В коллекцию лубочного арта:

@темы: хумор, вернисаж

---

Ничего не творится, не пишется...это конечно, ужасно раздражает. Рисовать лень и даже раскрашивать, хотя обзавелся неплохими акварельными карандашами.
"Женщины-оборотни СС" упорно не хотят выполнять логическое построение сюжета. Остальные недописанные вещи в подавляющем большинстве кажутся трешовыми. Бывало ночью в белочном порыве наваяешь и воскликнешь: "Гениально"! А утром перечитаешь

---

Ой, какую красоту мне нынче презентовали майне фройнде с фикбука. Все-таки какая пара...

@темы: Trinity Blood, бедная, бедная торибла!, вернисаж

---

xxx: ну есть комиксы на холмса и ватсона в целом)
xxx: но они несколько скучны
yyy: ну да
секс двух английский джентльменов предельно скучен

Из рабочих диалогов:
- ...а завскладом теперь будет называться "менеджер по пропажам"

Два русских сувенира - матрешка и водка - удивительно похожи: открываешь первую, а там и вторая, третья, четвертая.

Таксист по имени Хачико ждал 5 лет своего пассажира на вокзале.

В подвале клуба любителей тавтологии обнаружен смертельно убитый труп погибшего мертвеца.

Пытался вызвать у народа положительные эмоции, а получилось вызвать только панику и наряд милиции.

Если человек отказывается верить в ваш гуманизм, попробуйте пытки.

Это только нашим матом можно не только оскорбить, но и похвалить

Меня легко найти, трудно потерять и лучше не вспоминать

"Только не сжата полоска одна,
Грустную думу наводит она..."- Николай Некрасов о процессе дефрагментации.

Я женился в своей жизни три раза, и такое ощущение, что окончил три разных философских факультета.

---

гринда наступает...

Такая вот афиша пришла сегодня от моего друга неудержимого человека-рыбы- великого деятеля культуры грайнда местного масштаба. Замахнулся организовывать сейшена сам.
И это он хочет развешивать в городе * с сомнением в голосе*?



Что-то мне это напоминает из серии

@темы: ужасы нашего городка, хумор, эстетические преступления

---

Ого, сегодня идет снег. Если не считать жалких скончавшихся ранее с потоке грязи комочков, это первый основательный снег в эту зиму. На дворе температура аж -2!
Как же меня затянул этот Скайрим! Теперь, глядя в окно спросонья в очертаниях новостроек за окном мне мерещатся горы и дико пугает тень крана со странной головой. Когда вечером иду домой раздражающих гопунтерменшей хочеться рефлекторно порешить двурушником в замедленном темпе и с красочным видом со стороны.По ночам мне снится мой дом в Вайтране. Так и помешаться недолго.
Игруха все-таки затянула покруче, чем в свое время Морровинд. Прощай, разум! Писать толком не тянет - ну и не надо насиловать музу. Потому что моя изнасилованная муза потом способна так отомстить, что от этого бреда буду плакать даже я.
Раскачиваемся, матереем понемногу. Вот только бы броню покруче сообразить... Как всегда занимаюсь любимым делом. Судя по всему, это воровство, расхищение гробниц и обдирание накрошенных со вкусом трупов.
Деньги всегда нужно вкладывать в недвижимость - поэтому купил и обставил уже второй дом. Скоро у меня в каждом райцентре Скайрима будет особняк, в котором будет бдеть специально выданная впридачу к титулу депутата горсовета тана баба.

@темы: скайрим попутал

---

тихо сп...дил и ушел, называется нашел

Смотрите-ка чего я нашел! Этого варианта по крайней мере я еще не видел.
Свежевыловленный Кемпфер Самка.* голосом Дроздова*
Эх, неплохо


biosintes.deviantart.com/#/d4jzarl


biosintes.deviantart.com/gallery/#/d4jza2c

как хорошо быть генералом панцермагиром... мне на шинель ресурсов не хватает((( и рук из анатомически правильного места

@темы: Trinity Blood, бедная, бедная торибла!, вернисаж

---

Эх, вчера занесло меня в торговый центр. Вообще-то направлялся в качестве тягловой силы для моей подруги в строительный, но не мог пройти мимо зоомагазина. Там был такой замечательный скат моторо. Красавец! Вот что-то типа такого:



Ох и большой же аквариум для него надо...да и дорогой, зараза.
Посмотрел аквариумы - хочу опять завести аксолотля ( правда прийдется заказывать и везти из Киева). У меня года полтора назад помер мой любимый Монти ( не выносят эти бедные амфибии жары). А лето тогда было адское. Помню, я как раз благополучно отчалил на МХМ в Крым, оставив любимцев на мамино попечение.
Такое впечатление что бедолага изо всех сил крепился , чтобы дотянуть до моего возвращения и драматично умереть у меня на руках. Я рвал и метал. Неделю ходил сам не свой. Жаль конечно, Монти -красивый был и ел из рук. Аксолотли вообще дико обаятельные животины.
Собственно, портрет покойника в черной рамочке:



Цены на среднюю банку литров на 40-50 неоправданно кусаются. Ну какой смысл покупать за 500 гривен на 50 литров. если на 240 стоит 1200? Хотя, в моей маленькой комнатке ютится уже 150 литровая банка с Петькой и его корешами, и 30 литровая с карликовыми гуппи Эндлера.
Вот какие милые крохи карликовые гуппи:



И танкодром и ясли для танков улитковыращивательный комплекс.
Наверное на днях просто зайду в порезку и куплю стекол. И все сделаю самолично.

@темы: животные, мечты и планы

---

u>Глава 7 (куцая)Что день грядущий нам готовит
-Послушай меня, Исаак! – зарычал Бальтазар, склоняясь над столом мага, и почти вплотную приблизив к его лицу оскаленные клыки – Если твое зверье завтра облажается, я лично сотру его в порошок!
Кемпфер скривился, как будто от дыхания Василиска веяло несварением желудка или сверхкариозным, разлагающимся посмертно зубом и выпустил струйку табачного дыма тому в лицо, вероятно с целью дезинфекции.
- Ты мерзкий педофил и зоофил! - Нойман с остервенением плюнул в камин. Камин вспыхнул, как юная девица из монастырской школы, услышавшая подобные слова.
- Я и некрофилией не побрезгую… – ухмыльнулся маг, откидываясь в кресле и медленно перекидывая носу на ногу, как актриса в старинном фильме. За его спиной закопошились шипящие и булькающие демоны, похожие на тягучий расплавленный асфальт. Роммель, сидевший ранее на краюшке стола, в мгновение ока вспорхнул на шкаф, испуганно поглядывая оттуда на грядущую битву титанов.
- …И групповым сексом – переложил другую ногу Кемпфер, прищуривая глаза.
- С этим? – показал куда-то в сторону не то кота, не то извивающихся теней Василиск – Увольте…
- А вот и уволю! – рыкнул панцермагир, сбивая пепел на сияющие сапоги Ноймана – И сколько можно тебя-то в ордене терпеть?
Василиск схватил мага за ворот, из его рук метнулись костяные лезвия, и за плечами Бальтазара тут же угрожающе выросли демоны. Роммель достал из кармана флейту и заиграл. Кабинет огласился бодрыми звуками «Танца с саблями», под который Василиск стал лихо отплясывать, сверля налитыми кровью глазами хохочущего мага, но это только добавляло танцу артистизма.
- Ах ты ж…- проскрипел фон Нойман, но тут прихотливая фантазия мальчишки подсказала ему сыграть классический матросский танец «Яблочко», выделывая мастерские коленца. Василиск хотел из последних сил подгрести к дверям, когда новый поток музыки подхватил его и заставил плясать лезгинку с канцелярским ножом в зубах.
- Асса! – грациозно став на одно колено, хлопал наматывающему круги вокруг стола танцору маг: – Ай, маладэц!
Сбежавшиеся на крики остальные орденцы с недоумением сбились в дверях, поглядывая на Василиска, пританцовывающего под странную мелодию, и панцермагира весело напевавшего странные слова «хава нагила, хава нагила, хава нагила хава нагила вэ-нисмэха», покачивавшего в такт мелодии заложенными за жилет руками.
Каспар, закутанный в изящный китайский халатик и с маской на лице, (дабы к завтрашнему теракту выглядеть свежо и моложаво), одобрительно покачал головой:
- А они оба довольно пластичны. Даже не знал, что братишка так умеет!
Бальтазар злобно уставился на фройляйн Касси, и, едва музыка стихла, без сил мешком упал на пол.
Но Крысолов лишь перевел дух для того, чтобы исполнить цыганочку с выходом, под которую орденцы начинают вполне убедительно изображать собой ромал. Хельга и Касси затрясли развевающимися подолами, отчего панцермагир побледнел и сильно изменился в лице.
- Всё-ё-ё! – истошно заорал он – Табор! Табор уходит нафиг!!!
После потасовки в дверях и выволакивания прочь останков Бальтазара, изрядно потоптанного в танце собственными братьями, Кемпфер облегченно вздохнул и закурил, развалившись в кресле.
Его взгляд упал на затаившегося на шифоньере взъерошенного Роммеля, покрытого клочьями пыли.
- А ну слазь сейчас же! Кажется, тебя надо хорошенько вымыть!
Заслышав это кот ощетинился , но худая и цепкая рука схватила его за шиворот.
Роммель вжался в самый угол огромной ванны, наполненной такой горячей водой, что бедолаге казалось, что еще немного - и она превратится в чистый кошачий бульон с плавающими в нем клецками пены. Сам панцермагир с удовольствием нежился в кипятке, отогревая старые кости. От невыносимого душного тепла его бледная синюшная кожа даже ни капли не раскраснелась. Черные намокшие волосы покачивались в толще воды, похожие на морские водоросли, которые качает и выбрасывает на берег прибой. Роммель, играя, подцеплял скользкие пряди коготками, но они, словно живые, выскальзывали и проворно, как тонкие рыбки-уклейки стремились в воду.
Вода дрожала на ресницах сомкнутых глаз Кемпфера, и словно выточенное в кости лицо его было полно суровой строгой безмятежности, словно пейзаж заснеженных гор, тающих в облаках, зацепившихся за их вершины.
- Герр Исаак… - сказал Роммель, задумчиво проводя пальцем по сбегающей с худого плеча капле. Один глаз мага лениво приоткрылся черной кошачьей щелкой.
- А вы будете жалеть, если я завтра погибну? – тихо спросил юноша.
Черные глаза смотрели на него немигающе, говоря все и ничего, как всматривающаяся в душу бездна. Маг только потрепал парнишку по русым, взъерошенным волосам.
Он поднялся из воды иссиня-белый, тонкий и стремительный, как лезвие ножа. Он замотал Крысолова в свой халат и бережно понес на руках в темноту спальни. Роммель прижимался к влажной и холодной груди и на его лицо падали тяжелые искрящиеся капли с тяжелых черных волос, пахнущих странной горечью и химическим неистребимым запахом аптеки.
- Пойдём, дитя мое. Нас завтра ждет тяжелый день.
Бальтазар с раздражением крутнул ручку смесителя, но из трубы вместо текущей воды донеслось протестующее рычание
- Если в кране нет воды- значит выпили…виноват в этом Исаак – резюмировал Нойман.
**
Небо на западе постепенно светлело, над Римом занимался невиданно яркий рассвет, расчерчивающий холодные облака розоватыми и золотыми щедрыми мазками. У распахнутого окна, выходящего на Виа дель Корсо, курил высокий длинноволосый мужчина. Красноватые отблески посверкивали в его черных немигающих глазах, как бродит искра в уже было потухших, но разворошенных кочергою углях.
Он стоял, глядя на просыпающийся внизу город и слабая улыбка играла на его губах. Взгляд мужчины был ожидающим и решительным. Так, верно, глядел на ленту Рубикона Цезарь, так глядел Френсис Дрейк на тени мачт Великой Армады, ложащиеся на морские волны. Конечно, семитский профиль черноволосого мало напоминал великого римлянина Юлия, да ничего лихого и ухарского от пирата в его наружности не было, но, тем не менее, его взгляд был таким же. Взгляд человека, которому бросили вызов.
- Ну что ж, госпожа Сфорца – улыбнулся он каким-то своим мыслям – Потанцуем?
Рассвет был ал и пророчил недоброе. Он кипел в окне палаццо Спада ,стекал по стеклам, красный и золотой, как облачение кардинала. Сфорца стояла с отрешенным взглядом, в то время когда над ней колдовали горничные. Нижнее платье сдавило ее горло жестким воротником, стальные кости корсета стянули тонкую талию, тяжелая мантия легла на ее плечи, как святое бремя, как символ ее обязанностей и долга. Долга, ради которого она сегодня идет на риск, возможно даже на смерть. Но ей не привыкать, той, у которой смерть стоит всегда за плечами. Даже целых две смерти: стальная с двумя револьверами и алоокая с косой, из плоти и крови. А той, кто повелевает смертью, не пристало бояться.
Две смерти – пожалуй, слишком много для одного человека, пусть даже для кардинала. А где две смерти, там третьей не бывать. Возможно…



Глава 8. Две пули для доктора
Рано утром по пути следования крестного хода то там, то сям появлялась машина с подъёмной платформой. За рулем ее был светловолосый мужчина, в узком, скрытом длинной челкой лице которого чудилось что-то звериное. В этом одетом в потасканную робу, всколоченном детине легко было опознать скорее грубого, искусного во владении непечатным словом пролетария, нежели знакомого нам господина Вильгельма, лишенного белого костюма. Он довольно талантливо играл свою роль, поминутно выходя из кабины, чтобы поругаться с карабинерами и отправить к анонимной матери других водителей, в то время как на платформе маячил крайне деловитый техник в очках. Коротко стриженный синеволосый мужчина воодушевленно ковырял висевшие на столбах наличествующие громкоговорители (в основном ремонт состоял в выбрасывании из оных воробьиных гнезд и всякой набившейся туда дряни) и устанавливал новые. Ему подавала инструменты крайне странная барышня с лиловыми волосами, облаченная в комбинезон работника коммунальных служб.
- Эй, за баранкой! Куда прешь, бодлива мать?!!– гаркнул усатый сержант, пытаясь перекричать гул и скрежет поднимаемой люльки – Ты как сюда заехал? Дорогу приказано перекрыть, так что выметайся! Вон люди уже собираются, не видишь что ли.
Звероподобный парень окинул жалкую кучку зевак суровым взглядом и грозно хлопнул дверью:
- А мне до……И….В…Я на вас….И вообще…..(многоточия на письме заменяют автору звук «Пи!», а так как из печатных слов в речи нашего друга присутствовали лишь предлоги, предложение слегка кажется нелогичным) Велено проверить эти хреновины – и кошка не ходи.
Между препирающихся до хрипоты шофером и сержантом скромно стоял, засунув палец в рот, худенький светловолосый подросток в белой рубашечке, похожий на мальчика из церковного хора. Он внимательно слушал произносимые ругательства и видимо фиксировал их в своей памяти на всякий случай. К груди он нежно прижимал флейту, а на его шее был повязан пышный черный бант.
Мужчины с недоумением воззрились на пацана, увлеченно ковыряющегося в носу.
- Мальчик, пошел нахрен отсюда – крикнул сержант - Оркестр и хоры в том конце улицы.
Мальчик согласно кивнул и вприпрыжку ушел в совершенно противоположную сторону, оставив наших «интеллигентов» выяснять отношения.
Черноволосый худой мужчина в черном сюртуке стоял перед окном, выходящим на перекрытую Виа дель Корсо. Он с леньцой холеного хищника глядел на прибывающих людей, вслушиваясь в нарастающий гул, свистки и нестройные звуки репетировавшего в отдалении оркестра. В его пожелтевших от никотина пальцах была зажата сигарилла. Мужчина растянул в улыбке тонкие губы, увидев пробирающегося сквозь толпу светловолосого подростка. Роммель (а это был именно он) остановился, как будто почувствовав на себе этот странный взгляд. Для него он был привычным и успокаивающим: пуст, но уютен, как теплая, душная темнота спальни, где пахнет лавандой, хранимой с бельем, и теплой ото сна кожей. Крысолов отчетливо не видел мага, лишь его зыбкую тень на колышущейся шторе, но он явственно чувствовал и знал, что Исаак рядом. Что Исаак смотрит на него.
Звон колокола возвещал начало крестного хода. С папиросы мага неслышно упал пепел. Звон нарастал, то захлебываясь высокими нотами, то раскатывался по городу щемящим гулом, словно прибой. Испуганные голуби взмыли с колокольни, наполняя утро трепетом крыл.
- Пора - сказал отец Найтроуд, поправляя очки. Безмолвный Трес проверил обоймы и вопросительно уставился на хозяйку. Сфорца прикусила губу и уткнулась лицом в ладони, как безмерно уставший, собирающийся с силами человек. И на секунду она и в самом деле показалась ему такой слабой и надломленной, что вновь напомнила круснику ту испуганную девочку с огромными, полными плещущимися на дне болью и страхом глазами. Авель неловко потрепал ее по руке, и отвел тугие золотые локоны, пытаясь заглянуть в бледное склоненное лицо.
- Катерина! – мягко сказал он – Не бойся, я буду рядом. Я и Трес, мы защитим тебя… Но когда Сфорца подняла на него прозрачные серые глаза, в них была только твердая решимость. Она расправила плечи, как будто у нее за спиной были незримые грифоньи крылья отваги. Как будто она сама была воплощенная холодная сила и бесстрашие.
- Из той второй записки мы знаем, где будет в тот момент он. Напротив мы поставили двух снайперов… - сказал крусник.
- Я ей мало верю … - нахмурилась Катерина – Да и экспертиза показала, что подчерк не имеет ничего общего с первым корреспондентом.
Кардинал молча двинулась вперед. Две смерти – стальная и алоокая, почтительно следовали за ней.
**
Толпа все прибывала и прибывала, зеваки стекались отовсюду – живые ручьи хлынули из переулков на улицу, образуя людскую реку. Над толпою реяли развешенные меж домами флаги, и хриплый бас большого колокола сзывал весь древний Рим поклониться Элиссе, карфагенской святой. Заливисто тявкали с переливом малые колокола, как будто псы, настороженно встречающие редкого гостя у калитки. Людская река шумела и текла, ширилась и разливалась по обе стороны узкой улочки, с нетерпением ожидая выноса мощей.
- Гастроли истлевших костей – рассмеялся своей мысли черноволосый господин, куривший у окна – В мире, где сам бог носит звание полковника, лейтенант аэрокосмических войск ООН Элисса может рассчитывать разве что на звание святой! Интересно, что бы сказала она сама, зная что у ее бренных останков выстроится целая очередь чахоточных, юродивых и калек в надежде на исцеление? Бесплодные женщины и бездарные политики, сирые и убогие молитесь лейтенанту! Падайте в ноги и обращайте к ней свои молитвы, авось она заступится за вас! – захохотал мужчина и тут же зашелся застарелым кашлем.
**
- Говорят, это самая последняя разработка – кивнула головой Паула, поглядывая, как возятся охранники кардинала, упаковывая Медичи в мудреный бронежилет – Кевлар!
Прислонившийся к дверному косяку брат Матвей уважительно кивнул и со сдержанным любопытством профессионала обозревал новинку.
- Новое – хорошо забытое старое – назидательно сказал наемник, пожевав зажатую в зубах спичку. Брат Арне навел видавшие виды механические часы:
- Значит оттуда вам, ваше высокопреосвященство, нужно убраться ровно в 08.20. Именно на это время назначено выступление наших «дорогих друзей».
- Главное, чтоб Орсини не наломал дров – пробубнил кардинал.
**
- Они двинулись… «Идущие на смерть приветствуют тебя» – иронично рассмеялся Исаак, глядя в распахнутое окно. Толпа неистово шумела, выплескиваясь с тротуаров, то тут же потухала, загоняемая за ограждение карабинерами. Сверкающие хоругви, которые несли обряженные в белое служки, метались на ветру, словно драконьи крылья; ветер доносил до мага отзвуки духовых инструментов. Шествие началось. Оно лилось словно сверкающий поток средь берегов – священнослужители в роскошных одеяниях медленно шли меж толпы, терпеливо жмущейся у ограды. Единственных два узких переулка, отходящих от прямой были перегорожены уже знакомой нам машиной с люлькой, за рулем которого сидел Гудериан, резавшийся в подкидного с Лоэнгрином, и обшарпанным мусоровозом, за баранкой которого сидела весьма недовольная фройляйн Скорцени, обряженная в оранжевый жилет со светоотражателями.
Гудериан поминутно смотрел в окно, где маячила знакомая угловатая тень с характерным профилем.
Маг негромко запел и его голос тонул в гуле и реве музыки за окном, запел тихо, так тихо, что вряд ли он сам слышал себя. Это была старинная песня на давно забытом языке. Сколько он их видел стран и городов, знал столько языков и книг, сколько он помнил лиц и песен, но почему то- в этот момент ему вспомнилась именно она, смысл которой он едва помнил:
- Шел отряд по берегу, шел издалека… - пропел он, словно пробуя на вкус мотив из прошлого.
Вдоль затаившей дыхание улицы торжественно пронесли мощи в тяжелой золотой раке, рядом с которой, волнуясь до нервного тика, шел сам Папа Римский, пожелавший шествовать собственными стопами, дабы почтить этим святую Элиссу Карфагенскую, сделавшую так много для спасения человечества. Тень от балдахина, который со всей почтительностью держали над ним служители, скрадывала цвет его лица, покрасневшего так, что даже веснушки перестали быть видными. В белоснежном, расшитом золоте облачении он был похож на пасхального ягненка с открыток.
- …Шел под красным знаменем командир полка… - громче запел Исаак, вспоминая слова.
Следом за Папой шествовали кардиналы, сверкая золотом в облачениях красных, словно кровь, но особо из них выделялся своим ростом и статью Франческо Медичи, глава конгрегации доктрины веры. За спиной его маячили верные слуги господни: взирающая с холодным спокойствием на толпу сестра Паула и настороженный, натянутый, как струна Матвей. Рядом шел глава инквизиции – брат Петр, в своих начищенных до блеска огромных доспехах, похожий на рыцаря, собравшегося на турнир и почему-то забывшего лошадь, поэтому вынужденный изображать одновременно и то, и другое.
В толпе послышались одобрительные свистки и крики восхищения. Орсини слегка смутился, и розовые пятна поползли по его суровому, словно высеченному из гранита лицу. К слову, паладин смутился совершенно зря, так как внимание и восторг толпы предназначались плывущей следом во всем своем великолепии Катерине Сфорце, сияющей в ореоле безупречно завитых кудрей, как солнце в протуберанцах. Солнце из Сфорцы было из разряда « светит, но не греет» -у величественной красавицы на устах застыла неживая полуулыбка, а глаза были холодны, как вода в колодце. Вслед за лучезарным светилом почтительно тянулись планеты, тьфу, то есть подчиненные кардинала, в том числе неловкий священник с серебряным хвостом и коротко остриженный рыжеволосый парень, снискавшей своей миловидностью внимание всех девушек из толпы. Самому юноше женские знаки внимания были до аналогового фазорасщепителя, так как он был киборгом.
Но никто из этой огромной толпы, пришедшей с надеждой пробиться к чудотворным мощам и поглядеть хоть одним глазком на Папу Римского, никто не замечал с трудом пробиравшегося сквозь это вавилонское столпотворение малорослого парнишку в накрахмаленной рубашке. Он двигался ловко и стремительно, словно лесной зверек, взобравшись по пожарной лестнице на крышу ветхого дома, куда тянулись натянутые поперек улицы веревки, а вернее таинственные провода, увешенные пестрыми флажками.
Оркестр гремел, как канонада в отдалении, хор тянул нескончаемые гимны, сердце мальчишки глухо и прерывисто билось, отдаваясь гулом крови в висках. Дирижер – высокий, кудрявый юноша в безупречном фраке напряженно переглянулся через плечо с роскошно одетой дамой в толпе. Синеволосая госпожа с прической, вызывающей прямую ассоциацию с некими хлебо-булочными изделиями бросила взгляд на окно мансарды.
- Ну же, Роммель… - одними губами произнесла она – Теперь, если Сфорца поверила нашей записке, твоему покровителю крышка. Играй реквием по своему «папаше», котик!
- А теперь вступает флейта… – ухмыльнулся про себя Бальтазар, махнув палочкой.
Мальчишка забрался в мансардное окно и перевел дух. Махонькая пыльная каморка была забита какой-то мигающей аппаратурой. Дрожащие руки постучали по микрофону. Динамики, развешанные вдоль всей улицы, зашлись дребезжащим, душераздирающим визгом. Он приложил к губам флейту, и тысячекратно усиленная мелодия раскатилась по узкой улице, зажатой в каньоне старинных домов, словно цунами.
Роммель заиграл «Танец рыцарей» из « Ромео и Джульетты». Музыканты оркестра в безумии разбрасывали и рвали ноты, подхватывая суровый и безумный мотив. Бальтазар неистово дирижировал ими, и в его темных глазах играло мрачное и одухотворенное пламя. Люди метались по перегороженной улице, но отовсюду до них долетал напев этой старинной сумрачной и размашистой мелодии, похожей на взмахи сабли.
- Похоже пора – скучливо глянул на часы брат Матвей – Пойдемте, кардинал Медичи, здесь, кажется, становиться неспокойно….
Толпа безумела и бесновалась, впадая в панику, превращалась в страшную неистовую массу. Она кипела в теснине улицы, катилась смертельной волной, оставляя раздавленные, искалеченные тела. Женский визг и крики тонули в шипящем гуле. Музыка гремела и носилась над домами словно метель, наводя безумие. В грязи и крови тонули порхавшие нотные листы.
- Прокофьев! Как прекрасно – рассмеялся маг.
- Черт возьми, мы ждали покушения, но не теракта – затыкая уши ладонями, прокричала Сфорца – Это нужно немедленно остановить!
*
Снайпер, засевший на крыше, взял на прицел темную фигуру, очертания которой едва виднелись в оконном проеме. Она получила приказ убрать главу террористической группы.
«И с чего они взяли, что он именно здесь?»
Сквозняк колыхнул полупрозрачные занавеси, и монахиня отчетливо увидела в прицел подозрительно знакомый профиль. Мужчина в черном костюме сощурил темные, длинные, словно у египетского изваяния, глаза и затянулся папиросой. Его волосы змеились от легкого ветра, словно живые и почти касались колен. Он как-то странно улыбнулся и бросил взгляд в окно. Сестра Бланшетт прошептала, сжав в руке нательный крест:
- О нет, доктор Батлер! Как? О, Господи!
- Номер два, стреляйте... – произнес монотонный голос в наушниках.
Монахиня приложила руки к лицу, кусая пальцы.
- Номер три, стреляйте…
Эстер закусила губу и закрыла глаза.
В прицеле Леон Гарсия де Астуриас увидел узкое, бледное лицо розенкрейцера. Его немигающие глаза смотрели на происходящее внизу со странным выражением любопытства, пренебрежения и снисходительности. Так взрослые смотрят на нешуточные противостояния детей, играющих в войнушки. Леон и раньше приходилось убивать: не задумываясь, не размышляя, скольких – он и сам не помнил, но от этого отстраненного взгляда нечеловечьих, мудрых и старых, как сам мир глаз по его спине побежали мурашки. Ему казалось, что эти глаза неотрывно смотрят на него, как вглядывающаяся пристально бездна. Маг опустил глаза. Одуванчик беззвучно выругался и спустил курок. Дважды. Выстрелов почти не было слышно в царившем вокруг содоме.
То, что Леон видел в прицел, походило на замедленную сьемку: первая пуля ушла куда-то в гриву гладких волос и голова мага резко дернулась в сторону. Глаза его удивленно распахнулись и застыли. Худое, длинное тело стало клониться, и вторая пуля вошла в белую, накрахмаленную грудь.





Глава 9.Ну что ж, Катерина…

Маг упал, запрокинув голову, в разлете черных прядей. Он недвижимо лежал на полу среди рассыпавшихся длинных волос, словно мертвая сверзшаяся с небес птица, раскинувшая изломанные, потрепанные крылья. Лужа темной, почти черной крови растекалась вокруг его головы нимбом.
- Номер три?! Номер три?!! – зарычал голос в наушниках Леона.
- Есть…
**
Роммель вскрикнул, кусая пальцы мелкими острыми зубами. Пусть он не слышал отчетливо самого выстрела, он видел, как неразличимая ранее тень на крыше шевельнулась, и пули прошили всколыхнувшуюся занавесь. Медленно осел силуэт, таившийся за тонким полотном, словно ударенное обухом забитое животное, покорно опускающееся на колени. Трясущимися руками, путаясь в окружавших его проводах, Крысолов пытался затолкать в странный механизм тускло поблескивающий диск. Наконец машина милостиво щелкнула, и из колонок полилась запись, прерываемая истошным визгом и срежетом. Роммель злобно наподдал ногой по дьявольской технике, собранной Мельхиором из каких-то доармагеддонских деталей, и выпрыгнул из окна в толпу, над которой безумной метелью витала музыка Прокофьева и ноты псалмов.
**
Залетевшая в окно белая бумажная страница упала в темную кровь, как влажные желтые листья опускаются в осенние лужи. Из-под бледных век мага мутно блеснули черные невидящие глаза. Губы в запекшейся крови шевельнулись, словно в бреду: Исаак беззвучно повторял невесть откуда вспомнившиеся слова, его старинная песня была недопета:
- Голова обвязана, кровь на рукаве,
След кровавый стелется по сырой траве…
**
Мир вращался и кипел в глазах брата Петра. Беснующаяся толпа колыхалась вокруг него, словно море, а он, покачиваясь, возвышался над ней, как выточенная из дерева фигура на носу фрегата, которую захлестывают неистовые волны, но она грудью пронзает их, недвижимо прокладывая путь. Орсини истово молился, пытаясь заглушить дьявольскую музыку, безумным вихрем крутящуюся в его голове, застилающую глаза кровавой бешеной пеленой ярости. Толпа наседала на него, мотала паладина, словно прибой утлую лодку, но он лишь пытался защититься, не желая поднять руку на неповинных людей. Паула что-то крикнула Матвею, прикрывавшему поспешно покидающего этот содом Медичи, и метнулась в клокочущую безумную массу. Ее ноги цеплялись за раздавленные, искореженные тела, оскользались в крови и грязи, но она бесстрашно прорубалась среди безумного ураганного леса рук, голов и локтей.
- Шеф! Шеф, поднимайтесь! – услышал Орсини над собой знакомый голос, словно доносившийся со дна колодца. Все проносилось мимо него как видение, почудившееся в тумане, словно замедленная сьемка. Звуки были гулкими и неясными. Паула что-то невнятно прокричала, тряся его за плечо и резко обернулась. Глаза ее изумленно округлились, а губы медленно, по слогам произнесли хорошо известное даже слугам божьим бранное слово. Брат Петр даже не успел что-то понять из происходящего, когда Паула исчезла в бушующем море теней.
**
- Три, два, один …– считал Мельхиор, оглаживая рычаги, приводившие в действие заряды, словно дремлющих на коленях у него домашних животных. Нойман заминировал все помеченные на плане три дома по длине Виа дель Корсо.
- Первый пошел – прошептал он.
Раздался взрыв, и старинное здание взлетело на воздух, оседая в облаке пыли. Стена рухнула на толпу, убивая, давя и увеча. Запруженная человеческая река панически поменяла течение, неумолимо несясь вперед. Сфорца упала на колени, пытаясь рукавом укрыть лицо. Клубы пыли и сора душили горло и резали глаза. Она ничего не видела и не слышала, оглушенная взрывом. Она только чувствовала на своих плечах железную хватку киборга.
- Трес…
- Я здесь – прозвучал бесстрастный голос – Отчитайтесь о повреждениях…
Из переулка с диким скрежетом, разметая людей как кегли, вывернул огромный мусоровоз, ранее преграждавший дорогу. Несмотря на свою громоздкость, машина приближалась с угрожающей скоростью. Киборг двинулся навстречу стальной громаде, методично всаживая в нее пули. Одна из них пробила стекло и попала в водителя в оранжевом жилете. Катерина вскрикнула, когда машина со скрежетом врезалась в киборга.
Сюзанна, мстительно ухмыльнулась, зажимая простреленное плечо. Из кабины мусоровоза было прекрасно видно, как за спиной коленопреклоненной Сфорцы долговязый мужчина в нелепых очках достает из складок мятой сутаны пистолет. На губах светловолосого священника играла торжествующая улыбка. Баронесса беззвучно выругалась, когда сбитое ею тело медленно поднялось. На миловидном лице рыжеволосого юноши кожа была наполовину содрана, открывая его истинную, стальную плоть. Сквозь дыры в одежде виднелись сверкающие и искрящие провода. Красным, тревожным огнем сиял глаз киборга.
- О боги, кто, что ты такое ?! – завороженно глядя на него, произнесла баронесса - Не может быть! Ты...машина?!
Она не могла оторвать глаз от невиданного человечьего творения, легендарного гомункула, созданного не магией, а силой технической мысли. Для нее он был прекрасен и совершенен, как ангел. Ангел из стали и алюминия, который вполне мог стать ее Азраилом. Он сделал шаг вперед и в его руках зловеще сверкнули не знающие промаха стволы.
- Я - НС-IIIX кодовое имя «Стрелок». Перейти из режима…
Она даже не успела понять, как это все произошло. С противоположной стороны улицы раздалась автоматная очередь и хрипло ревущая развалюха с подъёмной платформой снесла киборга с тротуара и тут же сдала назад.
- Баронесса, вы живы? – крикнул сидящий за рулем Лоэнгрин. Сидящий рядом с ним Гудериан тут же выволок раненную девушку из кабины и втолкнул, если не сказать просто забросил на свое место.
- Пора отсюда сваливать. Поезжайте и быстро.
- А ты? – с тревогой спросил Дитрих.
- Я иду за хозяином – решительно сжав в руках автомат, прорычал оборотень. Машина тронулась, а Райсцан с суеверной дрожью и решимостью смотрел на поднимающуюся ему навстречу фигуру киборга, подобную фениксу, восстающему из пепла. Он всаживал из него пули из древнего бельгийского « Скара» и с горечью понимал, что этот ватиканский голем не даст ему уйти.
- Беги, Гудериан…– нечеловечьим визгливым голосом закричал метнувшийся к нему светловолосый мальчишка. Кошачьи зрачки его огромных глаз были тонки, как лезвия. Маленькие клыки сверкали. Бант на его груди был развязан, и развевался на ветру, как рваный флаг пиратской шхуны. – Иди за Исааком! Я задержу его.
- Уходи, Роммель – рассмеялся оборотень – Ты не имеешь власти над машиной. С ним ты ничего не поделаешь. И я тоже… Запомни: нагрудный карман…. Там кнопка активации телепорта...
- Второй пошел – тихо сказал Мельхиор, приводя в действие второй заряд. От взрыва недавно возведенное высотное здание, состоящее из стекла и стали, накренилось и улицу полило градом острых, как бритва осколков, разрывающих плоть. Среди окровавленной обезумевшей толпы Паула увидела юношу в белом облачении. Она приняла решение в доли секунды. Это даже не было осознанное решение – это было веление инстинкта. Инквизиторша молниеносно толкнула Папу наземь. Ее сознание пронзила обрушившаяся внезапно чудовищная боль. Стальная балка, словно в масло вошла в спину Леди Смерть, прошив насквозь ее грудную клетку. Искореженное острие вышло из ее разодранной плоти в паре сантиметров от тела Алессандро. Кровь – яркая, горячая, пахнущая солоно и резко, как сам страх, потоком заливала его белое, шитое золотом облачение. Папа зажмурился и пронзительно закричал, ворочаясь под навалившимся на него тяжелым и дико содрогающимся телом. Паула захрипела, и из ее рта потекла темная, клейкая струйка, падающая на лицо Алессандро тугими каплями.
Карабкающийся по почти отвесной стене Роммель зажмурился. Там внизу, он видел, как Гудериан, волоча простреленную ногу, приподнимается навстречу противнику. Оборотень расправил плечи, с мрачной решимостью глядя на неотвратимо приближавшуюся стальную смерть, не знавшую промаха. Киборг бесстрастно взвел курок.
С грохотом гигантский каркас обрушился, погребая под собой сотни людей. Мальчишка сжал зубы, впившись изо всех сил ободранными в кровь руками в осыпающийся крошащийся камень
Сфорца закричала, но она сама не услышала собственного крика, среди гула, воплей и стонов. Ее перчатки пропитались кровью – своей и чужой. Лицо было изрезано брызнувшими во все стороны осколками.
- Трес… - одними губами произнесла она, но тут внезапно ощутила прикосновение к плечу. Когда кардинал подняла глаза. Перед ней стоял отец Найтроуд, растрепанный, в разодранной сутане и внимательно посмотрел на нее ранее незнакомым странным взглядом и…хищно улыбнулся. На стеклах его очков отчетливо виднелись брызги крови. Катерина отшатнулась, но не могла отвести глаз от такого знакомого, но неуловимо изменившегося лица. Крусник медленно подошел к ней и облизнул тонкие губы, нависая над ней, как неотвратимость смерти.
- Ну что ж, Катерина… – скучающе произнес он и приставил холодное дуло к ее виску.




Глава 10. Она же последняя.

- Авель? – едва шевельнула губами Сфорца, широко распахнув светлые ясные глаза. Крусник насмешливо улыбнулся ей, взводя курок.
- Катерина! – прорвался сквозь шум и грохот до боли знакомый звонкий голос. Перед ней стоял долговязый священник в разодранной сутане, выбившиеся из хвоста серебристые волосы его липли к губам. Осколки разбитых очков рассекли лицо, и на бледной коже алели кровавые потеки, как будто по его щекам катились кровавые слезы.
- Что? – недоуменно воззрилась на двух совершенно одинаковых крусников кардинал.
« Какой же из них настоящий?» - мгновенно промелькнула в ее голове мысль.
Авель в разбитых очках метнулся на помощь Сфорце и, споткнувшись об чье-то раздавленное тело, сбил с ног нападавшего. Пистолет выпал из рук другого отца Найтроуда и откатился в сторону. Лже-крусник оскалил белоснежные зубы и из его руки, продирая замаранную черную ткань, появилось костяное лезвие мафусаила. Он с рычанием бросился на противника и словно зверь, вцепился в горло святого отца. Авель почувствовал, как острие ткнулось ему под ребра. Еще одно движение и…
Тут грянул выстрел, да, нет, впрочем в таком вселенском хаосе, среди корчащихся с воем, как преисподней тел, в реве невменяемой людской толпы его отчетливо слышала лишь сама Катерина, проворно дотянувшаяся до оброненного оружия и спустившая курок. Пуля вошла в плечо лже-Найтроуда, взвывшего от боли и отшвырнувшего тело полузадушенного священника в стену с такой силой, что бедолага крусник плюхнулся наземь без сознания. Только теперь для Сфорцы фраза «изменился в лице» перестала быть отвлеченной фигурой речи. То, что двигалось к ней, действительно менялось в лице. Вместо светлых глаз Авеля на нее глядели темные, неистово горящие глаза мафусаила, подведенные, словно у женщины. Он был абсолютно лыс, но его лицо украшала небольшая аккуратно выбритая бородка, а причудливые татуировки покрывали голову и шею. Она не знала, почему младшего из братьев Нойманов нарекли Столиким.
Каспар полупрезрительно оскалился, когда кардинал наставила на него оружие. Неуклюжий, массивный пистолет святого отца был слишком тяжел для женской руки, даже для двух. Одна пуля свистнула у плеча мафусаила, другая лишь взрыла землю у его ног. Катерина стиснула зубы, но в третий раз услышала лишь сухой щелчок бойка. Магазин был пуст.
- Сатанинское отродье! – рыкнул за ее спиной громоподобный голос, от которого бы задрожали бы стекла во всех домах вдоль улицы, если бы они не были выбиты. Катерина, стоящая на коленях, среди крови, стекла и сора, оглянулась и узрела огромную фигуру, явившуюся, словно архангел, посланный Господом, с пылающим мечом в руках. Доспехи, едва прикрытые изодранными клочьями котты, блистали, словно рыцарское облачение. Это и был рыцарь без страха и упрека. А так же без всех подобных комплексов.
- Ах ты презренный вампир, дитя кровосмесительного греха, сын блудницы вавилонской! – как и подобает воину (заметим, христову воину), браво полил бранью противника Орсини – Смрад и мерзость имя твое! Сражайся или умри!
Противники схлестнулись в смертельной схватке и обрушили град ударов друг на друга. Брат Петр был силен и скор, а мафусаил – проворен. Но даже несказанная ловкость не смогла его спасти от ярости стального Рыцаря Разрушения.
Наблюдавший за схваткой с безопасного расстояния Бальтазар воскликнул:
- Черт возьми! Он же прикончит Каспара!
Хельга решительно толкнула его в плечо и закричала:
- Уходим, Нойман! Нам пора убиратся…Сейчас…
Мельхиор флегматично глянул на часы. Он поймал пристальный взгляд Зигелинды.
- Третий пошел – сказал Пигмалион, активируя третий заряд…
Чудовищной силы взрыв потряс древний город до основания. Казалось, безумный художник-импрессионист, лихо размазывая яркие краски рисует с натуры последний день Помпеи на новый мотив, пытаясь передать в рисунке и рев пламени, и запах гари, и вой и стон, потерявших облик человеческий. Люди, обезумевшие как звери, метались под дождем пылающих обломков. Казалось, даже само небо сошло с ума, вытряхивая из своего подола пепел, пламя и камни. Кардинал, едва не затоптанная толпой, мечущейся в отчаянье, словно лошади в горящей конюшне, уткнула лицо в ладони, холоднокровно пытаясь собрать слова для последней молитвы. Она стояла странно спокойная и гордая - ведь только приговоренный к смерти может выглядеть гордым, стоя на коленях. Первые хлопья пепла садились на ее растрепанные волосы.
- Госпожа Сфорца… – закричал брат Петр, тряся ее за плечи. Но ему казалось, что он беззвучно открывает рот. Она подняла на него светлые глаза, неуверенно и как будто удивленно глядя на инквизитора. Он стальной хваткой схватил ее за руку и поднял, осторожно прижимая к своему плечу. Запах гари выедал глаза и горло. Разглядеть что-то в густом дыму было практически невозможно. То и дело мимо пролетали горящие обломки, падающие на груды изуродованных трупов.
- Ваше высокопреосвященство, не смотрите – прижимая ее к своей груди, прорычал брат Петр. Под его рукой дрогнуло, тонкое и слабое под жестким облачением девичье плечо. Огромный кусок пылающей кровли сорвался и ухнул вниз…
**
Роммель вскарабкался по крошащейся стене на окно. Стоя на подоконнике, он хорошо видел как разгоревшийся пожар перекидывался с дома на дом, бежал от одной крыши к другой.
- Исаак! – воскликнул он, глядя вглубь комнаты, на темное, распростёртое на полу пятно за белыми, колышущимися занавесками. Маг неподвижно лежал в луже крови.
- Герр Исаак! – прошептал Крысолов, заглядывая в странно спокойное лицо. Но ему никто не ответил. Мальчишка всхлипнул, кусая губы, и уткнулся лицом в окровавленную рубашку. Содрогаясь от душивших его слез, он гладил длинные, слипшиеся от крови волосы Кемпфера. Черные глаза распахнулись и сухие губы, как в бреду повторяли одни и те же строки:
…- Хлопцы, чьи вы будете, кто вас в бой ведет?
Кто под красным знаменем раненый идет?...
- Герр Кемпфер!
Одна пуля, выпущенная Леоном, лишь оцарапала череп, другая – вошла глубоко в грудь. Кровь из крохотной дырочки в груди залила все вокруг, она текла изо рта мага, но он все еще жил, в бреду одними губами повторяя забытую всеми песню на исчезнувшем языке:
…Мы сыны батрацкие, мы — за новый мир,
Щорс идет под знаменем, красный командир…
Несколько мощных ударов выломали входную дверь. На пороге комнаты появился отряд вооруженных до зубов людей. Карабинеры с недоумением глядели на худенького подростка, размазывающего по лицу слезы грязной ладошкой. Он доверчиво прижимался щекой к залитому кровью трупу с невиданно длинными, спутанными, словно у утопленницы, волосами. Выбивший дверь капрал растерянно опустил винтовку. Мальчик с яростью уставился на вошедших сверкающими кошачьими глазами с узким вертикальным зрачком и ощерился, припав к полу. Так скалится зверь, защищающий свою добычу, так безумно закрывает своим телом тигрица своего детеныша. Светлые волосы встали дыбом, как шерсть на загривке. Маленькие клыки сверкнули, как блестя капавшей с них слюной.
- Это вампир!
Роммель зарычал, немигающе глядя в черные глаза дул уставившихся на него штурмовых винтовок. Он знал, что сейчас на него смотрит стоокая и столикая смерть, дыша ему в лицо. Но он ее не боялся. Роммель жалел об одном – что не смог спасти своего хозяина. В этот момент раздалась автоматная очередь и за каких-то пару секунд отряд был полностью уничтожен. Переступив через корчившегося на пороге капрала, в комнату вошел растрепанный белокурый громила. На нем был надет заляпанный кровью бронежилет поверх комбинезона коммунальных служб, в руках у него был древний бельгийский «Скар» и он ощутимо хромал.
- Тебя не задело? – спросил у сжавшегося в комок Роммеля Гудериан.
Эрвин в ответ только хлюпнул носом.
Оборотень положил голову мага себе на колени и ловко разорвал одежду на впалой груди.
- Так, где же оно… – проворчал он, копаясь в заляпанных кровью проводах, неодобрительно поглядывая на окончательно раскисшего Крысолова.
- …Систему воспроизведения нужно отключить…- звучал в наушнике звонкий голос Кейт Скотт – По моим данным центр управления должен находиться где-то здесь… Вероятно она осталась в теле террориста.
Авель, переглянулся с нетерпеливо переминающимся с ноги на ногу Одуванчиком:
- Быстрее…
Они взлетели по полуобрушенной лестнице и ворвались в комнату. Ветер трепал белые занавески с аккуратными отверстиями от пуль. Среди трупов, облачённых в форму внутренних войск, прямо посреди комнаты глазам аксовцев открылась картина, рисованная светом и кровью на черном листе, похожая на сцену снятия с креста, нарисованную сумасшедшим. Две фигуры, склонившиеся над залитым кровью телом в рассыпавшемся веере черных волос. Гудериан насмешливо посмотрел на вошедших через плечо и нажал кнопку. Чернота волос мага растеклась по полу, поползла по стенам живым чернильным пятном и поглотила потемневшие фигуры, расплавила их и сбежалась в крохотную лужу, которая тут же пропала, как будто ее и вовсе не было. На полу остались лишь капли крови и мятые нотные листы, принесенные с улицы ветром.
**
Когда Орсини открыл глаза, первое что он увидел – это неясное красное пятно. Красное с золотым.
«Если она спросит « Вам больно?» или подобную глупость, я, ей-богу ее ударю»- заскрежетал зубами Петр.
- Вам больно? – почти ласково спросила кардинал и наклонилась над ним, белым кружевным платочком бережно промакивая глубокий порез на его лице. От нее пахло духами и паленым волосом . Петр рассердился на себя: на глазах из бравого инквизитора он превратился в невнятно мямлящего робкого подростка вроде Алессандро.
- Э…да, то есть, нет – пробормотал окончательно смутившийся паладин.
Сфорца, растрепанная и перемазанная в саже, улыбнулась ему лишь краешком тонких губ, и инквизитор понял, что окончательно и бесповоротно пропал.




Эпилог
- Сестра Паула!
Она с трудом открыла глаза и очень удивилась, увидев над собой смущенно улыбающееся лицо понтифика. Она силилась что-то сказать, но трубка, продетая в гортань, мешала и резала горло.
– Ой, я с-совсем забыл – забеспокоился Алессандро - вам нельзя еще говорить. Смотрите, я принес вам цветы. Только я не знаю, какие вы любите. Мо-молчите, не отвечайте…
Инквизиторша медленно сморгнула. Папа как-то сжался под пытливым взглядом темных, еще неясно глядящих глаз, как будто он сам был виноват во всем на свете. Вообще-то он и вправду был виноват в том, что сестра Паула три дня была на грани жизни и смерти, а теперь лежала под аппаратом. Поэтому он покраснел, приготовившись сказать самое важное.
- Я так благодарен вам. Простите меня…
- За что? – вопросительно глянула Паула, недоверчиво прищурившись.
- Вы едва не погибли, спасая меня.
Алессандро взял ее загрубевшую от мозолей руку и крепко сжал тонкими, девичьими пальцами.
- Я буду молиться, и вы обязательно выздоровеете. Вы такая добрая, сестра Паула, а Бог любит добрых людей и помогает им. Значит и вам поможет. Обязательно.
Паула с удивлением воззрилась на Папу, а потом, окинув взглядом палату, погрузилась в полное недоумение. Вокруг нее – на тумбочках, полу, и даже на подоконнике стояли ГОРЫ цветов, втиснутые во что попало (не только вазы, но и всяческие банки - склянки и таинственные медицинские емкости).
- Это все вам – ответил на ее озадаченный взгляд понтифик.
- От кого? – недоверчиво сощурилась Паула.
- От людей. Вы стали настоящей знаменитостью, ведь вам теперь благодарен не только я. В газетах только о вас и пишут. Корреспонденты берут в осаду больницу, но их, слава Богу, сюда пока не пускают…

**
- Итак – обвела строгим взглядом собравшихся подчиненных Сфорца - Теперь нам понятно, что это была просто аудиозапись. К сожалению, до сих пор неясно, почему она обладала столь разрушительным для человеческой психики эффектом. Профессор сделал подробный анализ пленки, но это, к сожалению, оказалась обыкновенная диктофонная запись. Ничего , ровным счетом ничего… Госпожа Бор высказала гипотезу о том, что секрет заключается в личности самого исполнителя. Про случаи управления человеческим сознанием посредством голоса нам известно. Но путем музыки…
- А я вчера с сестрами ходила в детский приют и там мы читали вслух книги – жизнерадостно выпалила Эстер – Там была сказка про крысолова из Гаммельна, который не получив денег за то, что он избавил город от крыс, в отместку увел за собой всех городских детей, играя им на волшебной дудочке. И все они погибли. Так может это что-то в этом роде?
Сфорца с плохо скрываемым стоном приложила ладонь к лицу:
- Очень остроумно, сестра Бланшетт…На этом на сегодня все. Профессор, перестаньте строить оригинальные умозаключения и наконец-то займитесь ремонтом Треса! Чуть не забыла! – спохватилась кардинал, - В этом месяце будут премированы агент Найтроуд, за спасение на пожаре более тридцати человек, и Леон – за ликвидацию особо опасного преступника. Кстати, о спасении на пожаре… – задумчиво улыбнулась Сфорца и кокетливо поправила выбившийся из прически локон.
**
Когда кардинал появилась в лазарете, у брата Петра все в груди так и перевернулось. Он искренне понадеялся, что не покраснел, как последний сопляк, но, к сожалению, именно это и случилось с бесстрашным инквизитором. Сфорца, шурша многочисленными юбками, осторожно присела на краешек его постели – воплощение кротости, деликатности и квинтэссенция невыясненных мотивов.
- Я зашла поблагодарить вас – осторожно начала она.
- Пустяки, так поступил бы каждый на моем месте – перебил ее Орсини. « Как поступил бы – покраснел бы как идиот?» - подумал про себя паладин- «Наверное каждый, заглянувший в эти глаза, отдал бы за вас жизнь не торгуясь, даже киборг».
- Я ваш должник, брат Орсини. Вы пострадали из-за меня – повела ржаными ресницами кардинал и в ее голосе появилась необычайная мягкость
«Еще бы не так. Она должна вернуть мне мое сердце» - подумал инквизитор, разглядывая ее красивое лицо, озаренное странной полуулыбкой. Так всходит над горами еще холодное, но уже яркое весеннее солнце и всякое растение тянет к нему свои побеги, и всякая тварь радуется ему в надежде на тепло.
- Мелочи. Пара ожогов – и говорить не о чем – отмахнулся брат Петр.
- Дайте я посмотрю!
- Но…Может, не надо? – робко спросил Орсини, заливаясь краской.
«Ненавижу, когда меня жалеют»
- Никаких «но»! – мягкий голос Сфорцы стал твердым и настойчивым, а светлые глаза блеснули непреклонностью стали. Инквизитор вздохнул, но все же стянул футболку, демонстрируя живописно перебинтованный трос.
- Ой, какой ужас! Вам, наверное, очень больно? – проводя ноготком по его спине, произнесла Сфорца.
« Нет, я все-таки ее убью» - бессильно и отчаянно подумал инквизитор.
**
Эстер увидела аккуратно обвязанную лентой коробку на пороге. К ней была прикреплена записка в черном, пахнущем дорогим одеколоном конверте.
«Мадемуазель Эстер! Покорнейше прошу принять в дар от чистого сердца то, что находится в этой коробке, как благодарность за ваши неоценимые услуги. С глубочайшим уважением, ваш покорный слуга доктор Исаак Батлер.
P.S. Ни в коем случае не снимайте с него ошейника».
Сестра Бланшетт заглянула в коробку и обнаружила в ней премилого кота, тут же переменившего масть в ее руках на белую. На шее его красовался розовый ошейник с бубенчиком.
- Какая лапочка! – взвизгнула Эстер, нещадно тиская пушистого зверька. Кот глядел на нее огромными глазами, исполненными жалостью к самому себе.
- Какой добрый господин доктор Батлер! Надеюсь, с ним все хорошо. Или тот мужчина был просто похож на него? Да киса? Не мог ведь милейший доктор такого сделать. Ах, он такой душка, правда? А ты еще большая душка!Даааа!!!!!!!!!! Я назову тебя Снежинка!
**
В камине уютно потрескивали поленья, и приятное тепло растекалось по всей комнате (отопление в замке Мельхиор так и не наладил). Дитрих задумчиво глядел на кружащийся за окном снег, попивая глинтвейн из кружки мага. Впрочем, Исаак против этого вовсе не возражал.
Панцермагир был еще сер и бледен, такой цвет лица обыкновенно бывает у людей слишком долгое время проведших на больничной койке. Под наброшенным на плечи кителем виднелась тугая повязка, а на виске – полузаживший шрам от недавней пули, но несмотря на это его глаза живо сверкали – не то от отблесков пламени, не то от глинтвейна. Панцермагир полулежал в кресле с книгой на коленях, а верный Гудериан сидел у ног хозяина, прильнув косматой головой, и блаженно щурился от прикосновений почёсывающей за ухом руки.
Кемпфер, надвинув на нос очки, читал вслух из книги в изящном переплете:
« - Друг мой, - отвечала Валентина, - разве не сказал нам граф, что вся человеческая мудрость заключена в двух словах: ждать и надеяться!»
- И никакого хеппи - энда? – капризно надул губы Дитрих.
- По – моему, и так все хорошо кончилось – пожал плечами Гудериан.
- Но граф Монте-Кристо… Разве он стал счастливым? – спросил Лоэнгрин.
- В том- то и мораль книги: месть не приносит счастья – назидательно произнес Кемпфер.
Дитрих многозначительно переглянулся с Гудерианом:
- Почему это? Очень даже приносит.
**
А на подоконнике в холодном коридоре сидела Сюзанна, закутанная в пропахшую бензином куртку, курила, пила кофе и думала о нем. Фройляйн Скорцени роняла слезу в большую чашку, глядя на снег в окне и вспоминала аксовского киборга. Она понимала, что единственного и неповторимого мужчину своей мечты она больше не встретит.

@темы: Trinity Blood, фанфики

---

Глава 5: Ватиканский субботник

Среди живописных развалин, ранее представлявших собой казармы Инквизиции, маячили её временно лишившиеся крова сотрудники, разбиравшие завалы. Сестра Паула и брат Андрей грузили обломки на импровизированные носилки, которые с пыхтением транспортировали Орсини и брат Яков. Брат Матвей дремал в теньке, накрывшись газеткой.
Кардиналу Сфорце так и не удалось доказать непричастность своих сотрудников к трагическому инциденту – среди руин был обнаружен аппарат неизвестного назначения, взрыв которого, по словам экспертов, и послужил причиной обрушения казарм. Поэтому кардинал вместе со своими подчиненными была привлечена к ликвидации последствий выхода машины профессора за пределы скорости звука. Согнанные для помощи аксовцы скорее мешали: сестра Ноэль со вздохами облокачивалась на воткнутую в землю лопату, мечтательно глазея на статного брата Петра, работавшего в одних штанах, поза её крайне отвлекала агента Одуванчика, который и так, кроме созерцания глубин её декольте, особо ничем инквизиторам не содействовал. Вацлав Гавел флегматично выковыривал из гор обломков чудом уцелевшее небезызвестное фаянсовое изделие. Работа у него шла ни шатко, ни валко.
Вокруг сновала сестра Эстер, да так проворно, что складывалось впечатление, что госпожа Бланшетт умудряется оказываться одновременно в двух местах, предлагая равно бестолковые идеи. Её звонкий голосок доносился отовсюду: «Ой, сестра Паула, милочка, вы же надорветесь!», «Брат Петр, может, лучше возьмете с той стороны?», «Брат Матвей, может от вас мух отогнать?». Путаясь под ногами, она безбожно отвлекала тех, кто хотя бы делал вид, что занимается делом, из-за чего разгребаемые глыбы с завидной периодичностью падали на ноги.
Авель в повязанном на голову носовом платке (так, как это обыкновенно делают спящие на солнце строители) блуждал по руинам как призрак голода и разрухи, ковырялся в кучах битого кирпича, то и дело восклицая что-то вроде: «О, сухарик!». Брат Варфоломей хаотически передвигался по месту, где ранее возвышались казармы, с сугубо деловым видом: в отличие от брата, он был менее дисциплинированным и вовсю отлынивал, имитируя бурную деятельность.
– Может быть, вам чаю, святой отец?» – пищала Эстер и снова убегала куда-то, поднимая тучи цементной пыли, и её голос раздавался с другого конца площадки: –Может, вам водички на руки полить?». Сестра Симона (переживающая наименьшие неудобства, так как сама практически жила в лазарете, к чему не были привычны перебравшиеся туда уже после катастрофы другие инквизиторы, теряющие сознание от запаха хлорки и совершенно не умевшие употреблять неразбавленный спирт), философски отхлебывая что-то из скляницы, праздно поинтересовалась у стоящего без дела Хью де Ватто:
– А вы чего, милейший, собственно, не работаете?
Равнодушно глянув на тоже не шибко задействованную в ликвидации последствий ночной «бомбардировки» инквизиторшу, Мечник скорбно опустил уголки рта:
– Мне не положено. Я инвалид. Хотите, документы покажу?
Он начал не спеша рыться в карманах сутаны. Оттуда посыпались какие-то таблетки, ошметки фольги от сигаретных пачек и крошки явно растительного происхождения.
– Да верю я! – отмахнулась докторша. – Не желаете?
Отец де Ватто с подозрением глянул на ядовито-салатовую жидкость в бутылке.
– Что это?
– Фурацилин, – безмятежно улыбнулась Симона. – Одна таблетка на литр спирта.
На горе мусора, представлявшей собой живописный холм из битых умывальников и обломков мебели, ссорились Катарина и Франческо, похожие на двух петухов, препирающихся на навозной куче. Они размахивали руками и оглушительно орали. У подножья горы стоял Трес, вооруженный совковой лопатой, с головы до ног покрытый известковой пылью и из-за этого похожий не то на скульптурную композицию из парка культуры и отдыха «Девушка с веслом», не то на часового с ружьем.
Из припаркованного неподалеку лимузина за ватиканским субботником наблюдали члены небезызвестного нам ордена и искренне потешались над стычкой кардиналов. Катарина плюнула в лицо брату и гордо отправилась восвояси, сопровождаемаядевушкой с веслом киборгом с лопатой. Правда, пафос кардинальского исхода изрядно портила прицепившаяся к шлейфу алого одеяния жестянка из-под сардин.
Увидев своего единоутробного, то есть единопробирочного, брата Авеля, разгуливающего в старой клетчатой рубашке и трениках с уныло волочащимися лямками, Найтлорд весело гигикнул. Крусник номер два что-то усиленно жевал, безразлично глядя на усердно трудящуюся сестру Паулу, а скорее куда-то сквозь нее. Каин нагнулся к уху Роммеля, уже принявшего свой мафусаилов облик, и отчаянно зажестикулировал, издавая гаденькие смешки. Крысолов злобно уставился на инквизиторшу, вероятно обуреваемый желанием отомстить за применение по отношению к нему малого набора щипцов. Он достал из кармана флейту и заиграл.
Исаак, узнавший мелодию, ухмыльнулся. Стоящий с отсутствующим видом Авель начал жевать в такт, и его рука сама собой протянулась навстречу неминуемой смерти. Паула вскинулась, чувствуя на своей филейной части чью-то настойчивую руку. Она, пылая гневом, ухватила за шею покушавшегося на священное инквизиторское тело. Но каковым было её удивление, когда в её руках оказался обмякший отец Найтроуд с остатками идиотской ухмылки на лице. Она буквально впечатала его в остатки единственной оставшейся стоять стены.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание? – прошипела Паула, и это звучало как «Покайся или умри нераскаянным».
– Она такая... упругая, – простодушно сказал крусник.
Леди Смерть задохнулась от возмущения и, глядя в невинные глаза за стеклами дурацких очков, внезапно ощутила желание не убить мерзавца на месте, а прижаться к тонким губам священника. Паула закрыла глаза и…
– Сестра Паула! – истошно завопила Эстер. – Не душите отца Найтроуда! Святой отец! Святой отец, с вами все в порядке?
Рванув на помощь круснику, она пробежалась по мирно спящему под газеткой брату Матвею, который тут же вскочил, разразившись страшными проклятиями, и бросился трепать несчастного Авеля.
– Своих баб в аксе что ли не хватает? – орал бывший наемник, дубася священника. Но на его руке повисла Ноэль:
– Брат Арне, опомнитесь, что вы делаете?
Наемник свирепо обругал монахиню по матери. За честь госпожи Бор незамедлительно вступился Одуванчик, имеющий личные причины неприязни к инквизитору. С криками «Наших бьют!» пронесся брат Варфоломей и заехал в ухо ничего не понимавшему в происходящем Мечнику. На его вопли тут же отреагировал Орсини, с ревом бросившийся в свалку с радиатором от батареи в руках и похожий на титана-баяниста. Вокруг с истеричными воплями носилась Эстер и воздевающий в небо руки Вацлав.
– Эге-гей! Поберегись! – послышался голос профессора Вордсворта, пилотировавшего огромный агрегат, похожий на недоношенное последствие несчастной любви свеклоуборочного комбайна и бульдозера с неповоротным отвалом. Монстр истошно заревел и ринулся вперед, завалив последнюю оставшуюся стену казармы, в остатках которой безнадежно застрял, погребая всё в клубах белой пыли, взлетевшей в небо на манер небольшого атомного грибка. Сестра Симона глотнула зеленую жидкость из пузырька и занюхала рукавом, пахнущим валерианой.
Каин истерично засмеялся.
– А веселые коллеги у моего братца! Надо будет у себя обязательно завести аксовца!

***

Дитрих чувствовал себя крайне несчастным и покинутым. Он сидел один-одинешенек на продавленной кровати, на которой почти никогда не спал (кроме тех дней, когда Исаак приходил вдребезги пьяным и жутко храпел), в холодной, неуютной комнате, с ностальгией вспоминая уютное кресло панцермагира у ярко горящего камина. Теперь там воцарился проклятый Крысолов.
Гудериан и Сюзанна пили пиво с воблой в гараже, расстелив на капоте замасленную газетенку, и душевно беседовали о преимуществах роторно-поршневого двигателя перед обычным бензиновым. Хельга, закутанная вместо пеньюара в добротный байковый халат (с отоплением в замке в последнее время было не ахти), читала на ночь Каину «Три поросенка» из веселенько разрисованной книжицы. Найтлорд искренне сочувствовал персонажам, так как у них всё тоже разваливалось. Мельхиор уже битых полдня что-то крутил в подвале, пытаясь наладить отопление, а преданная Зигелинда сочувственно выслушивала его ворчание и брань по этому поводу, заботливо таскала ему чай, едва только предыдущая невыпитая чашка остывала. Бальтазар и Каспар резались в карты, потягивая кофе с коньячком, тихо стыренным из лаборатории Кемпфера (нарочно жирная этикетка гласившая «возбудитель бубонной чумы» их давно не пугала и не вводила в заблуждение), и жаловались друг другу на коварство возлюбленных.
– А я один позабыт-позаброшен… – подумал Дитрих. Кукловод обнял руками колени и угрюмо вглядывался в темноту. Чужой звонкий смех лезвием полоснул его по сердцу.
Маг восседал в своем мягком кресле, словно властитель на троне. Возвышавшийся рядом торшер очерчивал над головой Кемпфера светлый круг, похожий на нимб святого. Роммель сидел на подлокотнике, по-детски болтая ногами, время от времени он отпивал из бокала панцермагира (за что Дитриха убили бы на месте), фыркал и кривился – вино оказалось сухим.
Оборотень, наблюдающий эту идиллию в приоткрытую дверь, грустно вздохнул. Раньше, когда зимними вечерами Исаак, потягивая красное, читал книгу, у его ног, как Сфинкс у пирамид, лежал Гудериан, а теперь рядом с панцермагиром сидел юноша с кошачьими глазами и заглядывал в страницы потрепанной инкунабулы.
– Почитайте мне вслух!
– Боюсь, тебе не понять. Но я могу почитать тебе другую книжку, – неожиданно мягко сказал маг и безропотно отложил бесценный рукописный труд, чудом украденный из ватиканской библиотеки. Он взял с полки Гудериана «Графа Монте-Кристо», книгу, которую оборотню сам же недавно подарил.
– Я даже картинки не посмотрел, – захлебнулся от возмущения пес. – Теперь этому гаду перешла еще и полочка. Кроме всего прочего, – подумал он, кусая губы и с ревностью глядя на отнюдь не радующую его сцену. Мальчишка уже сидел на коленях у мага, бесцеремонно трогая Кемпфера за волосы (чего тот дико не любил): теребил, дергал, наматывая на ладонь, но вместо того, чтоб возражать против этого, Исаак осторожно покусывал его тонкие, словно у девочки, пальцы. Эрвин мурлыкал как кот, когда панцермагир запускал руку в густую соломенную гриву, и бледная ладонь с голубыми выступающими венами скользила вдоль тонкой спины, гладила острые мальчишечьи коленки. А Роммель только скалился, как маленький хищный зверек. Он обнимал шею Исаака, что-то шептал ему на ухо, и с удовлетворением замечал вспыхивающие искры у него во взгляде. Маг улыбался, и в изгибе тонких губ читалась отцовская нежность и циничность совратителя.
Гудериан, не сдержавшись, заскулил от жалости к себе.
– А, Гудериан! – воскликнул маг и его черные глаза метали молнии. – Тебя-то мне и нужно! Кто украл котлетный фарш у Зигелинды? Кто разбил колбы в лаборатории? Кто изгрыз глобус? Кто нагадил в фикус? Вон из моей комнаты! Во-о-он! И не сметь спать на моей постели – будешь впредь ночевать в будке. Еще раз узнаю о твоих проделках – посажу на цепь!
Гудериан ретировался, поджав хвост и еще долго бродил под окнами, подвывая, пока на него не посыпалась многоголосая брань, не особенно метко брошенные бутылка из-под коньяка, розовый тапок и ключ на 16.
Дитрих ворочался в холодной постели, и непрошеные слезы душили его. Ребенком он боялся спать один, боясь ползущих по стенам теней. Именно эта боязнь и привела его когда-то в постель мага. В ней ему никогда не было страшно – потому что с ним рядом был повелитель теней. А теперь он вынужден спать один. Простыни пахли сыростью и тем особенным, цементным запахом нежилого дома. Звонкий голосок сдавленно захихикал, и за стеной поднялась неясная возня. Было отчетливо слышно, как Роммель ойкнул и пролепетал: «– Ай! Что вы делаете?». Дитрих сунул голову под подушку и всхлипнул.
По паркету звонко проклацали когти, и кровать протяжно скрипнула под чьим-то весом. Мокрый нос ткнулся Кукловоду в лицо, и он ощутил щекочущее прикосновение густой шерсти. Огромный белый волк лег рядом с ним, сворачиваясь калачиком вокруг юноши. Дитрих уткнулся лицом в теплый, мягкий мех, и вскоре они оба заснули, как будто обнявшись. Гудериану тоже не было места в постели хозяина, у которого появился новый любимец. Так надоевшие игрушки складывают в коробку на чердаке…



Глава 6: Гудериан наносит ответный удар
Оборотень лениво потянулся и осторожно поднялся с кровати, стараясь не разбудить спящего Кукловода, темная макушка которого до этого покоилась на широкой груди Вильгельма. Настроение у волка было прекрасное и, насвистывая, он направился на кухню — завтрак он итак уже проспал, но у Зигелинды всегда можно было разжиться чашечкой какао и бутербродом. Когда Гудериан по обыкновению зашел в гараж, машины панцермагира на месте не оказалось.

— Э-э? — недоуменно почесал в затылке оборотень.

— Уехал, — произнес у него за спиной флегматичный голос баронессы.

— Куда? — удивился волк. Кемпфер не любил водить машину и даже на самые секретные задания предпочитал брать с собой верного телохранителя.

— А я знаю? — протянула Сюзанна, пожав плечами. — Насколько я знаю, он повез мальчишку прокатиться по городу. Сказал, дескать, что киборга он Каину не обещает, но какую-то игрушку ему привезет. А то он стал вовсе несносным, а у панцермагира, мол, времени нет с ним нянчиться...

***

Сестра Эстер чинно шла по тротуару, неся корзинку со свежей выпечкой. Корзинка предназначалась многострадальному отцу Найтроуду, в очередной раз лишенному премии госпожой Сфорцей.

День выдался теплым и солнечным, поэтому монахиня, дабы остаться неузнанной (и не получить нагоняй за этакие прогулки в рабочее время), одела простое короткое платьице с оборочками. Повязав голубую ленту, она нашла, что наряд вышел довольно милый. В одной руке у монахини был здоровенный ядовито-розового цвета леденец, который она увлеченно облизывала, а к ручке корзины был привязан воздушный шарик. С утра ей уже удалось побывать на ярмарке, поэтому настроение у сестры Эстер было преотличное, и она что-то превесело напевала, но мотив песенки был явно непонятен шарахающимся от нее прохожим по вине злосчастного леденца. Наткнувшись по дороге на расчерченные на тротуаре квадраты для игры в классы, монахиня довольно легкомысленно пропрыгала по ним, когда у обочины притормозила подозрительная черная машина, напоминавшая не то улизнувшую из правительственного кортежа транспортную единицу, не то празднично отдраенный катафалк. Тонированное стекло лимузина поползло вниз:

— Здравствуйте, сестра Эстер! — произнес низкий и мягкий голос.

— Ой! — от неожиданности вздрогнула монахиня. — А... А откуда вы меня знаете?

— Я все знаю, — сказал незнакомец, сверкнув темными, недобрыми глазами. Госпоже Бланшетт он показался довольно элегантным — одет он был в строгий черный костюм с галстуком.

— Позвольте представиться: доктор Батлер. Доктор Исаак Батлер, — сказал длинноволосый господин, затягиваясь папироской. Эстер решительно застучала каблучками по брусчатке.

— Куда же вы, барышня? Подождите! — машина неотступно следовала за ней. Эстер фыркнула и быстро-быстро засеменила, собираясь нырнуть в соседний переулок, но путь к отступлению блокировал ранее совершенно незаметный грязно-оранжевый мусоровоз, окруженный приветливыми мужиками в замаранных жилетках со светоотражателями, сражающимися с залежами всевозможного сора главным образом силой непечатного слова.

— Хотите покататься на лимузине? — не отставал подозрительный господин Батлер.

— Нет. Спасибо, — сурово отрезала монахиня, с достоинством поправляя сползшие гольфы.

— Ну, хотите, я вам конфету дам? — откровенно издевательским тоном сказал панцермагир, но сестра Эстер не усмотрела в его словах ни малейшей капли иронии.

— Матушка Витез учила меня не разговаривать с незнакомыми мужчинами, — строго ответила монахиня и, задрав подбородок, потопала дальше по улице. — Но мы ведь с вами уже знакомы, — ухмыльнулся доктор.

Эстер открыла рот, чтобы что-то сказать — и тут же закрыла, что было поистине беспрецедентным случаем. Монахиня растерянно захлопала глазами:

— И вправду.

— Садитесь в машину. Мне нужно с вами кое о чем поговорить.

Эстер, подобрав подол, уселась на место рядом с водителем в траурном наряде и взяла на руки безмятежно дремавшего там Роммеля. Кот сонно зевнул и, из уважения к незнакомой даме, окрасился в праздничный белый цвет.

— Какая прелесть! — засюсюкала монахиня и принялась тетешкаться с абсолютно неготовым к такому повороту событий зверьком. В выпученных глазах животного появилось вполне отчетливое желание мгновенной и безболезненной смерти.

— Я читал ваше объявление, — мягко отбирая у монахини испуганного кота, сказал Батлер. — У меня есть один.... пациент, которому просто необходимы уход и внимание. Я думаю, вы отлично справитесь с этим поручением за... скажем, небольшое вознаграждение.

— Я всегда готова помочь доброму делу! — всплеснула руками Эстер. — Я помогала сестрам в доме престарелых, поэтому опыт у меня есть. А еще я часто хожу в больницы и тюрьмы, навещая страждущих, больных и заключенных. У меня даже один друг сейчас сидит в тюрьме, но его за хорошее поведение иногда выпускают ненадолго, и однажды мы с отцом Найтроудом...

Мужчина в траурном костюме со вздохом приложил к лицу ладонь, затянутую в безупречно-белую перчатку.

— Ой, а скажите, он сильно стар? — спросила монахиня, крутясь на месте и чувствуя себя явно не в своей тарелке, промолчав десять секунд кряду.

— Кто? — приподнял бровь Исаак, ища в нагрудном кармане сигареты, но находя там пачку кстати подвернувшегося цитрамона. Хотя куда больше он нуждался в валерьянке.

— Ваш пациент!

— А... Довольно-таки. Практически разваливается на ходу... Но вам придётся...

Эстер с радостью согласилась: лишние деньги ей не помешают. Можно будет подкармливать отца Найтроуда — госпожа Катерина так несправедлива к нему...

***

В гараже, являвшем собой оплот сопротивления оккупантам, заседал спешно созванный комитет помощи самим себе в составе Гудериана и Лоэнгрина. Привлечена была также и Сюзанна — для массовости и независимой оценки ситуации. Дитрих являл собой воплощение мрачного врубелевского демона, вынашивающего план мести всему миру в полном составе. Гудериан напряженно читал украденную у Роммеля книгу с пестрыми иллюстрациями, на которых главным образом был изображен мрачного вида мужик в цилиндре, чем-то похожий на плохо постриженного Исаака. Сюзанна напряженно изучала ватиканский журнал «Изобретатель и рационализатор», на последней страничке которого размещалась статья профессора Вордсворта с подзаголовком «Дамское рукоделье». Баронесса пыхтела, пытаясь собрать себе браслет из серебряных конденсаторов по приведенной схеме, еще не подозревая о его будущей самовозгораемости.

Гудериан решительно захлопнул книгу и окинул мрачным взглядом собравшихся:

— Мы должны ему отомстить, как Эдмон Дантес!

— Это линкор? — переспросила Сюзанна.

— Нет.

— Это вообще корабль?

— Нет. Это персонаж из книги.

— А... — разочарованно протянула баронесса. — А что за книга?

— «Граф Монте-Кристо».

— Это корабль?

— Это книга, — с бесконечным терпением произнес Гудериан.

— А про что?

— Про месть. Жил человек и звали его Эдмон, у него была невеста...

— А корабль?

— Какой к черту корабль! — психанул Гудериан.

— Я спрашиваю, у него был корабль?

— Да, да, черт возьми, дослушай хоть раз! И этот человек по фамилии Дантес был капитаном корабля.

Сюзанна удовлетворённо кивнула и спросила:

— А с каким двигателем?

— Ну не было там двигателя! — чуть ли не возрыдал Вильгельм.

— Как не было?

— Парусный он был, понимаешь, па-рус-ный! — страдальчески закатил глаза оборотень.

— Тю. Это неинтересно, — протянула Сюзанна и абстрагировалась от разговора.

— Короче... — сурово хрустнул пальцами Дитрих.

— Короче, надо мстить! — воскликнул Гудериан, решительно ударив себя кулаком в грудь.

— За что? — стряхнула пепел баронесса, не замечая направленных на нее яростных взглядов.

— За корабль, — съязвил Кукловод.

— Это дело, — поправила фуражку фройляйн Скорцени, — тогда я с вами...

— Итак, приступим, — ощерился Гудериан, потирая руки. — Ты идешь в комнату Хельги, я — во флигель к Мельхиору...

***

— О Боже! Опять перловка! Когда я служил в аэрокосмических войсках, мы называли ее «дробь 16», — вздохнул фюрер, переворачивая тарелку и с негодованием глядя на кашу, которая совершенно отказывалась подчиняться законам гравитации и, судя по всему, глубоко пустившую корни в ставшую почти родной емкость.

— Герр Каин! — воскликнула Эстер, повязывая ему салфетку, — но в ней же содержится море полезных микроэлементов! Вам очень нужно съесть хотя бы пару ложечек! Ложку за герра Исаака, ложку за одного Ноймана...

В этот самый момент крусник дико пожалел, что ранее не сократил число братьев Нойманов лично.

Орденцы хранили гробовое молчание и с недоверием посматривали на рыжеволосую девушку в скромном платье, но к этому чувству примешивалось что-то отдаленно напоминающее облегчение — монахиня заняла злосчастное место рядом с фюрером. Только Хельга недобро поглядывала на сестру Бланшетт: Ледяная Ведьма зорко следила за тем, не перекочевала ли пара-другая серебряных ложек с орденской монограммой в складки ватиканской юбки.

Исаак, довольный таким оборотом дела, благодушно гладил по голове Роммеля, тщательно выуживающего из тарелки мага вкусные кусочки, и поддерживал светскую беседу с Эстер:

— Вот как... Хм... А что это за крестный ход, про который вы говорите?

— Разве вы не слышали? — воскликнула монахиня, меж делом настойчиво скармливая круснику перловку. — В пятницу прибывают в Рим мощи святой Элиссы, и все духовенство будет сопровождать их до самого собора святого Петра, где они и будут выставлены для поклонения в течение целой недели вплоть до Пасхи. Обещают очень красочное действо — будут участвовать и сам Папа Римский, и все кардиналы. И хор, и оркестр, и гвардия — как настоящий парад. Говорят, там будет несколько тысяч человек.

Кемпфер таинственно улыбнулся, ковыряясь вилкой в салате:

— Вот как?

Отправив фюрера, неожиданно раскапризничавшегося после обеда, прогуляться с монахиней и выдав последней сумму на карманные расходы (давать деньги Каину Кемпфер не рисковал), Исаак наконец-то мог заняться разработкой плана грядущего терракта у себя в кабинете. Гудериан, изображавший мебель, позевывал над расстеленной картой Рима, расчерченной цветными стрелками. Кукловод стоял за спиной панцермагира и благоговейно держал в руках набор фломастеров. Роммель сидел на краешке стола, болтая ногами и разглядывая карту, время от времени он делал умное лицо и задавал вполне резонные вопросы.

— Итак, общий план действий понятен. Смотри, мой мальчик, — обратился фон Кемпфер к светловолосому юноше, — это крайне сложная и важная операция, и именно успехом её куплена твоя жизнь.

Дитрих с Гудерианом злобно переглянулись за спиной мага. В светлых глазах оборотня и орехово-карих Кукловода одновременно сверкнул недобрый огонек. Так предатель подает знак факелом с осажденных крепостных стен, что ворота отперты для противника.

У Роммеля были еще довольно свежи воспоминания о гостеприимстве и радушии инквизиции, а так же о «ласковых» руках Леди Смерть, поэтому кот ощетинился и зашипел.

— Твои друзья тоже приглашены на праздник, — словно прочитав его мысли, ухмыльнулся Исаак, и ободряюще потрепал светлую гриву юноши. — В том числе наш милейший брат Матвей и добрейшая сестра Паула. Но они нам поперек дороги не встанут. Верно?

И тут откуда-то сверху из будуара фройляйн фон Фогельвейде донесся леденящий душу писк, плавно переходящий во всхлип. Тут же дикий вопль эхом донёсся из флигеля Нойманов, сопровождаемый сдержанными мужскими рыданиями и руганью с малым флотским загибом.

С криками и топотом в кабинет ввалились обитатели вышеозначенных апартаментов.

— Мои колготы! Все мои колготы потянуты когтями! — безутешно рыдала Хельга.

— Мои бесценные чертежи обнаружились в кошачьем лотке! — неистовствовал Мельхиор. — Я их второй день ищу!

— Мой выходной фрак полностью покрыт шерстью! — бился в истерике Василиск

В дверях плавно обмякал Каспар, из последних сил вдыхая из изящного флакончика нашатырь, — он едва не скончался, обнаружив, что его боа пахнет отнюдь не «Шанель № 5». — Я ни в чем не виноват! — пискнул Роммель, прячась за несомненно мужественной, но весьма неширокой спиной панцермагира. Физиономия кемпферовского телохранителя, по-прежнему изображавшего элемент декора, озарилась блаженной улыбкой. Кукловод хранил олимпийское спокойствие, но на дне его глаз мерцал, переливаясь, ироничный огонек.

***

— «...мы имеем сведения, что во время крестного шествия планируется покушение на его святейшество Папу Римского Алессандро и кардинала Катерину Сфорцу. Настоятельно рекомендуем вам принять меры по недопущению оного. Искренне ваши добрАжелатели», — зачитала Кейт лежащее на столе Сфорцы письмо, написанное корявым детским подчерком.

— ДобрОжелатели, — автоматически поправила кардинал слово и монокль.

— Вот это я нашла сегодня утром на этом самом столе, — нахмурившись, обвела взглядом собравшихся подчиненных Сфорца.

— Как оно сюда попало? — удивленно спросил отец Найтроуд.

Катерина глянула на разбитое булыжником окно и вздохнула.

— Вероятно, с улицы, — подытожил Хью де Ватто.

Профессор, попыхтев трубкой, просмотрел бумагу на свет и авторитетно изрек:

— Это определенно розенкрейцеры!

— Почему вы так решили? — встревожено спросила Сфорца. Все аксовцы сгрудились, пытаясь высмотреть невидимые водяные знаки или хотя бы следы симпатических чернил, но, кроме неаккуратно выведенных строк послания, так ничего не узрели. Вордсворт перевернул листок, и на его обратной стороне оказались буквы, со старомодным росчерком написанные простым карандашом: «Купить хлеб, 2 дес. яиц, масло подсолнечное. Заплатить за газ.

Не забыть лампочку на 100 ватт и новый смеситель. Сказать Гудериану, чтоб вызвал слесаря...»

— Это определённо подчерк Кемпфера, — нахмурился Профессор. — Но значит ли это, что кто-то из ордена содействует нам с определенными целями, или же это ловушка?

— Нужно отменить крестный ход, — заколебался Авель.

— Мы не можем, — покачала головой Сфорца, в голосе её прозвучала решимость, а линза монокля блеснула, как снайперский прицел. — Накроем их прямо там. На горячем!

@темы: Trinity Blood, фанфики, бедная, бедная торибла!

---

Наконец-то я завершил этот "гранд-проект психораспад" и несказанно рад этому. Значит, я молодец и отделался от большого куска запланированной работы.
Пора это компостировать в одну кучу. Итак, полное коллекционное издание сериала на сорока пяти бабинах к магнитофону "Юпитер"

КТО СКАЗАЛ "МЯУ"?

Глава 1. Приблудный кот и смутные сомненья

В тот роковой день у Гудериана с самого утра было нехорошее предчувствие. Он без аппетита съел тарелку овсянки и большую говяжью кость. Маг еще спозаранку улетучился куда-то по крайне важным орденским делам, о чем свидетельствовал факт отсутствия шинели в шкафу. Памятуя про недавний грандиозный разнос, устроенный Каином своим нерадивым подчиненным, оборотень счел за благо держаться от греха (то есть от фюрера) подальше, и целый день прилежно проковырялся в гараже с бронированным автомобилем хозяина. Время от времени он прислушивался к воплям, угрозам и тонкому визгу Кукловода, избиваемого и таскаемого за волосы рукой Контра Мунди, в то время как сам Каин на расправу не отвлекался, плескаясь в ванне (так что слово «рукоприкладство» в устах любого орденца обретало новый смысл).
Гудериан поморщился, услышав пронзительный крик, и внутренне сжался. На душе у Райсцана было муторно, он совершенно было приуныл, когда в убежище, где он искал укрытия во время подобных бурь, появилась Сюзанна.
– Ну, что там наверху? – спросил Гудериан.
– Рвет и мечет, – закуривая, проворчала Скорцени. – Лоэнгрин опять умудрился провалить миссию. Его счастье, что Исаак его покрывает, а то ему было бы несдобровать. Иной раз меня удивляет, как герр Кемпфер всё это терпит – вот и с утра он куда-то сорвался, как он сказал, с целью «загладить промах Кукловода». Я краем уха слышала, что у нас новый кандидат, – многозначительно изогнула бровь летчица. – Наверное, на место Дитриха: он уже фюреру поперек горла стоит. Причем, – понизила голос баронесса, – толкуют, что он куда сильнее Кукловода.
– Да ну? – удивился оборотень. – А кто тебе это сказал?
– Хельга. Но по секрету. Она говорит, что этот некто использует совершенно невиданное оружие, способное манипулировать людьми.
Так как, к сожалению, больше о таинственном соискателе Сюзанна ничего не знала, беседа понемногу перетекла в другое русло, и Гудериан как-то позабыл про сказанное ею. Оборотень всегда любил перекинуться словом со сдержанной и чуждой интриг баронессой: они немного порассуждали на темы, которые нам, гуманитариям, не особо занятны (и понятны), и поменяли свечи в движке. Непонятно, что именно из двух было причиной, но на душе у Райсцана стало немного легче.

К вечеру оборотень растревожился: он ждал хозяина с щемящим, недобрым чувством в сердце, а тот все не приходил. Райсцан поворошил угли в камине и уселся на ковер перед очагом с книгой, взятой со своей личной полочки (которую любезно выделил ему маг, решив развить своего телохранителя, если не в равного умом собеседника, то, хотя бы, в любознательное и приятное в общении существо). Книга называлась «Белый вождь», и написал её какой-то Майн Рид. Гудериан сначала подумал, что это книга о Каине, и очень удивился, что это оказалось не так. Когда оборотень уже начал клевать носом, в дверях появилась украшенная ярко-лиловым бланшем физиономия Дитриха (фюрер во гневе был страшен, и под его горячую, хотя и отваливающуюся частенько, руку попадать не стоило).
– А где Исаак?
– Хозяин еще не возвращался, – вздохнул Райсцан.
– Он говорил, что пошел договариваться с каким-то скользким типом из Инквизиции… Как бы чего не вышло! – почесал тыковку Кукловод.
Гудериан задремал у потухшего камина. Ему снился Каин в огромном сомбреро, гарцующий на лошади (чем-то напоминающей выражением лица фройляйн фон Фогельвейде), во главе большого отряда краснокожих. Его окружали живописные индейские вожди с суровыми и внушительными носами. Рядом с фюрером маячил Исаак в полной боевой раскраске, и перьев на нем было больше, чем на Каспаре, собирающемся на ответственное свидание.
– Отомстим за мою мать, Верная рука! – пафосно произнес Каин, обращаясь к вождю Кемпферу, и сквозь некрепкий сон оборотня пробилась резонная мысль: а чего собственно учинять этакую бучу из-за пары пробирок?
И тут на лестнице раздались весьма нетвердые шаги, прервавшие сновидение нашего героя.
Исаак, после продолжительной борьбы с дверью собственных покоев, буквально ввалился в комнату, окутанный облаком удушающих испарений этилового спирта. Казалось, пары достигли такой концентрации, что если магу придёт в голову закурить, все присутствующие в замке незамедлительно взлетят на воздух вместе с оным. Кемпфер был грязен, взлохмачен и крайне нетрезв, а вместо обычной шинели на нем была алая котта с белым крестом. Панцер Магир выглядел бы в красном вполне импозантно, если бы этот предмет одежды не был чертовски мят и одет навыворот. Под мышкой у мага находился огромный черный кот c белой отметиной, которого Кемпфер держал, как чемодан без ручки.
Пошатываясь, он бережно посадил кота на диван:
– Смотри, Эрвин! Мы уже пришли! Тебе тут нравится? – спросил Кемпфер, поглаживая животное. Кот с приязнью ткнулся мордой в пахнущую табаком руку.
– Этот кот будет работать с нами. Ик! – вполне серьезно сказал телохранителю Исаак.
– Опять нажрались, хозяин? – устало вздохнул Гудериан, вытряхивая покачивающегося мага из одежды.
– Это все на благо Ордена!
– Вы мне это говорили третьего дня, когда вас с извинениями принесли аксовцы, которым пришлось вас побить по приказу кардинала Сфорцы, под окнами которой вы орали непристойные песни. Пили бы как нормальный человек, так нет же… Все вас на приключения тянет: когда вы в запое были, кто город Барселону того?..
– Тоже мне город, пгт, всего-то пару домишек, да и только… – отмахнулся Панцер Магир.
– Ага, «тоже мне», а потом фюреру звонил его брат в ярости от того, что вы убили его сотрудницу, за которой он подумывал приударить. А когда аксовский киборг отстрелил вам руки, кто говорил, что больше пить не будет? Эхе-хе, горе вы мое луковое… – Райсцан принялся расшнуровывать облепленные грязью ботинки мага, в то время как тот блаженно прижимал к себе мурлыкающего кота.
– Оп-па… – оглядел грязную красную котту Исаак. – Кажется, это не из моего гардеробчика… Представляю, в чем вернулся в казарму брат Арне, – пакостно хихикнула правая рука ордена и снова пьяно икнула.
– Ложитесь спать, хозяин, – строго сказал оборотень, намереваясь забрать у него из рук полосатое животное. Гудериан мог поклясться чем угодно, что минуту назад кот был черным.
– Не-е! – запротестовал Исаак. – Он будет спать со мной!
– Дык, ведь он, небось, помоешный, а вы его в постель тащите, – презрительно сказал, почесываясь, Райсцан. – Ей-богу, как дитя малое!
– Пшел вон! – вспылил Панцер Магир и бросил уже в проворно закрывшуюся за оборотнем дверь грязный ботинок. Ботинок упал с трагическим стуком.
– Совсем от рук отбился! Я его с улицы взял, беспризорника, – пожаловался коту Кемпфер. – А он мне морали читает! С-с-собака…
Котище внимательно слушал мага, щуря зеленые глаза, и, кажется, был совершенно с ним согласен. Пробормотав еще пару нелицеприятных слов, которые редко произносят при дамах, в адрес своего телохранителя, Исаак заснул праведным сном только начинающего трезветь человека, который ещё совершенно не догадывается о том, что он успел начудить. Большой рыжий кот клубочком свернулся у него на груди.

***
– Я бы на вашем месте этого не делал, – проворчал Гудериан, и Кукловод тут же отошел от двери, за которой находилась спальня фон Кемпфера.
– Догадываюсь, что Исаак переживает очередное драматическое похмелье, – ухмыльнулся Лоэнгрин. – Но, черт возьми, уже полдень!
Набравшись смелости, он рывком открыл двери, с минуту поглазел в проем и замер, словно соляной столб. Только левый глаз Дитриха жил своей жизнью: он крайне нервно подергивался.
Шокировано глянув на оборотня, Кукловод захлопнул злосчастную дверь.
– Матерь Божья! – прошептал он. – Не могу поверить!
– Герр Кемпфер повесил в комнате икону Богородицы? – озадаченно поскреб затылок Гудериан, подумывая, на что еще может вдохновить Панцер Магира злоупотребление алкоголем в плохой компании. А в том, что она была плохой, преданный пес не сомневался: в его глазах хозяин был святым человеком.
– Да нет же...
Гудериан заглянул в комнату и застыл в аналогичной Кукловоду позе. Правый глаз оборотня дернулся.
На огромной кровати растянулся мирно похрапывающий Исаак, и длинные черные волосы, сбившиеся ото сна, расползлись по подушке, делая его похожим на голову Медузы Горгоны, изображенной неопохмелившимся студентом ремесленного училища народных промыслов. На впалой груди медузы, пардон, герра Кемпфера лежала светловолосая голова абсолютно неизвестного присутствующим худенького юноши, ориентировочный возраст которого светил господину магу статьей номер 134 УК РФ. Он крепко спал, и через его приоткрытые по-детски губы поблескивали клыки метоселанина.
– Ты его знаешь? – нахмурился Пес.
– У-у… – помотал головой Дитрих. – Первый раз в жизни вижу.
Гудериан поскреб затылок: никто не мог бы незамеченным пройти мимо него, а вчера здесь никого из незнакомых существ и в помине не было. Никого, кроме приблудного кота...

Глава 2. Кот в мешке или Вчерашний день герра Кемпфера
Лирическое, но крайне важное для развития сюжета отступление.

– …Помимо этого он обладает ночным зрением и невероятно ловок. Даже для вампира, – сказал брат Матвей. – Я сам видел, как он карабкался по практически ровной стене. Кроме того, у него есть одно совершено необычайное свойство, которое, думаю, вас не может не заинтересовать.
– Так что вы предлагаете? – пожевал зажатую в зубах папиросу панцермагир, оглядывая сидящих напротив него инквизиторов. Сестра Паула поморщилась, её холодный, полный сдерживаемой неприязни взгляд полоснул мага, словно ножом.
Брат Арне плеснул вино в граненый стакан, брезгливо понюхал и залпом осушил.
– Я передам заинтересовавшие вас образцы тканей ведьм, собранные лабораторией Инквизиции по отслеживанию утерянных технологий в обмен на одно условие.
– Так чего же хочет ваш кардинал Медичи? – ухмыльнулся сквозь сизый дым Исаак, и его глаза лукаво блеснули. – Невинное детское сердце или голову сестры на блюдечке с голубой каемочкой? А, может, превратить всех агентов АКС в 12 или сколько там белых лебедей?
– А киборга – в самолет? – неожиданно съязвила Паула, на которую крепкое вино уже оказало положительное воздействие.
– Оставьте ваши метафоры, – фыркнул бывший вояка. – Давайте называть все вещи своими именами. С помощью этого вампира вы сможете ликвидировать Сфорцу и Папу. Чего, собственно, и добивается Франческо. Также это даст ему возможность обвинить в терракте империю истинного человечества.
– Занятно рассказываете, – панцермагир выпустил тонкую струйку дыма в потолок. – Но я все же предпочитаю, чтобы вы, так сказать, показали мне товар лицом.
– Паула, – кивнул инквизитор сестре Соковски, – покажите герру Кемпферу вампира.
Леди Смерть кивнула и водрузила на стол дерюжный мешок, один из тех миллионов безликих мешков, в которых обыкновенно хранят овощи. Впрочем, этот мешок был необыкновенным и содержал что-то явно непохожее на унылую и безынициативную капусту – он бодро подпрыгивал, издавая какие-то шипящие звуки.
Оценив размеры мешка, Исаак недоверчиво вскинул бровь и, заглянув внутрь, устремил на Матвея и Паулу взгляд, как будто говоривший: а не глумитесь ли вы надо мной, господа инквизиторы?
В мешке сидел большой серый кот, угрюмо зыркнувший на розенкрейцера огромными зелеными глазами.
– Что это?
– Вампир.
– Насколько я вижу, это кот!
Едва панцермагир глянул на него, животное, до этого бывшее дымчато-серым, моментально стало черного окраса с белой отметиной, похожей на манишку.
– Эй ты, упырь, ну-ка превращайся! – прикрикнул бывший наемник, но кот только зашипел в ответ.
– Вы надо мной издеваетесь? – устало заглянул в опустевший стакан Исаак.
Паула достала свой малый походный набор щипцов для пыток в полевых условиях – и тут произошло чудо. В мгновение ока вместо кота на столе очутился хрупкий светловолосый парнишка крайне небольшого росточка. К тому же, изможденный и побитый. Инквизиция, как известно, не санаторий, а уж тем более для вампиров. Он удивленно воззрился на мага огромными зелеными глазами с тонкими вертикальными прорезями зрачков.
– Это определенно лучше, чем кот, — сбил пепел в стакан Матвея панцермагир, — но на хваленого суперагента сие не тянет.
Инквизитор достал откуда-то из складок красной котты флейту и, неуверенно переглянувшись с Паулой, протянул ее метоселанину, сжавшемуся в комок от его взгляда.
— Играй, вампир! Играй, черт бы тебя побрал!



Глава 3. Роммель: первая кровь
В это знаменательное утро Орден Креста и Розы присутствовал в полном своем составе, что случалось довольно нечасто, учитывая почти повальную идиосинкразию, питаемую орденцами к каждому, не являющемуся им кровным родичем или привлекательной женщиной (братья Нойманы, в основном), или же лично воспитанным подчиненным (Исаак фон Кемпфер). Исключение составляла только фройляйн Скорцени, которую вообще мало интересовало что-либо не обладающее механическими частями, и в данный момент она думала о своем, о женском: асинхронном трёхфазном электродвигателе с короткозамкнутой обмоткой ротора, чем и объяснялось отсутствующее выражение ее лица. Если бы ее мысли могли прочитать все присутствующие, их лица обрели бы точно такое же выражение.
Орденцы бросали тяжелые взгляды друг на друга, время от времени исподтишка плюя в бассейн, в темных и густых водах которого незримо обретался фюрер. Еще более недобро поглядывали они на невысокого юношу в светлом заношенном свитерке, похожего на затесавшегося в воронью стаю воробья. Парнишка то и дело бросал неуверенный взгляд зеленых кошачьих глаз на мага.
— Герр Кемпфер, – прошептал он, потянув Исаака за рукав, как будто прося за него заступиться.
Выражение лица панцермагира было крайне спокойным и даже … самодовольным – такое лицо бывает у людей, которым терять уже совершенно нечего, в то время как у кого-то другого (очень им неприятного) очень даже имеется, и дело непосредственно этим и грозит. Кемпфер лениво ухмыльнулся и ободряюще положил на плечо юноши худую ладонь с пожелтевшими от никотина пальцами.
— Предоставь это мне, – вполголоса сказал он, почти не двинув губами и громко сказал, с вызовом окинув взглядом в основном не-уважаемое магом собрание:
— Мой фюрер! Это кандидат на вступление в орден – Эрвин Роммель. Кодовое имя – Крысолов.
Гладь маслянистой темной жидкости в бассейне вздулась и пошла тягучими, мягкими кругами. На поверхности появилось белое, как молоко, тело и грива золотых искрящихся волос. Каин вышел из бассейна нагой, как Венера, выходящая из пены морской, и двигался он медленно и величаво, словно плывущий лебедь.
— Хм-м-м… – пробормотал фюрер, скользя мимо оробевшего, но отчаянно пытавшегося сохранить остатки самообладания юноши, едва доходившего круснику до плеча.
— А не слишком поспешно ли ты дал ему имя, Исаак? – сказал Найтлорд, всматриваясь в кандидата прекрасными ярко-голубыми, но абсолютно лишенными человеческого выражения, глазами. – Разве он заслужил его?
— Если вы дадите ему шанс продемонстрировать свои способности, – многозначительно ухмыльнулся Исаак. – Он всем докажет, что достоин вступить в наши ряды.
— Вот как? – мягко произнес Каин, но эта мягкость была обманчивой, как нежность кошачьей лапы, в которой таятся острые когти, готовые в любой момент впиться насмерть.
Крусник бросил одновременно снисходительный и удивленный взгляд на протеже его «правой руки»: хрупкое тело, узкое и миловидное детское лицо, огромные ясные глаза с небывалыми, тонкими, как лезвие, зрачками:
— Что это?
— Совершенное оружие, – оскалил зубы Исаак. — Подаренное нам самой святой церковью. В обмен на кое-какие… две вещи.
— Ну, прямо-таки дар божий… — пробубнил Бальтазар.
Кемпфер таинственно улыбнулся, чуть растянув краешки губ:
— О, да… В некотором роде.

***

— Только давай не как в тот раз, а то этот поц Матвей в моей шинели ушел, – сказал, ежась на промозглом осеннем ветру, панцермагир, кутаясь в куртку Гудериана, которая на его весьма негабаритном теле выглядела как фуфайка, натянутая на проволочную вешалку.
— И… — похлопал по плечу мальчишку маг, – постарайся там.
Роммель кивнул:
— Еще как постараюсь. У меня на него зуб, – ухмыльнулся метоселанин, и в сумерках искрой сверкнул меж губ его маленький, но острый клык.
Ветер ожесточенно срывал с деревьев пригоршни желтых листьев и злобно швырял их в окна департамента святой Инквизиции, не иначе как с легкой руки фройляйн фон Фогельвейде, затесавшейся ради тепла между братьями Нойманами. Лишенный куртки Гудериан мерно постукивал клыками, так же, как не додумавшиеся тепло одеться Дитрих и баронесса Скорцени. Только один Каин, совершенно нечувствительный к переменам влажности и температур в силу своей закрусненной натуры, безмятежно поглядывал на окна кабинета кардинала Медичи.
В освещённом прямоугольнике окна было отчетливо видно огромную плечистую фигуру, которая просто не могла быть никем, кроме брата Петра, и самого Франческо, согнувшегося над бумагами и распекавшего вызванного на ковер Орсини на чем свет стоит.
— И опять же таки ведомости не сходятся! – доносились в сад (в котором и притаились прямохонько под окнами кабинета наши орденцы) вопли, похожие на раскаты грома:
– По ведомостям ровно 50 голов! Двадцать ведьм, двадцать еретиков, девять вампиров и один обесчестивший несовершеннолетнюю монахиню в особо извращенной форме. Из них, зачитываю: «10 умерло на дыбе, 20 сожжено без права на амнистию, 18 закопано живьем, один обесчестивший несовершеннолетнюю монахиню в особо извращенной форме — отпущен под подписку о невыезде». Где еще один? Списали процент на утруску???
— Не могу знать! – гаркнул, вытянувшись, брат Петр.
— Так узнайте! Иначе сами пройдете по ведомостям!
Дитрих пакостно хихикнул, но его оборвал шикнувший на него Кемпфер:
— А ну, тихо! Сейчас начнется.
За спиной мага дружно зашарудели кульками братья Нойманы.
— Тихо, я сказал! – прикрикнул маг.
— С паприкой будете? – вежливо спросил панцермагира Каспар. Недавно фройляйн Нойман ознакомилась с кратким руководством по этикету, поэтому она (или она, или оно) были крайне любезны со всеми, тренируя свои светские навыки.
— Черт с вами, давайте!
— А мне? – обиженно протянул Каин.

Вдоль примыкавшего к окну парапета скользнула тонкая и гибкая тень. Она ловко вспрыгнула на жестяной подоконник и помахала им рукой.
— Ох, рисуется, – проворчал Кукловод.
Роммель поднес к губам флейту, и в сырой холодной ночи раздалась музыка. Мягкие, чарующие волны игривой мелодии проникли в жарко натопленный кабинет кардинала. Брат Орсини недоуменно глянул в темный проем окна:
— Вы слышите это? – спросил он, нагнувшись к самому уху Франческо.
— Нет. А что? – с подозрением глянул на раскрасневшегося инквизитора Медичи.
— Музыку… — глухо сказал Вепрь, не сводя с кардинала странного взгляда светлых, сияющих глаз. Почему-то грубый голос паладина показался тому бархатным и приятным, как мурлыканье огромной кошки. Огромная мозолистая ладонь нежно коснулась лица Франческо, и он даже ничего не успел понять, когда сухие горячие губы лишили его дыхания. Огромный дубовый стол протестующе скрипнул.
Дитрих позеленел от отвращения. Из его ушей торчали предусмотрительно засунутые туда комки ваты.
Панцермагир поймал себя на том, что начал подпевать: -«Mélodie d'amour chante le coeur d'Emmanuelle…»
— Хмм, помню этот старинный фильм… — сказал он. Оглянувшись и почувствовав на себе кокетливый взгляд младшего Ноймана, Исаак невольно содрогнулся.
— ВСЕМ заткнуть уши! – скомандовал панцермагир. – Следующий!
Совершенно незаметная группа орденцев, топоча и усевая газон пустыми обертками, переместилась под окна палаццо Спада, благо расстояние было не дальним. Исаак пальцем ткнул на первое попавшееся на глаза окно:
— Допустим, вот это!
Крысолов весело хмыкнул и подкрался ближе, нещадно вытаптывая цветочные клумбы, служившие гордостью госпожи Ноэль. Внезапно сквозняк сдвинул тонкие занавески, за которыми скрывалась спальня кардинала Сфорцы. Сама кардинал, судя по всему, только что вошла в комнату и, кисло вздохнув, бросила головной убор на кровать.
— Трес! – устало опустилась в кресло она, – Тре-ес!
Киборг безропотно опустился перед Катериной на колени, снимая с ног хозяйки узкие, расшитые золотом сапожки.
— Это мы удачно зашли! – с неожиданным оживлением сказал Каин, разглядывая виднеющиеся из-под задравшегося подола изящные ножки.
— А как мне такая идея раньше в голову не приходила! Вот ты никогда для меня такого не делаешь! – с укором пробормотал крусник, как-то странно глядя на Исаака. Панцермагир с равной долей огорчения понял, что ему придётся либо самому снимать с фюрера сапоги, либо искать ему личного киборга в хорошем состоянии и без особых амбиций.
Подкравшийся под самое окошко Роммель хитро ухмыльнулся и заиграл. Гудериан, переставший при виде ног Сфорцы клацать зубами и начавший пускать слюни, запел хриплым голосом « You Can Leave Your Hat On» с истинно кокеровскими интонациями.
Каин, немедленно начавший покачивать бедрами в такт, лениво поинтересовался:
— Не припоминаю, из какого фильма?
— « Девять с половиной недель», — ответил маг.
— Помню, еще с братом его смотрел…
Кардинал Сфорца грациозно махнула головой, отчего золотые локоны соблазнительно рассыпались по плечам. Катерина рванула ворот – и тяжелая мантия упала к ее ногам, едва прикрытым лёгонькой кружевной (ну как это правильно называется?) комбинацией.
Бальтазар едва не начал свистеть, но получил затрещину веером Ледяной Ведьмы. Все едва не зааплодировали, когда кружевной комок украсил голову стоящего с абсолютно индифферентным видом киборга. Когда на плече Треса повис белый чулок, Гудериан сглотнул слюну:
— Он что, железный?
Вид кардинала Сфорцы, танцующей в нижнем белье перед киборгом и нежно прижимающейся к нему, настолько морально разложил орденцев, что кое–кто уже начал развязывать галстуки и по привычке искать в карманах наименее мятые купюры среднего достоинства. Когда Сфорца игриво глянула через плечо, теребя бретельку бюстгальтера, глаз неподвижного дотоле Треса загорелся красным огнем. Киборг тяжело протопал к окну и задернул шторы, вызвав разочарованный вздох розенкрейцеров (всех, кроме фройляйн Хельги и Касси).
— Это продиктовано требованиями вашей безопасности, – пророкотал киборг.
— Что ты делаешь?
— Я расценил ваши действия как приказ. Перехожу к его выполнению.
— Куда ты раздеваешься? – взвизгнула кардинал.
— Вопрос не понят. Повторите.
Исаак глянул с сожалением сначала на зашторенное окно, из которого доносились невнятные звуки, затем — на все еще пританцовывающего Каина. Рука крусника отвалилась и шлепнулась наземь.
— Давайте что ли пройдем дальше… — предложил Мельхиор.
В следующем окне тусклый свет ночника вырисовал силуэт Хьюго де Ватто в одном исподнем, полирующего верную катану. Крысолов заиграл какую-то грустную мелодию, от которой у всех присутствующих защипало глаза. Фройляйн фон Фогельвейде и фон Нойман, воспользовавшись тем, что они дамы, смахнули платочками сентиментальную слезу, шмыгнул носом сдержанный Гудериан, но суровый Мечник продолжал методично точить катану, углубившись в свои мысли.
— Он что, тоже киборг? – удивился Мельхиор.
— Нет, – ответил фон Кемпфер. – Похоже, он в наушниках.
В этот момент из окна верхнего этажа с ревом вырвалось лязгающее и полыхающее нечто, оставляющее за собой реактивный след, и, свистя, улетело куда-то по направлению к казармам Инквизиции. В образовавшее отверстие высунулась растрепанная мужская голова с трубкой в зубах, с интересом отслеживая траекторию неизвестного летающего объекта.
— Это уже не я! – замахал руками Роммель.
— Низко пошел, к дождю, – флегматично заметил Мечник, глядя в окно на догорающую в полете искру и прислушиваясь к дальнему отзвуку мощного взрыва. Голова с трубкой в зубах, видневшаяся в остатках оконного проема второго этажа, поспешно скрылась.
Где-то недалеко раздались звуки сирены.
— На этом презентацию объявляю оконченной! – воскликнул маг.
К тому времени, когда в палаццо ворвались мятая ото сна сестра Паула и подозрительно раскрасневшийся и растерянный Петр с требованиями выдать им на линчевание напрямую причастного к обрушению казарм Инквизиции, розенкрейцеров уже и след простыл...



Глава 4. Падение Кукловода

После такой впечатляющей демонстрации умений его соперника, Дитрих совершенно приуныл. Но, спустившись к завтраку, Кукловод понял, что укол уязвленного самолюбия и неприятный от него осадок – это еще цветочки.
Рядом с Исааком, восседавшим по традиции по правую руку от Крусника, на ЕГО месте (!), комфортно расположился Роммель, прилежно дующий на горячий чай. Глянув на парнишку, Лоэнгрин опал, как озимые, – на Крысолове красовалась его тщательно отглаженная старая орденская форма, из которой Кукловод давно вырос.
– Доброе утро, – безмятежно кивнул отвергнутому фавориту фон Кемпфер, намазывая маслом свежую булочку.
Дитрих пробормотал что-то в ответ, и сел по левую руку Каина, так как именно там находился единственный свободный стул (на это место садился тот, кто имел несчастье присоединится к трапезе последним, и был вынужден большую часть времени поднимать с пола постоянно отваливающуюся конечность Крусника, чем держатся за ложку).
Найтлорд лучезарно улыбнулся ему, но Кукловода это совсем не ободрило. Слава Богу, вторым его соседом оказался Мельхиор, мирно почитывающий газету. Заметив, что взгляд Кукловода остановился на заголовке разворота «Брачные объявления», средний Нойман густо покраснел и убрал свежую прессу куда подальше.
Кукловод угрюмо глянул на попирателя его исконных прав.
– Исаак, а можно мне с вареньем? – спросил парнишка.
– Конечно, дитя моё, – рассеянно кивнул маг и протянул любовно намазанную для себя булочку Эрвину, предварительно сдобрив ее конфитюром. Сам Исаак джем принципиально не ел, так как его заготовкой занималась фройляйн фон Фогельвейде, и хронически недолюбливающая Кемпфера Хельга вполне могла подмешать в безобидное с первого взгляда варенье что-то куда более опасное для организма мага, чем банальные абрикосы. Сама Ледяная Ведьма и впрямь как-то странно поглядывала на Исаака и его нового протеже, хотя напряженное выражение ее лица вполне могло объясняться тем, что она изо всех сил пыталась определить, чья именно рука лезла ей под юбку. Она молча залепила пощечину мирно пившему кофе Бальтазару.
– За что?! – возмутился тот.
В этот момент из-под стола выскочила рука Каина и стала поспешно семенить пальцами по скатерти, опрокинув сахарницу. Исаак ловко поймал беглянку и кинул через стол Дитриху – дескать, прицепи, после чего снова вернулся к процессу подкармливания своего нового домашнего любимца. Рядом с панцермагиром молча сидел Гудериан, сохранивший свое законное место, однако физиономия оборотня была довольно кислой. Тяжело было определить, что именно так повергало в уныние телохранителя мага: присутствие Роммеля, всецело завладевшего вниманием хозяина, или огромная миска серой овсянки, сваренной на воде, стоящая перед оборотнем.
Сам Крысолов начал неловко ерзать на стуле, очутившись под перекрестным огнем недобрых взглядов Дитриха и Гудериана. В мгновение ока он превратился в черного кота с белой манишкой, который, умывшись, выскользнул из столовой по своим, одним ему ведомым, кошачьим делам.
– Наверное, надо будет поставить ему лоток в доме, – философским тоном заметил маг и углубился в утреннюю газету Мельхиора.
– Дай сюда! – буркнул Каин и начал вполне серьезно изучать известный нам раздел, время от времени одобрительно хмыкая и ставя галочки возле заинтересовавших его объявлений.
– «Скромная молодая блондинка познакомится с мужчиной без материальных проблем» – довольно мило, не находите?
Крусник прикинул, имеются ли у него, помимо прочих, еще и материальные проблемы и почесал нос.
–...«для серьезных отношений. Возможен брак», – прочитал дальше он. – «О себе: спортивная, стройная». Стройная – это хорошо. «Мастер единоборств, имею степень доктора наук по промышленному праву» – умница, красавица, еще и спортсменка! Интересно! «Люблю разводить хомячков» – ну просто прелесть! – воскликнул Каин, хлопнув в ладоши, отчего Кукловоду пришлось снова водворять на место отвалившуюся руку.
Исаак с подозрением приподнял бровь.
– Таак… – потер ладони Крусник. – Что там дальше? Телефончик. «Спросить сестру Паулу» – зачитал он.
Исаак подавился кофе и закашлялся. Бальтазар услужливо начал лупить панцермагира по спине, пользуясь моментом.
– Мой фюрер, – еле просипел Кемпфер, – я не думаю, что это удачная идея.
– Я что, должен всю жизнь видеть рядом с собой только твою опостылевшую носатую физиономию? – вспылил Найтлорд.
– Я имел в виду, – процедил панцермагир, крайне обиженный либо первым, либо вторым применённым к нему эпитетом, – что вам нужно особое отношение. Вот эта дама, думаю, вам больше подходит:
– «Молодая девушка ищет работу. Имею опыт ухода за больными», – зачитал Исаак, особенно ядовито выделяя последнее слово. – Интим не предлагать. Эстер».
– Интим не предлагать, – автоматически повторил Каин и тут же возопил: – Ты это на что намекаешь?
– А на то, – совершенно спокойно сказал фон Кемпфер, доставая из кармана пилочку и флегматично полируя ей ногти, – что я больше не намерен извлекать из… хм, здесь дамы... сами знаете чего, ваш… отдельный фрагмент и пришивать его обратно.
Каин вздохнул и как-то сразу обмяк:
– Ладно… Но давайте, что ли, позвоним этой Эстер. Все-таки будет хоть какое-то новое лицо среди этих надоевших давно рож. Хм, номер определенно ватиканский.
– Что?!! Сюда? Монахиню?! – простонал Исаак, схватившись за голову, как добропорядочная еврейская мать, сын которой привел в дом пожилую привокзальную синявку с тремя зубами в качестве жены.
– А давайте поедем на нее посмотрим! – хлопнул в ладоши Крусник. – Заодно и над братом поиздеваемся.

*****

Едва орденцы расселись в бронированном лимузине мага, как цыгане в электричке, галдя и препираясь, как тут даже сквозь громкую перепалку Хельги и Касси донесся леденящий душу крик, плавно переходящий в ультразвук:
– Гудериа-а-ан!!!
Все моментально бросились наверх, обуреваемые желанием лично разобраться, в чем дело.
– Плохой пес! Плохой! – орал Кемпфер, хватая превосходящего ростом телохранителя за волосы и тыкая Гудериана носом в нечто, бывшее ранее новенькими хромовыми сапогами мага.
– Что ЭТО??? Что, я тебя спрашиваю!
– Я этого не делал, хозяин! – воскликнул маниакально честный оборотень, хватаясь за сердце.
– А кто?! Может быть Дитрих? – саркастически спросил маг. – Или Зигелинда? Или сам фюрер пришел и сгрыз мои сапоги? Нет, наверное, это Бальтазар Нойман – у него определенно есть мотивы.
– Нужны мне ваши сапоги, – уязвленно пробурчал Василиск, хотя будь у него оказия, он бы не отказал себе в удовольствии сделать магу и такую пакость.
После долгого и нудного разбирательства орденцы загрузились в машину. Кемпфер не разговаривал со своим шофером и озлобленно молчал, поглаживая сидящего на коленях кота. На его ноги были надеты туфли-лодочки Каспара на теплый носок.
Дитрих уныло шмыгнул носом, чувствуя себя окончательно одиноким и потерянным. В замке оставались только куклы Мельхиора и баронесса Скорцени, которая вряд ли могла считаться за человека, способного составить компанию. Сюзанна сидела на излюбленном месте – подоконнике в коридоре, завернувшись в пропитанную машинным маслом куртку. Она курила, пила кофе и думала о нем... О дизельном двигателе с непосредственным впрыском…

@темы: Trinity Blood, фанфики, бедная, бедная торибла!

---

делюсь позитивом

Ахаха! Лучшая реклама , которую я видел за последнюю жизнь. Это просто гениально.

Combat Cockroach Gel (средство от тараканов) . Его слоган звучит как "Пошлите их к черту!"





крадено тут :advertka.ru/media/prints/21578/

@темы: хумор, эстетические преступления

---

о проблемах с полноценным сном

Розенкройц ценит качественный черный юмор Буду учиться засыпать

@темы: кому что, а изе - фюрер

---

Немного позитивного арта для повышения тонуса

Капитан, капитан, улыбнитесь!
Так и хочется написать:
А вы улыбнули сегодня своего капитана?






Конспиративный Кэп. "У вас продается славянский шкаф?"


Вообще обожаю эту троицу - смотрятся они этакой милой семейкой. Сплошной инцест.... Наваять про них что-то...



"А что вы делаете сегодня вечером?"


Обложка для книги " Домашняя энциклопедия. Том 1: Для тех, кто вяжет" ( и том второй для тех, кто завязал)






А ты записался в добровольцы?

@темы: Hellsing, хеллсинг, вернисаж

---

Кстати, с Рождеством всех!
Наткнулся на эту прелесть:










Коварно срозенкрейцерено здесь:
varjag-2007.livejournal.com/3159727.html

@темы: вернисаж

---

Хватит уже давиться депрессией и жалостью к самому себе. Складывается впечатление что это у меня хронические заболевания этого периода. Вроде насморка.
Прошлогодняя муза благополучно скончалась, посмотрим на что годится новая...
Короче, новый фик. Вроде как подарок читателям и гостям.

ОДНАЖДЫ НА РОЖДЕСТВО

Фендом: торибла
Рейтинг: детский
Персонажиг: Петр/ Паула, Исаак, мельком пробегающие граждане инквизиторы и жидомасоны розенкрейцеры
Жанр: рыдают все
Размер: мини
Дисклаймер: руки как всегда

Когда всех воспитанников приюта святой Агаты как всегда на Рождество повели на торжественную мессу в собор, Марк дивился великолепию церкви. Ее сверкающее убранство не перестало поражать детское воображение каждый раз словно впервые. Воздух был душен и тяжел от курящегося ладана. Золото торжественно искрилось в тысячах свечей. Голос священника вещающего о рождении младенца Христа умиротворял, как запах ладана и теплый свет, но на душе у мальчика было неспокойно. Он нетерпеливо крутил головой оглядывал скамьи, но встречал лишь строгий взгляд отца Джулиано. Каждый год к нему в конце службы, когда все пожимали руки друг другу и священнику, подходили огромного роста мужчина с длинными волосами и смущенно улыбающаяся женщина с блестящими от слез темными глазами. Мужчина всегда спрашивал, как его зовут, и клал ему на голову огромную, как лопата, испещренную шрамами руку. Они совали ему деньги и подарки, и женщина всегда плакала. Они были похожи на огромные изваяния ангелов из церкви – такими они казались высокими и переливающимися в свете витражей.
- Носишь ли ты свой нательный крест? – спрашивала женщина, а он согласно кивал.
- Береги его.
Бледные ангелы рождества уходили прочь, уныло волоча за собой длинные тени, словно ненужные и бесполезные крылья. Как будто они грустили, что только один раз в год имели право спуститься на землю. Марк не успевал и слова молвить, как они растворялись в толпе прихожан.
**
В здании Инквизиции горел свет. Через окно второго этажа было явственно видно недонаряженную елку, стоящую в кабинете. Сами господа инквизиторы степенно выпивали в честь грядущего праздника: Матвей и Яков угощались коньячком, а брат Андрей – конфетами с пьяной вишней. Брат Варфоломей украшал елку шарами. Так как у киборга напрочь отсутствовало чувство прекрасного, он упорно продолжал это делать квадратно-гнездовым способом. Брат Петр хмуро маячил у окна, как памятник в тумане, задумчиво глядя на кружащийся на улице снег. Вроде бы все как всегда, как каждое Рождество: фантики, разбросанные Андреем, Матвей, коньяк, елка. Но чего-то ощутимо не хватало. Особенно запершемуся в кабинете Франческо, преющему и чахнущему над годовыми отчетами. Больше этим заняться было некому, так как сестра Паула уже третий месяц кряду не выходила с больничного. Сестра Симона весьма туманно объясняла, что ее послали в черт знает какой госпиталь черт знает где, и обсуждение того, что стряслось с замом постепенно дало жизнь множеству невообразимых гипотез.
- Дело нечисто, – подытожил Матвей – Наверняка она подписалась на очередной эксперимент со всеми этими препаратами по улучшению реакции. Все эти испытания до добра не доводят. А ученым волю дай - еще имплантируют тебе что-то ненадобное. Или введут в организм ген сурка для пущей зимостойкости и отопление в кабинете отключат для экономии. Хорошо будет, если Паула вернется – Орсини все время ходит смурной, пока ее нет. Я, конечно, подозревал, что между ними что-то есть, а вот теперь знаю наверняка, что шеф к ней неровно дышит – даже ходит кормить ее хомяков. Раньше хоть бывало и наорет, и кулаком по столу сгоряча грохнуть мог, а теперь глядеть на него не могу - ходит как в воду опущенный, даже Рождество с нами не остался справлять. Вот, гляди…
Андрей с интересом проследил взглядом за шефом, уныло топающим восвояси с крайне неприкаянным видом, устало ссутулив плечи. Он был похож на человека потерявшего все на свете, включая и интерес к жизни.
- Наверное, с Паулой и впрямь что-то стряслось. Просто он нам этого не говорит.
**
Мокрый лапатый снег сыпался за шиворот, садился на длинные волосы инквизитора, налипал на длинные светлые ресницы. Он летел, белый и невесомый, словно перья из ангельских крыл, заглядывал в разукрашенные витрины и лихо вихрился в желтом свете уличных фонарей. От домов пахло всяческими яствами и выпечкой, за окнами, пестревшими гирляндами, слышался детский смех, рассыпавшийся звонко, как мелочь. Орсини шел под ледяным ветром, подняв воротник, как призрак, неприкаянный пришелец из другого холодного мира, где нет ни света, ни тепла. Как будто бы кипевшая вокруг него жизнь была видением из иного, скрытого дымкой измерения, и поземка ласково и заискивающе вилась у его ног белой косматой лайкой.
Он поднялся по лестнице неприметного дома и открыл своим ключом дверь, зажав под мышкой мокрый от снега пакет.
- Паула… – тихо позвал он – Паула?!
Она сидела в кресле у окна и читала, укутавшись в старый, траченный молью клетчатый плед. Торшер за ее спиной отбрасывал желтые тени на ее подурневшее, испещренное рыжими пятнами лицо. Леди Смерть подняла глаза от книги и слабо улыбнулась, приподнимаясь навстречу ему, но огромный живот мешал ей.
- Сиди, не вставай… - сказал Петр, прижимаясь губами к теплому пробору светлых волос.
- Я хотела приготовить тебе курицу, но она… сгорела – потупилась женщина, прижимаясь щекой к холодной пряжке его ремня, и хлюпнула носом. – Я так хотела сделать тебе приятно…
Нельзя сказать, что инквизитору было отчаянно жаль бессмысленно загубленной курицы – Паула готовила довольно плохо. Поэтому он попытался улыбнуться, но это у него получилось плохо, и уголки его рта невесело опустились:
– Я по дороге кое-что купил и сейчас приготовлю что-нибудь вкусненькое. Все-таки сегодня Рождество. А пока держи!
- Мандарины! – удивленно сказала совершенно не удивлённая на самом деле монахиня, прижимая к груди грубый бумажный пакет, пахнущий детскими надеждами и забытым волшебством.
- Можно, но только один! А то тебя того гляди высыпет… А вот тебе подарок. Нравится?
- Крест? Ой, это же золото…
- Ну, ты же свой из-за меня потеряла, тогда на задании. – Он улыбнулся, и суровое лицо инквизитора мимолетно смягчилось, когда он застегнул цепочку на ее шее, словно вспомнив что-то крайне приятное. – Гляди. Даже лучше чем был.
Это было безумие, накатившее словно душные и бездумные летние сумерки, внезапно вспыхнувшее неистовое пламя. С тех пор любой день на службе был страшным невыносимым кошмаром, когда он не мог даже коснутся ее, в вечной боязни пойманного чужими глазами страстного взгляда . Ад был не искрящимся и горячим. Он был холодным, как этот бесконечный проклятущий день. А за ним - ночь, пролетавшая, словно падающая звезда в мгновение ока. Неистово сгорающая в падении, в объятиях и касаниях губ. А потом случилось это. И неудивительно. В монастырских школах не говорят о подобных вещах. И они остались одни, наедине со своей нежданной бедой, протрезвевшие и растерянные.
Орсини смотрел на нее и замечал, что ее глаза распухли и отекли от тщательно скрываемых от него слез. Но он знал, что она плачет. Плачет постоянно, со злобой запертого раненного зверя, глядя в обрыдший квадрат окна, выходящий на серую стену соседнего дома. Плачет бессильными отчаянными слезами. Плачет от безысходности, как человек, которого точит болезнь, чующий приближение неумолимого конца. Но у таких людей хотя бы есть уверенность в том, что ждет их, когда это все закончится, а у Паулы ее не было.
Он с болью глядел на огромный громоздкий живот, казавшийся странным и чужеродным выростом на знакомом до последнего дюйма кожи теле. Теперь к его чувствам к ней примешивалась жалость. Паула, как будто прочитав его мысли, опустила глаза. На ковре таял нанесенный ногами снег.
- Я знаю, тебе противно видеть меня такой.
- Неправда, – невесело растянул губы инквизитор. - Я тебя люблю и такой. Ты же носишь моего ребенка.
Ребенка, у которого не будет ничего. Он не будет носит его имени и звать отцом. И никогда не будет знать своей матери. Но он будет жить – так решил Петр. Идти своей дорогой, безвестной тропой плода тайны, которая никогда не пресечется с путем божьих воинов. Ему было до боли жаль это еще не родившееся, но уже несущее крест их греха существо.
Он сел у ее ног, прижавшись щекой к необъятному чреву.
- Ты останешься со мной на ночь? – спросила Паула, и ее темные глаза были глазами побитой собаки, робко и заискивающе помахивающей хвостом.
- Ну, тебе же нечего боятся оставаться одной – тебе еще два месяца до срока… - пробормотал Пётр, но, поймав этот полный беспредельной тоски взгляд, сказал: - Ну, будет тебе… Останусь.
Они поужинали в полном молчании. За окном гремела канонада фейерверков и гомон людских голосов. Город полыхал в ярких вспышках, но в окне маленькой квартиры не было не видно ничего. Только серая стена соседнего дома.
Орсини ничего не говорил, а Паула ничего не спрашивала. Он лег в холодную постель, прижимаясь к теплой спине, и зарылся лицом в ее короткие мягкие волосы. За окном хлопьями падал рыхлый снег опаленными светом мотыльками. В крохотной комнатке было темно и прохладно. Он поцеловал Паулу в плечо и так и не отнял губ, гладил тугой, налившийся бок.
- Ну, ты же знаешь, что уже нельзя...
- Да я ведь …просто так. Просто я тебя люблю.
- Правда? – спросила инквизиторша, хлюпая носом.
- Правда. Спи.
**
- Ну что еще …. – спросонья пробубнил брат Петр, натягивая одеяло на голову. Но чужая рука требовательно и неотступно трясла его за плечо.
- Кажется, у меня началось…
В темноте он не видел лица Паулы, но в отблесках уличных огней сверкали ее влажно блестящие глаза и вздыбленные волосы, похожие на развеянную ветром солому на верховине копны.
- Ты уверена?
- Да. Мне больно.
- Терпи.
Орсини что-то набросил впопыхах на себя и вышел, глухо и решительно ударив дверью. Он вернулся через полчаса на истошно дребезжащей старинной колымаге с прогнившим дном и битой дверью, заботливо закрашенной масляной краской.
- Одевайся… - резко бросил он, и голос инквизитора, дрожащий от напряжения, казался озлобленным.
- Петр! – растерянно глядя на свои ноги, воскликнула Паула.
- Ах ты, Господи, – проворчал паладин, завязывая шнурки на ее ботинках. Леди Смерть побледнела и закусила губы. Он видел, что она готова была заплакать – не от боли, от страха и растерянности.
- Терпи, терпи, – велел Петр, запихивая завернутую в куртку напарницу на заднее сидение дряхлого авто.
- Где ты это взял? – с сомнением спросила Паула.
- Просто взломал замок.
- А ключи?
- А зачем? – пожал плечами Петр и соединил провода. Машина протестующе зарычала, отозвалась стальным скрежетом, но все же завелась.
- Едем в госпиталь, про который говорила Симона…
Дворники со скрежетом разметали налипающий на окно снег, пеленой повисший меж ветхих домов. Неясно светящиеся окна казались звездами, горящими во мгле. Машина с ворчанием прокладывала себе путь среди узких улочек бедного предместья, словно корабль в полярных водах. Внутри проклятой колымаги что-то прерывисто и тревожно стучало, словно неровно бьющееся больное сердце.
Паула больше не жаловалась. Она притихла, кусая губы. Машина завязла в нерасчищенном снегу, как парусник, затертый льдами, и хрипло порычав, вовсе заглохла.
- Ах ты, Господи! - в отчаянье воскликнул Орсини, со злобой пнув колесо и опершись на капот, и чуть не заплакал. Инквизитор скрипнул зубами, взял на руки Паулу и пошел дальше, щурясь и отплевываясь от летящего в лицо и слепящего снега. Так в старых вестернах уходит вдаль, в горячее марево бескрайней степи ковбой, взвалив на плечо седло павшей лошади. Он чувствовал, как похолодели руки, сжимавшие его шею. Только сейчас брат Петр заметил, что она вышла, в чем была – в тонкой рубашке в мелкий старушечий цветочек. На ее голые ноги садились снежинки и тут же таяли, оставляя влажные следы.
На растрескавшейся, потемневшей стене старого дома он увидел маленькую, присыпанную снегом табличку «Батлер И. Ф. Практикующий доктор». Лишь одно окно светилось холодным белым светом. Остальные были заколочены досками.
- А, черт с ним, – пробормотал Петр, поднимаясь по скользким ступенькам и бережно прижимая к груди всхлипывающую монахиню, завернутую в ношеную куртку. Инквизитор ударил в хлипкую дверь ногой:
- Откройте! Именем ве…тьфу ты, Господи, пожалуйста!
Открыл им сонный и неопрятный детина с гривой растрепанных светлых волос. Он скучающе зевнул, мелькнув белыми клыками, и непонимающе уставился на вошедших.
- Вы доктор Батлер?
- А какое у вас дело до доктора Батлера? – с подозрением нахмурился парень.
- Гудериан, кто там? – зазвучал мягкий приятный голос, и в дверях появился черноволосый мужчина в несвежем медицинском халате поверх похоронно-черного костюма. От него сильно пахло спиртным, табачным дымом и химикалиями.
- Помогите! Кажется, она рожает…
- Так кажется или рожает? – устало переспросил Исаак, поправляя очки. - Гудериан, проведи леди в кабинет…
Петру откровенно были подозрительны и эта клиника в полузаброшенном доме, больше похожая на нарколабораторию, и странный доктор с полупьяно блестящими глазами, похожий не то на средневекового некроманта, не то на опереточного злодея. Но делать было нечего.
Орсини бесновался, как пленный хищник – то в ярости метался по приемной, разбивая костяшки пальцев об затертые стены, то замирал, забившись в угол, сквернословя и дрожа. Он никуда не мог деться от этих душераздирающих криков. Человек просто не мог издавать такие звуки. Казалось, что какое-то животное заживо подвергали вивисекции, срывая кожу с кровоточащей плоти и оголенных нервов, словно одежду. Но мертвящая тишина в паузах была еще страшнее... Маятник на старинных часах невозмутимо отмерял секунды, похожие на годы, издеваясь над ним. Петр молился. Часы стучали. За окном медленно и неслышно падал снег. Может быть, она умерла? И он с жаром благодарил господа, когда снова услышал вибрирующий низкий звериный крик. Казалось, это длилось бесконечно, когда, наконец, в дверях появился доктор Батлер в заляпанном халате. Он сорвал с рук окровавленные перчатки и невозмутимо закурил. Он казался замаявшимся и безразличным, но черные умные глаза доктора довольно сверкали.
- Она умерла? – метнулся к нему Орсини.
- Ой, что вы, – отмахнулся Исаак – С вашей женой все хорошо.
- Это не моя жена…
- Ну, мне все равно... – ухмыльнулся доктор - Пойдемте, посмотрите, что ли…
- Паула! – воскликнул инквизитор, сжимая влажное бессильное предплечье, исколотое не то неумелыми, а может, просто трясущимися руками, не сумевшими попасть в вену с первого раза. Она слабо и вымученно улыбнулась ему в ответ. На ее груди лежал красный скулящий комок, и, как не старался, Петр, пока не мог увидеть в сморщенном гномьем личике человеческие черты.
- Ну, что ж. Еще одним человеком больше, - с усталым цинизмом врача, знающего, что из жизни делают подавляющее большинство людей, изрек Батлер, невозмутимо попыхивая папиросой.
- Ну, как назовем? - уныло спросил Петр.
- Я назову его Марк.
- А что, хорошее имя, – отозвался откуда-то гремящий инструментами доктор Батлер. – Моего отца звали Марк.
Орсини с недоверием покосился на гордый профиль врача и процедил:
- Возможно.
- Да-да. Я не утверждаю, что его звали именно так, но определенно что-то в этом роде. – почти жизнерадостно кивнул Исаак и инквизитор так и не смог понять, шутит ли странный доктор или же говорит правду.
Паула сняла с своей шеи золотой нательный крест и надела на младенца.
- Наверное, это единственный подарок, который я ему дать, – сказала она, задумчиво глядя на невесть откуда, словно по волшебству, взявшееся существо, еще пару часов назад бывшее частицей ее самой.
– Кстати, сегодня Рождество, – глянул в окно доктор, как будто подтверждением этому был падающий щедрыми хлопьями снег.
- Иисус родился, славьте его! – рассмеялся каким-то своим мыслям Исаак, созерцая импровизированное святое семейство: инквизитора, склонившегося над монахиней, держащей на руках младенца. Огромный белый пес, крутившийся под ногами, и странная девица с сиреневыми волосами в халате медсестры, и сам доктор почтительно стояли вокруг, словно игрушечные фигурки из вертепа. За окном на темном небе зажглась яркая звезда, но никто из присутствующих не догадался, что это был идущий на посадку корабль. Пожалуй, кроме одного, который пробормотал: « Черт бы побрал этих Нойманов!». Через некоторое время в дверях показались три личности в черной форме, обильно присыпанной снегом. Один из них был в некоем подобии фрака и с темными кудрями, второй – коротко остриженный и в очках, а третьим был лысый детина с татуировками, оглядывающий в карманное зеркальце подпорченный снегопадом макияж и жеманно охающий над своим горем.
- Исаак, а вам не кажется, что вы давно вышли из того возраста, чтобы играть в доктора? – саркастично осведомился у Батлера кудрявый юноша.
- Очень остроумно, Бальтазар. Вы же знаете, что я доктор медицинских наук.
- А я думал, вы - престидижитатор, – с невиннейшей улыбкой изрек Василиск.
- Ой, мамочки! Кровь! – всплеснул ладонями Нойман-младший и упал в обморок.
- Зигелинда, нашатырь! Надо же, какая нервная барышня!...
Нашатырь в этой ситуации был весьма кстати для всех братьев Нойманов. Они еще не знали, какого рода пациенты случаются у доктора Кемпфера...
**
На крестном ходу людей собралось пруд пруди. Не только жителям Вечного города хотелось взглянуть хоть одним глазком на Папу: приезжих тоже было достаточно. Марк незаметно улизнул от своего класса, и ему повезло протиснуться к самому ограждению. Мимо него в багрянце и золоте проплывали высшие чины церкви. И тут он увидел того самого огромного мужчину, которого каждый год встречал после рождественской службы. В кроваво-алой котте инквизитора и сияющих доспехах он походил на величавого средневекового рыцаря. Его светлые глаза сверкали как полированная сталь из-под густой лошадиной челки. Длинные голубые пряди развевались на ветру, придавая паладину еще более лихой вид. За ним шла та самая темноглазая женщина, только сегодня на ее остриженных светлых волосах был капор монахини, а вместо дурно сидящего пальто на ней пылала такая же красная котта с крестом.
- Кто это? – с любопытством спросил мальчик у стоящего рядом господина. Этот франт выглядел довольно любопытно: на нем был строгий черный костюм с элегантно повязанным галстуком, а таких длинных волос Марку еще не приходилось видеть - они были едва ли не до колен, черные и блестящие, как воронье оперение. Незнакомец улыбнулся, закусив дымящуюся папиросу. Его темные умные глаза иронично сощурились:
- Это Петр Орсини, глава святой Инквизиции. А эта женщина – сестра Паула Соковски, его заместитель.
- Ух ты!
Он пристально глянул на мальчишку, и губы его изогнулись в ухмылке:
- Это ваши родители, Марк.
- Откуда вы знаете?
- Кому же это знать, как не мне? – хохотнул джентльмен, оскалив безупречно белые зубы. – Я ведь в некотором роде ваш крестный отец. Так скажем, восприемник. Кстати, меня зовут доктор Батлер. Исаак Батлер.
Мужчина в дорогом костюме и рослый светловолосый мальчишка выбрались из толпы и шли бок о бок по римским улицам. Марк с восхищением глядел на нового знакомого и ловил каждое слово, как жаждущий в пустыне ловит из фляги последние капли воды.
-Так вот, о чем я говорил? Однажды на Рождество я сидел у камина, и ко мне в дверь постучали… - начал свое повествование черный господин. На ходу он поигрывал тростью, и на его губах играла странная вкрадчивая улыбка.

@темы: словоблудие, Trinity Blood, фанфики, бедная, бедная торибла!

---

Итак, всех с Новым годом! Надеюсь, все у всех появится то чего они очень ждали. Неважно что. Главное чтоб все были счастливы. Вот.

---

Вот и прошли праздники...Ну и черт с ними *обнимает нестерпимо ноющую голову* А все так хорошо начиналось...
Новый год я встретил в пабе в теплой компании друзей. Вернее в компании "теплых" друзей, которые изрядно согрелись еще до обращения Йолупукки президента к выжившим народу. Тот еще водевиль - три бугая в костюмах снежинок и последующий стриптиз считаются лишними. Но насмеялся я изрядно: мне удалось не ударить лицом в оливье, хотя новый галстук сего позора не избежал. Надо бы сворачивать продолжающуюся традиционно в ночь с 31 по 7 пьянку, а то в моем мозгу погибли все нервные клетки, не желающие пить... А я еще не перевидался со всеми друзьями в новом году.....

@темы: крик души

---

в преддверии священной недели Вдрабадан

ТЕЛЕТОРИБЛА
Что-то вроде ватиканского телеканала. Программа.

«Слово пастыря» - на экране ровно в пять утра появляется физиономия Папы. Он мямлит, путается в тексте, краснеет и заикается, но это совершенно неважно, потому что никто из нормальных людей не смотрит телевизор в такое время.
Далее в программе следует передача «Играй, гармонь», которую самолично ведет еще не окончательно отошедший со вчера и вообще только что припершийся навеселе Исаак фон Кемпфер. По этой же причине она и транслируется в подобное время (предполагаемая целевая аудитория, если она вообще есть у подобного проекта, наверное состоит из совершенно таких же людей, у которых два календарных числа плавно сливаются в одно)
Потом в программе значится «Смак» с Хью де Ватто. В качестве гостя студии -Авель Найтроуд, потому что крусник, исправно тренирующий желудок поеданием объедков из помойного ведра, имеет больше шансов выжить после употребления изысканного блюда, сооруженного Мечником из всего, найденного в холостяцком холодильнике Вордсворта. А именно: несвежей кильки, повесившейся мыши и банки мазута.
«Утренняя почта»: Сфорца вслух перечитывает письма своих поклонников с соблюдением авторской орфографии, а ее подчиненные стараются отгадать автора и ржут как кони, блистая почти солдатским остроумием.
«Что? Где? Когда?» - в студию заваливается Эстер с кошелками в руках. Она утром делала базар по просьбе Хью де Ватто, но естественно она замешкалась часа на три, пересплетничав с половиной Рима по дороге, поэтому Мечнику пришлось выйти из положения ценой жизни отца Найтроуда, конающего за кадром от несварения. Оно приключилось не то от мазута, не то от содержащегося в нем мелких металлических деталей с несильным радиационным фоном, придающим блюду легкую пикантность. Следующие три часа сестра Бланшетт рассказывает услышанные сплетни, плетет неизвестно что, а остальные аксовцы в студии пытаются понять, о чем и о ком идет речь. Поэтому передача так и называется.
Реклама чая с императрицей Сет
«Золотая чаша, золотая …»– орет третий крусник голосом Баскова
« Пока все дома… и не успели свалить» - в кадре появляется жизнерадостная физиономия Дитриха, с воодушевлением вещающего:
- А сегодня мы идем в гости к нашей доблестной Инквизиции. Как жаль, что сами инквизиторы и не подозревают о таком счастье! Лоэнгрин бесцеремонно вламывается в казармы слуг божьих даже не вытерев ноги и начинает нагло шариться где ни попадя. Камера ползет на запах жареного и проникает с ведущим в крохотную кухоньку. На табуретке восседает заспанный брат Петр в майке – алкоголичке. У закопченной плиты стоит Паула и жарит оладьи. Рядом с Орсини сидит Андрей и канючит о том, что он не хочет идти в воскресную школу. В дверь засовывается брат Матвей в тельняшке. На его накачанном бицепсе мелькает грубо наколотый череп с парашютом.
- У вас спичек не будет?- испанец хмурится - А это еще кто?. Все присутствующие оборачиваются.
Изображение пропадает. А звук – не сразу, к ужасу и стыду дирекции телеканала.
В образовавшемся перерыве рубрика: «Очумелые ручки». В эфире заслуженный мастер –очумелец профессор Вордсворт и Мельхиор фон Нойман. Тема выпуска - как сделать универсальную женщину в домашних условиях из обрезанной пластиковой бутылки.
Далее в программе: «Фазенда». Авель Найтроуд, поставленный на ноги с помощью активированного угля и подпертый лопатой, позирует перед камерой на собственном огороде, делясь с телезрителем секретами богатого урожая картофеля. Оказывается, главное - не сожрать его при посадке.
Далее: передача «Военная тайна». Ее ведут Матвей Арне и Леон Одуванчик. В конце передачи сестра Паула демонстрирует приемы самообороны с помощью подручных предметов, так как один из воинов-интернационалистов в перерыве между сьемками все время пытался ущипнуть ее за филейную часть. К сожалению, к процессу подключается неприглашенный, но очень признанный мастер единоборств - отец де Ватто, поэтому по загривку получают оба соведущих.
« В мире животных» - Исаак, уютно устроившийся в студийном кресле, вещает голосом Дроздова с умиленной интонацией:
- В прошлый раз мы с вами познакомились с химерами и сильфидами. Сегодня у нас новый оператор, дорогие телезрители, и мы поговорим о таких чудесных существах, как оборотни. Вот у нас в студии появляется Гудериан. Посмотрите, какой он забавный! Видите, какие у него острые зубки (бесцеремонно пихает в рот Райсцану немытые пальцы). Недовольный оборотень раздраженно поправляет галстук.
- В неволе обыкновенно они как правило не размножаются – повествует маг, поглаживая косматую голову телохранителя - Но на выходных, как правило, оборотни собираются на водкопой, вслед за чем у них начинается брачный период….
Далее следует шоу «Давай поженимся!». Соревнования по перетаскиванию Авеля в прямом эфире разъярённой ордой женщин. Судят, вернее, ведут это безобразие троица нагло рассевшихся тролльих морд, оставшихся по разным причинам равнодушными к этому совершенству: Сет, сестра Паула и почему-то благостно улыбающийся Каин, поигрывающий бусиками.
Далее – программа: «Человек и закон». Леон Одуванчик.
«Пусть говорят» Эстер, Ион и смертельно уставший от них Авель с тампонами в ушах.
Новости. Ведущие – Трес и Дуо. Прогноз погоды ведет Ноэль Бор, постоянно загораживающая определенной частью тела Германику, но даже ее непосредственным жителям абсолютно пофиг, что они второй год не могут разглядеть значки показателей температур по стране.
Теледебаты Медичи и Катерины. Первоначально этот проект хотели назвать « К барьеру!», но передумали, так как только получив приглашение на программу, участники тут же послали друг другу вызов, избивая соперника перчаткой, назначили секундантов и выбрали оружие, едва не начав стреляться. Франческо поливает безупречную укладку сестры газировкой, Катерина поливает в свою очередь Франческо грязью.
В паузе технично вклинивается реклама «Тафт» :
« Рим. Гроза, ураган, угроза цунами. Моя укладка идеальна как 8 часов назад!»
Вечер индийского кино: «Зита и Гита». Трагичная история о сестрах- близнецах, разлученных в детстве. В ролях: Дуо и Трес. Если говорят, что в индийском кино полагается, что висящее на стене ружье в конце обязательно станцует и споет, то уж киборгам от этого наверняка не отвертеться.
Шоу «Без комплексов». Ведет его Астороше Асран. Собравшиеся в студии бабы гонят на отца Найтроуда.
Далее в программе трансляция товарищеского футбольного матча между командами Акса и Инквизиции. Комментируют матч Трес и Дуо, доводя всех до белого каления своими безэмоциональными комментариями в стиле:
- Гол!
- Позитив…
- Вацлав Гавел забивает в свои ворота
- Негатив….
Судит матч специально приглашенный Гудериан. Арбитр он строгий, но справедливый, поэтому болельщики на трибунах кричат: «Судью на мыло!».
К ночи проклевываются программы иного содержания:
Каин ведет программу «Серебряный Арк», нудным и гугнявым голосом Вульфа он повествует о своей сестре Лилит. К нему в гости приходит Кадар и начинает ностальгировать о своей невинноубиенной жене Марии. Они тихо душат коньяк пополам со скупой мужской слезой.
Эта вся оргия воспоминаний перебивается рекламой секса по телефону. На экране появляется голограмма Кейт Скотт в очаровательном неглиже, которая вещает: позвони мне и я выполню все твои сокровенные желания. Код оператора…итд
Далее следует программа: «Голубой Огонек». В нем участвует инквизиция и непонятно зачем приглашенный Каспар фон Нойман ( не то Матвей неправильно интерпретировал слово «голубой», не то сам Каспар плохо понял смысл слова «огонек»). Для большей эффектности на шоу приглашен также Раду Барвон ( совершенно не подозревающий, что зажигать будет не он, а зажигать будут его) и профессор Вордсворт – непререкаемый авторитет по части эффектных воспламенений и зрелищных взрывов. Все это самодеятельное безобразие открывает брат Петр, заводя скриммер и напевая « Старая мельница, крутится – вертится». Крупным планом - благостно улыбающийся Каин, приглашенный по недосмотру из-за превратно понятой фразы «огнем воссоздадим мир».
Исаак злобно дуется на выкроившего для себя целую программу фюрера. Сам он скромно хотел возглавить свой телеканал «Культура», но оказалось, что его никто не хочет смотреть. В то время как какая-то пустяковина вроде « Секс с Ноэль Бор» или «Бои без правил» с Орсини собирали обширную аудиторию. Также Исаак крайне обижен тем фактом, что Бальтазару разрешили во время всех грядущих политических переворотов транслировать в эфире выступление его оркестра, играющего «Лебединое озеро». А вот самому Кемпферу с органом – нет… Поэтому униженны и оскорбленный Кемпфер сидит в каптерке с монтажерами налегает на спиртное. Все-таки ему утром вести « Играй, гармонь»…

@темы: Trinity Blood, фанфики, хумор, бедная, бедная торибла!

---

Игрок оборвал руки писателю. " Скайрим" - вот чума моего сердца и палач моего творчества... Не поминайте лихом....Если я умру - считайте меня коммунистом, а если не умру - то не считайте.

Меня засосала опасная трясина и жизнь моя - вечная игра...

@темы: крик души