кровати, на которой почти никогда не спал (кроме тех дней, когда Исаак приходил вдребезги пьяным и жутко храпел), в холодной, неуютной комнате, с ностальгией вспоминая уютное кресло панцермагира у ярко горящего камина. Теперь там воцарился проклятый Крысолов.
Гудериан и Сюзанна пили пиво с воблой в гараже, расстелив на капоте замасленную газетенку, и душевно беседовали о преимуществах роторно-поршневого двигателя перед обычным бензиновым. Хельга, закутанная вместо пеньюара в добротный байковый халат (с отоплением в замке в последнее время было не ахти), читала на ночь Каину «Три поросенка» из веселенько разрисованной книжицы. Найтлорд искренне сочувствовал персонажам, так как у них всё тоже разваливалось. Мельхиор уже битых полдня что-то крутил в подвале, пытаясь наладить отопление, а преданная Зигелинда сочувственно выслушивала его ворчание и брань по этому поводу, заботливо таскала ему чай, едва только предыдущая невыпитая чашка остывала. Бальтазар и Каспар резались в карты, потягивая кофе с коньячком, тихо стыренным из лаборатории Кемпфера (нарочно жирная этикетка гласившая «возбудитель бубонной чумы» их давно не пугала и не вводила в заблуждение), и жаловались друг другу на коварство возлюбленных.
– А я один позабыт-позаброшен… – подумал Дитрих. Кукловод обнял руками колени и угрюмо вглядывался в темноту. Чужой звонкий смех лезвием полоснул его по сердцу.
Маг восседал в своем мягком кресле, словно властитель на троне. Возвышавшийся рядом торшер очерчивал над головой Кемпфера светлый круг, похожий на нимб святого. Роммель сидел на подлокотнике, по-детски болтая ногами, время от времени он отпивал из бокала панцермагира (за что Дитриха убили бы на месте), фыркал и кривился – вино оказалось сухим.
Оборотень, наблюдающий эту идиллию в приоткрытую дверь, грустно вздохнул. Раньше, когда зимними вечерами Исаак, потягивая красное, читал книгу, у его ног, как Сфинкс у пирамид, лежал Гудериан, а теперь рядом с панцермагиром сидел юноша с кошачьими глазами и заглядывал в страницы потрепанной инкунабулы.
– Почитайте мне вслух!
– Боюсь, тебе не понять. Но я могу почитать тебе другую книжку, – неожиданно мягко сказал маг и безропотно отложил бесценный рукописный труд, чудом украденный из ватиканской библиотеки. Он взял с полки Гудериана «Графа Монте-Кристо», книгу, которую оборотню сам же недавно подарил.
– Я даже картинки не посмотрел, – захлебнулся от возмущения пес. – Теперь этому гаду перешла еще и полочка. Кроме всего прочего, – подумал он, кусая губы и с ревностью глядя на отнюдь не радующую его сцену. Мальчишка уже сидел на коленях у мага, бесцеремонно трогая Кемпфера за волосы (чего тот дико не любил): теребил, дергал, наматывая на ладонь, но вместо того, чтоб возражать против этого, Исаак осторожно покусывал его тонкие, словно у девочки, пальцы. Эрвин мурлыкал как кот, когда панцермагир запускал руку в густую соломенную гриву, и бледная ладонь с голубыми выступающими венами скользила вдоль тонкой спины, гладила острые мальчишечьи коленки. А Роммель только скалился, как маленький хищный зверек. Он обнимал шею Исаака, что-то шептал ему на ухо, и с удовлетворением замечал вспыхивающие искры у него во взгляде. Маг улыбался, и в изгибе тонких губ читалась отцовская нежность и циничность совратителя.
Гудериан, не сдержавшись, заскулил от жалости к себе.
– А, Гудериан! – воскликнул маг и его черные глаза метали молнии. – Тебя-то мне и нужно! Кто украл котлетный фарш у Зигелинды? Кто разбил колбы в лаборатории? Кто изгрыз глобус? Кто нагадил в фикус? Вон из моей комнаты! Во-о-он! И не сметь спать на моей постели – будешь впредь ночевать в будке. Еще раз узнаю о твоих проделках – посажу на цепь!
Гудериан ретировался, поджав хвост и еще долго бродил под окнами, подвывая, пока на него не посыпалась многоголосая брань, не особенно метко брошенные бутылка из-под коньяка, розовый тапок и ключ на 16.
Дитрих ворочался в холодной постели, и непрошеные слезы душили его. Ребенком он боялся спать один, боясь ползущих по стенам теней. Именно эта боязнь и привела его когда-то в постель мага. В ней ему никогда не было страшно – потому что с ним рядом был повелитель теней. А теперь он вынужден спать один. Простыни пахли сыростью и тем особенным, цементным запахом нежилого дома. Звонкий голосок сдавленно захихикал, и за стеной поднялась неясная возня. Было отчетливо слышно, как Роммель ойкнул и пролепетал: «– Ай! Что вы делаете?». Дитрих сунул голову под подушку и всхлипнул.
По паркету звонко проклацали когти, и кровать протяжно скрипнула под чьим-то весом. Мокрый нос ткнулся Кукловоду в лицо, и он ощутил щекочущее прикосновение густой шерсти. Огромный белый волк лег рядом с ним, сворачиваясь калачиком вокруг юноши. Дитрих уткнулся лицом в теплый, мягкий мех, и вскоре они оба заснули, как будто обнявшись. Гудериану тоже не было места в постели хозяина, у которого появился новый любимец. Так надоевшие игрушки складывают в коробку на чердаке…
Глава 6: Гудериан наносит ответный удар читать дальше
Оборотень лениво потянулся и осторожно поднялся с кровати, стараясь не разбудить спящего Кукловода, темная макушка которого до этого покоилась на широкой груди Вильгельма. Настроение у волка было прекрасное и, насвистывая, он направился на кухню — завтрак он итак уже проспал, но у Зигелинды всегда можно было разжиться чашечкой какао и бутербродом. Когда Гудериан по обыкновению зашел в гараж, машины панцермагира на месте не оказалось.
— Э-э? — недоуменно почесал в затылке оборотень.
— Уехал, — произнес у него за спиной флегматичный голос баронессы.
— Куда? — удивился волк. Кемпфер не любил водить машину и даже на самые секретные задания предпочитал брать с собой верного телохранителя.
— А я знаю? — протянула Сюзанна, пожав плечами. — Насколько я знаю, он повез мальчишку прокатиться по городу. Сказал, дескать, что киборга он Каину не обещает, но какую-то игрушку ему привезет. А то он стал вовсе несносным, а у панцермагира, мол, времени нет с ним нянчиться...
***
Сестра Эстер чинно шла по тротуару, неся корзинку со свежей выпечкой. Корзинка предназначалась многострадальному отцу Найтроуду, в очередной раз лишенному премии госпожой Сфорцей.
День выдался теплым и солнечным, поэтому монахиня, дабы остаться неузнанной (и не получить нагоняй за этакие прогулки в рабочее время), одела простое короткое платьице с оборочками. Повязав голубую ленту, она нашла, что наряд вышел довольно милый. В одной руке у монахини был здоровенный ядовито-розового цвета леденец, который она увлеченно облизывала, а к ручке корзины был привязан воздушный шарик. С утра ей уже удалось побывать на ярмарке, поэтому настроение у сестры Эстер было преотличное, и она что-то превесело напевала, но мотив песенки был явно непонятен шарахающимся от нее прохожим по вине злосчастного леденца. Наткнувшись по дороге на расчерченные на тротуаре квадраты для игры в классы, монахиня довольно легкомысленно пропрыгала по ним, когда у обочины притормозила подозрительная черная машина, напоминавшая не то улизнувшую из правительственного кортежа транспортную единицу, не то празднично отдраенный катафалк. Тонированное стекло лимузина поползло вниз:
— Здравствуйте, сестра Эстер! — произнес низкий и мягкий голос.
— Ой! — от неожиданности вздрогнула монахиня. — А... А откуда вы меня знаете?
— Я все знаю, — сказал незнакомец, сверкнув темными, недобрыми глазами. Госпоже Бланшетт он показался довольно элегантным — одет он был в строгий черный костюм с галстуком.
— Позвольте представиться: доктор Батлер. Доктор Исаак Батлер, — сказал длинноволосый господин, затягиваясь папироской. Эстер решительно застучала каблучками по брусчатке.
— Куда же вы, барышня? Подождите! — машина неотступно следовала за ней. Эстер фыркнула и быстро-быстро засеменила, собираясь нырнуть в соседний переулок, но путь к отступлению блокировал ранее совершенно незаметный грязно-оранжевый мусоровоз, окруженный приветливыми мужиками в замаранных жилетках со светоотражателями, сражающимися с залежами всевозможного сора главным образом силой непечатного слова.
— Хотите покататься на лимузине? — не отставал подозрительный господин Батлер.
— Нет. Спасибо, — сурово отрезала монахиня, с достоинством поправляя сползшие гольфы.
— Ну, хотите, я вам конфету дам? — откровенно издевательским тоном сказал панцермагир, но сестра Эстер не усмотрела в его словах ни малейшей капли иронии.
— Матушка Витез учила меня не разговаривать с незнакомыми мужчинами, — строго ответила монахиня и, задрав подбородок, потопала дальше по улице. — Но мы ведь с вами уже знакомы, — ухмыльнулся доктор.
Эстер открыла рот, чтобы что-то сказать — и тут же закрыла, что было поистине беспрецедентным случаем. Монахиня растерянно захлопала глазами:
— И вправду.
— Садитесь в машину. Мне нужно с вами кое о чем поговорить.
Эстер, подобрав подол, уселась на место рядом с водителем в траурном наряде и взяла на руки безмятежно дремавшего там Роммеля. Кот сонно зевнул и, из уважения к незнакомой даме, окрасился в праздничный белый цвет.
— Какая прелесть! — засюсюкала монахиня и принялась тетешкаться с абсолютно неготовым к такому повороту событий зверьком. В выпученных глазах животного появилось вполне отчетливое желание мгновенной и безболезненной смерти.
— Я читал ваше объявление, — мягко отбирая у монахини испуганного кота, сказал Батлер. — У меня есть один.... пациент, которому просто необходимы уход и внимание. Я думаю, вы отлично справитесь с этим поручением за... скажем, небольшое вознаграждение.
— Я всегда готова помочь доброму делу! — всплеснула руками Эстер. — Я помогала сестрам в доме престарелых, поэтому опыт у меня есть. А еще я часто хожу в больницы и тюрьмы, навещая страждущих, больных и заключенных. У меня даже один друг сейчас сидит в тюрьме, но его за хорошее поведение иногда выпускают ненадолго, и однажды мы с отцом Найтроудом...
Мужчина в траурном костюме со вздохом приложил к лицу ладонь, затянутую в безупречно-белую перчатку.
— Ой, а скажите, он сильно стар? — спросила монахиня, крутясь на месте и чувствуя себя явно не в своей тарелке, промолчав десять секунд кряду.
— Кто? — приподнял бровь Исаак, ища в нагрудном кармане сигареты, но находя там пачку кстати подвернувшегося цитрамона. Хотя куда больше он нуждался в валерьянке.
— Ваш пациент!
— А... Довольно-таки. Практически разваливается на ходу... Но вам придётся...
Эстер с радостью согласилась: лишние деньги ей не помешают. Можно будет подкармливать отца Найтроуда — госпожа Катерина так несправедлива к нему...
***
В гараже, являвшем собой оплот сопротивления оккупантам, заседал спешно созванный комитет помощи самим себе в составе Гудериана и Лоэнгрина. Привлечена была также и Сюзанна — для массовости и независимой оценки ситуации. Дитрих являл собой воплощение мрачного врубелевского демона, вынашивающего план мести всему миру в полном составе. Гудериан напряженно читал украденную у Роммеля книгу с пестрыми иллюстрациями, на которых главным образом был изображен мрачного вида мужик в цилиндре, чем-то похожий на плохо постриженного Исаака. Сюзанна напряженно изучала ватиканский журнал «Изобретатель и рационализатор», на последней страничке которого размещалась статья профессора Вордсворта с подзаголовком «Дамское рукоделье». Баронесса пыхтела, пытаясь собрать себе браслет из серебряных конденсаторов по приведенной схеме, еще не подозревая о его будущей самовозгораемости.
Гудериан решительно захлопнул книгу и окинул мрачным взглядом собравшихся:
— Мы должны ему отомстить, как Эдмон Дантес!
— Это линкор? — переспросила Сюзанна.
— Нет.
— Это вообще корабль?
— Нет. Это персонаж из книги.
— А... — разочарованно протянула баронесса. — А что за книга?
— «Граф Монте-Кристо».
— Это корабль?
— Это книга, — с бесконечным терпением произнес Гудериан.
— А про что?
— Про месть. Жил человек и звали его Эдмон, у него была невеста...
— А корабль?
— Какой к черту корабль! — психанул Гудериан.
— Я спрашиваю, у него был корабль?
— Да, да, черт возьми, дослушай хоть раз! И этот человек по фамилии Дантес был капитаном корабля.
Сюзанна удовлетворённо кивнула и спросила:
— А с каким двигателем?
— Ну не было там двигателя! — чуть ли не возрыдал Вильгельм.
— Как не было?
— Парусный он был, понимаешь, па-рус-ный! — страдальчески закатил глаза оборотень.
— Тю. Это неинтересно, — протянула Сюзанна и абстрагировалась от разговора.
— Короче... — сурово хрустнул пальцами Дитрих.
— Короче, надо мстить! — воскликнул Гудериан, решительно ударив себя кулаком в грудь.
— За что? — стряхнула пепел баронесса, не замечая направленных на нее яростных взглядов.
— За корабль, — съязвил Кукловод.
— Это дело, — поправила фуражку фройляйн Скорцени, — тогда я с вами...
— Итак, приступим, — ощерился Гудериан, потирая руки. — Ты идешь в комнату Хельги, я — во флигель к Мельхиору...
***
— О Боже! Опять перловка! Когда я служил в аэрокосмических войсках, мы называли ее «дробь 16», — вздохнул фюрер, переворачивая тарелку и с негодованием глядя на кашу, которая совершенно отказывалась подчиняться законам гравитации и, судя по всему, глубоко пустившую корни в ставшую почти родной емкость.
— Герр Каин! — воскликнула Эстер, повязывая ему салфетку, — но в ней же содержится море полезных микроэлементов! Вам очень нужно съесть хотя бы пару ложечек! Ложку за герра Исаака, ложку за одного Ноймана...
В этот самый момент крусник дико пожалел, что ранее не сократил число братьев Нойманов лично.
Орденцы хранили гробовое молчание и с недоверием посматривали на рыжеволосую девушку в скромном платье, но к этому чувству примешивалось что-то отдаленно напоминающее облегчение — монахиня заняла злосчастное место рядом с фюрером. Только Хельга недобро поглядывала на сестру Бланшетт: Ледяная Ведьма зорко следила за тем, не перекочевала ли пара-другая серебряных ложек с орденской монограммой в складки ватиканской юбки.
Исаак, довольный таким оборотом дела, благодушно гладил по голове Роммеля, тщательно выуживающего из тарелки мага вкусные кусочки, и поддерживал светскую беседу с Эстер:
— Вот как... Хм... А что это за крестный ход, про который вы говорите?
— Разве вы не слышали? — воскликнула монахиня, меж делом настойчиво скармливая круснику перловку. — В пятницу прибывают в Рим мощи святой Элиссы, и все духовенство будет сопровождать их до самого собора святого Петра, где они и будут выставлены для поклонения в течение целой недели вплоть до Пасхи. Обещают очень красочное действо — будут участвовать и сам Папа Римский, и все кардиналы. И хор, и оркестр, и гвардия — как настоящий парад. Говорят, там будет несколько тысяч человек.
Кемпфер таинственно улыбнулся, ковыряясь вилкой в салате:
— Вот как?
Отправив фюрера, неожиданно раскапризничавшегося после обеда, прогуляться с монахиней и выдав последней сумму на карманные расходы (давать деньги Каину Кемпфер не рисковал), Исаак наконец-то мог заняться разработкой плана грядущего терракта у себя в кабинете. Гудериан, изображавший мебель, позевывал над расстеленной картой Рима, расчерченной цветными стрелками. Кукловод стоял за спиной панцермагира и благоговейно держал в руках набор фломастеров. Роммель сидел на краешке стола, болтая ногами и разглядывая карту, время от времени он делал умное лицо и задавал вполне резонные вопросы.
— Итак, общий план действий понятен. Смотри, мой мальчик, — обратился фон Кемпфер к светловолосому юноше, — это крайне сложная и важная операция, и именно успехом её куплена твоя жизнь.
Дитрих с Гудерианом злобно переглянулись за спиной мага. В светлых глазах оборотня и орехово-карих Кукловода одновременно сверкнул недобрый огонек. Так предатель подает знак факелом с осажденных крепостных стен, что ворота отперты для противника.
У Роммеля были еще довольно свежи воспоминания о гостеприимстве и радушии инквизиции, а так же о «ласковых» руках Леди Смерть, поэтому кот ощетинился и зашипел.
— Твои друзья тоже приглашены на праздник, — словно прочитав его мысли, ухмыльнулся Исаак, и ободряюще потрепал светлую гриву юноши. — В том числе наш милейший брат Матвей и добрейшая сестра Паула. Но они нам поперек дороги не встанут. Верно?
И тут откуда-то сверху из будуара фройляйн фон Фогельвейде донесся леденящий душу писк, плавно переходящий во всхлип. Тут же дикий вопль эхом донёсся из флигеля Нойманов, сопровождаемый сдержанными мужскими рыданиями и руганью с малым флотским загибом.
С криками и топотом в кабинет ввалились обитатели вышеозначенных апартаментов.
— Мои колготы! Все мои колготы потянуты когтями! — безутешно рыдала Хельга.
— Мои бесценные чертежи обнаружились в кошачьем лотке! — неистовствовал Мельхиор. — Я их второй день ищу!
— Мой выходной фрак полностью покрыт шерстью! — бился в истерике Василиск
В дверях плавно обмякал Каспар, из последних сил вдыхая из изящного флакончика нашатырь, — он едва не скончался, обнаружив, что его боа пахнет отнюдь не «Шанель № 5». — Я ни в чем не виноват! — пискнул Роммель, прячась за несомненно мужественной, но весьма неширокой спиной панцермагира. Физиономия кемпферовского телохранителя, по-прежнему изображавшего элемент декора, озарилась блаженной улыбкой. Кукловод хранил олимпийское спокойствие, но на дне его глаз мерцал, переливаясь, ироничный огонек.
***
— «...мы имеем сведения, что во время крестного шествия планируется покушение на его святейшество Папу Римского Алессандро и кардинала Катерину Сфорцу. Настоятельно рекомендуем вам принять меры по недопущению оного. Искренне ваши добрАжелатели», — зачитала Кейт лежащее на столе Сфорцы письмо, написанное корявым детским подчерком.
— ДобрОжелатели, — автоматически поправила кардинал слово и монокль.
— Вот это я нашла сегодня утром на этом самом столе, — нахмурившись, обвела взглядом собравшихся подчиненных Сфорца.
— Как оно сюда попало? — удивленно спросил отец Найтроуд.
Катерина глянула на разбитое булыжником окно и вздохнула.
— Вероятно, с улицы, — подытожил Хью де Ватто.
Профессор, попыхтев трубкой, просмотрел бумагу на свет и авторитетно изрек:
— Это определенно розенкрейцеры!
— Почему вы так решили? — встревожено спросила Сфорца. Все аксовцы сгрудились, пытаясь высмотреть невидимые водяные знаки или хотя бы следы симпатических чернил, но, кроме неаккуратно выведенных строк послания, так ничего не узрели. Вордсворт перевернул листок, и на его обратной стороне оказались буквы, со старомодным росчерком написанные простым карандашом: «Купить хлеб, 2 дес. яиц, масло подсолнечное. Заплатить за газ.
Не забыть лампочку на 100 ватт и новый смеситель. Сказать Гудериану, чтоб вызвал слесаря...»
— Это определённо подчерк Кемпфера, — нахмурился Профессор. — Но значит ли это, что кто-то из ордена содействует нам с определенными целями, или же это ловушка?
— Нужно отменить крестный ход, — заколебался Авель.
— Мы не можем, — покачала головой Сфорца, в голосе её прозвучала решимость, а линза монокля блеснула, как снайперский прицел. — Накроем их прямо там. На горячем!