очередной бред

[bellumfrigidum]

Для кого-то роль Отелло -
И блаженство и награда,
Только я - другое дело:
Водевиль - моя отрада.

Трагикомедия "Тайный брак"
Автор:_Panzer__Magier
Фендом: торибла
Рейтинг: детский
Пейринг: Петр/ Катерина
Жанр: ангст и юмор, смех сквозь слезы
Размер: мини
Дисклаймер: руки как всегда

Первоначально было трагичным ангстом, но пришел господин Исаак и, как поручик Ржевский, все опошлил...

Состоит из двух частей: первая - драма, вторая - водевиль. В антракте зрителей ждет буфет.
В конце спектакля труппой исполняется русская народная пляска и полька-бабочка
Часть первая: трагическая
- Это недопустимо! – прорычал стальной паладин – И противоречит устоям святой церкви! Ваши агенты…
Его огромный кулак опустился с грохотом на стол кардинала, отчего лежавшие на нем бумаги вспорхнули, как спугнутые птицы. Но она, казавшаяся такой маленькой и слабой перед Вепрем, не двинула и бровью.
- Почему вы со своими жалобами ходите ко мне ежедневно, брат Орсини? – нахмурилась герцогиня Миланская, поправляя упавшую на лицо золотую прядь.
Кардинал спокойно глядела в глаза инквизитору, и в ее взгляде не было ни страха, ни гнева. Бесстрашная и, как всегда, рассудительная Сфорца. Светлые немигающие очи Петра буквально впились в нее: стальные и смертельно острые, как наконечник метко брошенного копья.
- Катерина… - хрипло прорычал Орсини, угрожающе нависая над ней.
Так на самом краю света, на мертвом и холодном севере схлестываются лед и непрозрачное море, вечно одинокие в метели. Он не мог ничего прочитать в ней, словно с зеркала воды в безветрии, ничего, даже на самом дне омута зрачков, и это бесило инквизитора.
- К черту! – сказал Петр и скомкал листок в ладони.
Он понуро и покорно опустил голову, словно выбившаяся из сил лошадь, которую снова и снова с побоями впрягают в хомут. Фыркнул, махнул гривой, словно скидывая с себя оцепенение, и взял ее тонкую, холодную руку, едва приложившись к ней губами.
- Зачем ты пришел? – осуждающе спросила Сфорца, отводя глаза.
- Хотел тебя увидеть – прошептал инквизитор, так и не отпуская безвольной девичьей руки.
- Я скучал – сказал он, все смелее прикасаясь к ней, чуя смирение в опущенных русых ресницах. Петр видит: она уже не злится. Маленькие ладони безвольно легли ему на грудь – не отталкивая, но и не обнимая. Он поцеловал ее в теплый пробор золотых волос, вдыхая их запах. Брат Орсини осторожно прижал Катерину к себе огромными руками, которыми гнул арматуру, как проволоку, но он не чуял ее тела под ворохом негнущихся от золотого шитья тканей. Пышное облачение кардинала хранило ее добродетель не хуже рыцарских доспехов.
- Проклятая одежда – посетовал Петр.
- Что ты делаешь? – пробормотала Катерина, едва отрываясь от его сухих губ. Инквизитор прорычал что-то маловразумительное, целуя ее, и она запустила пальцы в его жесткие волосы.
– А если кто-то войдет? – осуждающе и почти жалобно сказала Сфорца. Петр вздохнул. Кардинал начала поправлять прическу пытаясь казаться спокойной, но на ее лице пылал смущенный и гневный румянец.
Светлые глаза Орсини с горечью и мукой смотрели на нее. Как он жил спокойно до того проклятого часа... До этого она была видением - ярко- золотым и алым, бестелесным высшим духом. Брат Петр любил ее, как любят безумцы, верящие в реальность своих грез, но любил без надежды и отчаянья. Инквизитор знал, что образ ее будет всегда в его сердце, не сотрется и не изгладится с годами, и переживет даже ее смерть, лишь немного потускнев, быть может. Она была бы всегда с ним, даже пребывая за гранью этого мира, и он в молитве и поклонении ей находил бы успокоение и полноту бытия, как перед иконой. Так Данте обожествлял Беатриче, так средневековый фанатик преклонялся пред Девой Марией, так Орсини любил Катерину. Он только понимал, как был счастлив тогда.
Как все было просто, когда она была для него чем-то высшим и бесплотным – жить, не зная смертных мук. Пока это все сверкающий замок не рухнул в один миг, и вместо него разверзлась бездна, полная клокочущего адского пламени. Легко предаться геенне огненной - достаточно было просто коснуться ее. Осмелится приникнуть к тонким неулыбчивым губам и понять, что это - плоть, живая и земная. И теперь его, ранее бывшему довольным одним взглядом вскользь, не могло бы насытить ни ее тело, ни даже душа, если бы она могла ее запродать инквизитору, как дьяволу.
- Господи, да хоть где-то мы можем побыть одни, не боясь быть увиденными и осужденными! Хотя бы одну единственную минуту! Я скоро с ума сойду – горько воскликнул Орсини – Я смертельно устал.
Устал страдать. От неутоленной страсти, от ненасытного желания поглотить ее всю без остатка, от дико терзающего его противоречия. Могут ли связать себя те, кто обречен на одиночество? И не сгубит ли он самого себя, свое тело и душу, ради женщины, которая никогда не войдет в его дом, никогда не родит ему сына, с которой, он, быть может, никогда не сможет провести целую ночь от заката до рассвета и хоть раз увидеть, как она засыпает рядом. И даже если урвать момент, выгрызть его из глотки суровых будней – это значить украсть счастье, как тайком крадет ночью вор – грешно и беззаконно.
-Я так не могу .Не могу я так поступить с тобой. Бесчестить грехом тебя – это низко – как-то грустно сказал паладин.
Он опустился на колени и обнял ее колени, и тяжелая ткань кардинальского одеяния шуршала и хрустела под его руками, как опавшие листья.
- Катерина…



Часть вторая: водевиль

Колокола на башне вещали о вечерне. Рыхлый снег кружился на присмиревшим городом, как белые перья, вился у фонарей словно мошкара , качался, обессилевший, падал наземь.
- Заметьте, мой юный друг, как Рим прекрасен даже такой суровой зимой – сказал, протирая очки, длинноволосый франт, одетый в дорогое черное пальто, с полуулыбкой созерцая серые тени старинных домов и соборов которые, казалось, пелена снега превращала в наброшенный углем и пастелью монохромный этюд.
Его спутник – рыжеволосый юноша только кивнул, уткнув покрасневший на морозе нос в пушистый шарф.
- Извините – скупо бросил задевший его плечом рослый мужчина. Он двигался со стремительностью эсминца, рассекающего экстерриториальные воды, поднимая на ходу воротник синей шинели. Он шел с непокрытой головой и грива синеватых волос была припорошена налипшим снегом. Длинноволосый заинтригованно поглядел ему вслед.
- Интересно, что он здесь делает? – ухмыльнулся он, закуривая сигариллу.
Мужчина перебежал дорогу, завидев одиноко идущую девушку с выбившимися из-под капюшона светлыми волосами. Когда громила коснулся ее плеча, она вздрогнула и вымученно улыбнулась.
- Пойдем! – сказал он.
- Но я не думаю, что нам это нужно делать - как-то неожиданно замявшись, сказала Сфорца.
- Катерина! – со вздохом сказал Орсини – Я больше не могу так жить…
- Но, Петр…
- Я устал прятаться от самого себя. По крайней мере, от себя – покачал головой инквизитор. Они двинулись вперед, и Вепрь крепко держал кардинала за руку, как будто боялся, что она вот-вот убежит.
- Не думай– я буду любить тебя по-прежнему и наверное даже больше.
- Но это…Это ничего не изменит…
- Но я отныне буду знать, что ты принадлежишь мне, а я – тебе, и это связывает нас… Какие бы беды и испытания не выпали мне на долю, мне будет легче их переносить, зная что я поступил с тобой по чести. Если ты страшишься этого - так тому и быть. Я отступлю. И буду ждать столько, сколько потребуется. Если ты ТАК боишься…
- И вовсе я не боюсь – вспылила Сфорца, задетая за живое.
Они зашли в старинную часовню, возле которой теснились кресты и склепы заброшенного кладбища. Оно давным-давно заросло кустарником и диким виноградом, и сейчас сухие ветви, выбивавшиеся из-под снега, казались костяками давно истлевших животных. В маленькой часовне едва теплились огоньки свечей, и пахло сыростью и мышами.
Темноволосый священник улыбнулся вошедшим и сделал приглашающий жест рукой.
- В-вацлав? – обмерла Катерина.
- Ну он и в инквизиции работал и в аксе – смущенно пробормотал Орсини – И я подумал, что…
- Брат Петр решил обратиться ко мне со столь э-э-э деликатной просьбой, и я счел нужным не отказать ему, ибо он правильно поступает перед лицом Господа нашего, избегая греха – склонил голову святой отец – Ибо сказано: «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно».
- О, Боже – пробубнила Катерина, преклоняя колени. В то время, когда Гавел отбарабанивал полагающиеся случаю молитвы, она как будто бы пришла в себя и ужаснулась происходящему.
Но глянув в сияющие глаза инквизитора, она только опустила взгляд и зарделась.
- Давайте по существу! – в нетерпении воскликнул брат Петр.
- Где кольца?
- Сейчас – пробурчал Орсини, копаясь в карманах и доставая искомое из пластикового пакетика с надписью «вещдок №32 в деле 66/12 об оккультных практиках», от которого он тут же стыдливо оторвал этикетку.
- Но вам нужны два свидетеля! – развел руками Вацлав - Бог обойдется без двух колец, но без свидетелей ваших клятв он не скрепит ваш союз.
Петр пробормотал что-то невнятное и выбежал на улицу. Пару минут спустя он вернулся, припорошенный снегом в сопровождении двух как нельзя более темных личностей. Один из них был элегантный брюнет с длинными, чуть ли не до колен волосами, другой – парнишка в куцой курточке, подозрительно напоминавшей до боли знакомую форму.
- Буквально на минуту – упрашивал их Орсини, подталкивая инквизиторским кулаком в спины – Вы мне нужны как свидетели.
- Я понятым не пойду… – вяло запротестовал Дитрих.
- О, Боже! Кого ты привел? – едва промолвила Катерина, хватаясь рукой за сердце.
Исаак подчеркнуто галантно раскланялся. Его черные глаза прямо-таки искрились иронией.
На испепеляющий взгляд кардинала маг ответил широкой ухмылкой.
- Вы друг друга знаете? – прищурился Петр.
- Нет, нет! – хором запротестовали Кемпфер и Катерина.
- Каково ваше вероисповедание? – с подозрением окинул Вацлав гордый профиль Исаака.
- Иудейское – оскалил зубы в обаятельнейшей улыбке Исаак.
- Я католик, по крайней мере, крещен – встрял Лоэнгрин.
Отец Гавел вздохнул и в отчаянье махнул рукой.
- Бог с вами… - устало сказал он и принял соответствующую случаю торжественную мину:
- Братья и сестры мои! Мы собрались здесь для того чтобы соединить браком этого мужчину и эту женщину. Пришли ли вы, сюда добровольно и свободно хотите заключить супружеский союз?
- Да – смущенно и вяло сказали жених и невеста.

Готовы ли вы любить и уважать друг друга всю жизнь?
- Да – еще более тоскливым тоном согласились молодые.
- Готовы ли вы с любовью принять от Бога детей и воспитать их согласно учению Христа и церкви?
Кардинал и инквизитор испуганно переглянулись, как будто это только что пришло им в головы.
Кемпфер фыркнул, сдерживая прорывавшийся смех. Неизвестно, какие именно картины бытового жанра слишком живо нарисовал себе маг, но, глядя на давящегося хохотом наставника даже Дитрих подленько захихикал.
- Свидетели, прекратите смеяться! Имейте совесть в божьем храме! – прикрикнул на них Вацлав.
После того как жених и невеста сподобились выдавить из себя нечто невнятное, которое едва ли можно было интерпретировать как да, святой отец торжественно помолился о сошествии на пару новобрачных Святого духа. Все это время Дитрих неустанно глазел в потолок, вероятно, пытаясь увидеть этот процесс.
- Берешь ли ты Петр, здесь присутствующую Катерину, в свои законные жены согласно церемонии нашей святой матери, католической церкви?»
- Да – решительно проревел паладин, словно олень из чащи, бросающий вызов соперникам.
- Повторяй: «Я Петр беру тебя, Катерина, в свои жены, с этого момента в радости, в горе, в богатстве, в бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас».
- Берешь ли ты, Катерина, здесь присутствующего брата тьфу ты Петра в законные мужья?
- Да – произнесла Катерина и потупила взор.
- Можете поцеловать невесту… Господи, да хоть не курите в церкви!..
**
- Благодарю вас. Вы оказали нам неоценимую услугу! – с жаром пожал руки обоим розенкрейцерам брат Петр и выбежал навстречу первой попавшейся машине, забарабанив кулаком по ветровому стеклу черного лимузина.
- Такси! Такси -и!
Паладин едва не с корнем выдрал дверь, заталкивая в машину смущенную Сфорцу.
- Вы куда по.. – удивленно начал водитель – рослый светловолосый детина в белом костюме.
- В отель!
- Какой отель?!!!! – тряхнул длинной, скрывающей лицо, челкой парень.
- Любой… - махнул рукой Орсини.
Водитель пожал плечами, глядя в зеркало заднего вида на страстно целующуюся пару.
- Поезжай! – крикнул Кемпфер, стукнув по капоту.
Дитрих помахал рукой уезжавшему лимузину и тут до него дошло:
- А ничего, что они уехали на нашей машине?
К его удивлению Исаак расхохотался:
- Сегодня такая чудесная ночь, мон ами! Предлагаю прогуляться по городу. Заодно мне надо кое-что купить.
Лоэнгрин недоверчиво приподнял бровь.
- Куплю сто, нет, двести свадебных открыток - самых слащавых, которых я смогу найти – ухмыльнулся панцермагир - Надо будет разослать извещение о свадьбе всем коллегам и друзьям молодых. Что-то мне подсказывает, что наши молодожёны об этом совершенно не подумали…
**
На утренней мессе кардинал Сфорца рассеянно и благостно улыбалась поверх макушки Папы. Вид у нее был, несмотря на раннюю пору, уставший и бледный, но ее загадочная улыбка совершенно не понравилась Франческо, который в силу своей параноидальности тут же заподозрил, что его сводная сестра задумала ему какую-то пакость.
- Очередные козни - пробормотал Медичи, обращаясь к стоящему рядом брату Петру и осекся. Вепрь глупо улыбался куда-то в пространство, совершенно не слыша его слов. Кардинал исподтишка ткнул его плечом.
-А?! – словно очнувшись, произнес Орсини и тут же, приняв серьезный и крайне сосредоточенный вид, набожно перекрестился и забормотал молитву.
Кардинал Сфорца тоже подняла руку для крестного знамения, и тут произошло то, отчего Рыцарь Разрушения едва не лишился чувств, словно гимназистка. Из-под белоснежных кружев на тонкой бледной руке виднелось золотое кольцо, которое Сфорца просто забыла снять впопыхах (что вовсе не удивительно, учитывая поспешность, с каковой они, едва одевшись, вылетели из номера утром). Катерина опустила руку, и кружевные манжеты скрыли ее пальцы до самых ногтей. Надо будет как-то ухитрится ее предупредить – подумал паладин. Свое кольцо он, как и большинство женатых мужчин, носил в кармане.
Удостоверившись в том, что никто ничего не заметил, Петр облегченно вздохнул.
В Риме как раз в этот час заканчивалась развозка почты…