слегка

[bellumfrigidum]

КТО СКАЗАЛ "МЯУ"?
7 глава ( короткая, так как этот эпизод просто не вошел в последнюю эпическую кучу)

-Послушай меня, Исаак! – зарычал Бальтазар, склоняясь над столом мага, и почти вплотную приблизив к его лицу оскаленные клыки – Если твое зверье завтра облажается, я лично сотру его в порошок!
Кемпфер скривился, как будто от дыхания Василиска веяло несварением желудка или сверхкариозным, разлагающимся посмертно зубом и выпустил струйку табачного дыма тому в лицо, вероятно с целью дезинфекции.
- Ты мерзкий педофил и зоофил! - Нойман с остервенением плюнул в камин. Камин вспыхнул, как юная девица из монастырской школы, услышавшая подобные слова.
- Я и некрофилией не побрезгую… – ухмыльнулся маг, откидываясь в кресле и медленно перекидывая носу на ногу, как актриса в старинном фильме. За его спиной закопошились шипящие и булькающие демоны, похожие на тягучий расплавленный асфальт. Роммель, сидевший ранее на краюшке стола, в мгновение ока вспорхнул на шкаф, испуганно поглядывая оттуда на грядущую битву титанов.
- …И групповым сексом – переложил другую ногу Кемпфер, прищуривая глаза.
- С этим? – показал куда-то в сторону не то кота, не то извивающихся теней Василиск – Увольте…
- А вот и уволю! – рыкнул панцермагир, сбивая пепел на сияющие сапоги Ноймана – И сколько можно тебя-то в ордене терпеть?
Василиск схватил мага за ворот, из его рук метнулись костяные лезвия, и за плечами Бальтазара тут же угрожающе выросли демоны. Роммель достал из кармана флейту и заиграл. Кабинет огласился бодрыми звуками «Танца с саблями», под который Василиск стал лихо отплясывать, сверля налитыми кровью глазами хохочущего мага, но это только добавляло танцу артистизма.
- Ах ты ж…- проскрипел фон Нойман, но тут прихотливая фантазия мальчишки подсказала ему сыграть классический матросский танец «Яблочко», выделывая мастерские коленца. Василиск хотел из последних сил подгрести к дверям, когда новый поток музыки подхватил его и заставил плясать лезгинку с канцелярским ножом в зубах.
- Асса! – грациозно став на одно колено, хлопал наматывающему круги вокруг стола танцору маг: – Ай, маладэц!
Сбежавшиеся на крики остальные орденцы с недоумением сбились в дверях, поглядывая на Василиска, пританцовывающего под странную мелодию, и панцермагира весело напевавшего странные слова «хава нагила, хава нагила, хава нагила хава нагила вэ-нисмэха», покачивавшего в такт мелодии заложенными за жилет руками.
Каспар, закутанный в изящный китайский халатик и с маской на лице, (дабы к завтрашнему теракту выглядеть свежо и моложаво), одобрительно покачал головой:
- А они оба довольно пластичны. Даже не знал, что братишка так умеет!
Бальтазар злобно уставился на фройляйн Касси, и, едва музыка стихла, без сил мешком упал на пол.
Но Крысолов лишь перевел дух для того, чтобы исполнить цыганочку с выходом, под которую орденцы начинают вполне убедительно изображать собой ромал. Хельга и Касси затрясли развевающимися подолами, отчего панцермагир побледнел и сильно изменился в лице.
- Всё-ё-ё! – истошно заорал он – Табор! Табор уходит нафиг!!!
После потасовки в дверях и выволакивания прочь останков Бальтазара, изрядно потоптанного в танце собственными братьями, Кемпфер облегченно вздохнул и закурил, развалившись в кресле.
Его взгляд упал на затаившегося на шифоньере взъерошенного Роммеля, покрытого клочьями пыли.
- А ну слазь сейчас же! Кажется, тебя надо хорошенько вымыть!
Заслышав это кот ощетинился , но худая и цепкая рука схватила его за шиворот.
Роммель вжался в самый угол огромной ванны, наполненной такой горячей водой, что бедолаге казалось, что еще немного - и она превратится в чистый кошачий бульон с плавающими в нем клецками пены. Сам панцермагир с удовольствием нежился в кипятке, отогревая старые кости. От невыносимого душного тепла его бледная синюшная кожа даже ни капли не раскраснелась. Черные намокшие волосы покачивались в толще воды, похожие на морские водоросли, которые качает и выбрасывает на берег прибой. Роммель, играя, подцеплял скользкие пряди коготками, но они, словно живые, выскальзывали и проворно, как тонкие рыбки-уклейки стремились в воду.
Вода дрожала на ресницах сомкнутых глаз Кемпфера, и словно выточенное в кости лицо его было полно суровой строгой безмятежности, словно пейзаж заснеженных гор, тающих в облаках, зацепившихся за их вершины.
- Герр Исаак… - сказал Роммель, задумчиво проводя пальцем по сбегающей с худого плеча капле. Один глаз мага лениво приоткрылся черной кошачьей щелкой.
- А вы будете жалеть, если я завтра погибну? – тихо спросил юноша.
Черные глаза смотрели на него немигающе, говоря все и ничего, как всматривающаяся в душу бездна. Маг только потрепал парнишку по русым, взъерошенным волосам.
Он поднялся из воды иссиня-белый, тонкий и стремительный, как лезвие ножа. Он замотал Крысолова в свой халат и бережно понес на руках в темноту спальни. Роммель прижимался к влажной и холодной груди и на его лицо падали тяжелые искрящиеся капли с тяжелых черных волос, пахнущих странной горечью и химическим неистребимым запахом аптеки.
- Пойдём, дитя мое. Нас завтра ждет тяжелый день.
Бальтазар с раздражением крутнул ручку смесителя, но из трубы вместо текущей воды донеслось протестующее рычание
- Если в кране нет воды- значит выпили…виноват в этом Исаак – резюмировал Нойман.
**
Небо на западе постепенно светлело, над Римом занимался невиданно яркий рассвет, расчерчивающий холодные облака розоватыми и золотыми щедрыми мазками. У распахнутого окна, выходящего на Виа дель Корсо, курил высокий длинноволосый мужчина. Красноватые отблески посверкивали в его черных немигающих глазах, как бродит искра в уже было потухших, но разворошенных кочергою углях.
Он стоял, глядя на просыпающийся внизу город и слабая улыбка играла на его губах. Взгляд мужчины был ожидающим и решительным. Так, верно, глядел на ленту Рубикона Цезарь, так глядел Френсис Дрейк на тени мачт Великой Армады, ложащиеся на морские волны. Конечно, семитский профиль черноволосого мало напоминал великого римлянина Юлия, да ничего лихого и ухарского от пирата в его наружности не было, но, тем не менее, его взгляд был таким же. Взгляд человека, которому бросили вызов.
- Ну что ж, госпожа Сфорца – улыбнулся он каким-то своим мыслям – Потанцуем?
Рассвет был ал и пророчил недоброе. Он кипел в окне палаццо Спада ,стекал по стеклам, красный и золотой, как облачение кардинала. Сфорца стояла с отрешенным взглядом, в то время когда над ней колдовали горничные. Нижнее платье сдавило ее горло жестким воротником, стальные кости корсета стянули тонкую талию, тяжелая мантия легла на ее плечи, как святое бремя, как символ ее обязанностей и долга. Долга, ради которого она сегодня идет на риск, возможно даже на смерть. Но ей не привыкать, той, у которой смерть стоит всегда за плечами. Даже целых две смерти: стальная с двумя револьверами и алоокая с косой, из плоти и крови. А той, кто повелевает смертью, не пристало бояться.
Две смерти – пожалуй, слишком много для одного человека, пусть даже для кардинала. А где две смерти, там третьей не бывать. Возможно…