Он был благородным маньяком: никогда не насиловал женщин и детей...
пусть будет тут,
ЗВЕРИ ВО ТЬМЕ
Автор:_Panzer__Magier
Фендом: Hellsing
Рейтинг: R
Персонажи: Ганс Гюнше, Рип ван Винкль, Шредингер
Жанр: драма
Размер: миди
Дисклаймер: мои руки ничего не крали
ЧАСТЬ 8
читать дальше
-Хм. Это и в самом деле любопытно – сдержанно сказал Бернхард, но его глаза за толстыми стеклами очков горели восторгом и энтузиазмом, когда он смотрел на своих странных собеседников, расположившихся за столом – Неужели возможно полное превращение?
Во взгляде ученого читалось почти детское удивление, как будто бы он наблюдал за цирковыми зверями, потешно копирующими человеческие повадки. Казалось, его забавляло то, что они вообще могут говорить и пользоваться столовыми приборами. Как будто они и вовсе нелюди, ей –богу…
Капитану было неприятно на душе от холодка, исходящего от эмоций этого человека, они отдавали карболкой и грохотом никелированных инструментов, бросаемых в мойку. Что-то гнилостное, неистребимое просачивалось сквозь, казалось бы, понятные мысли, как вонь нечистот, забитая запахом хлорки. Но у них нет выбора, кому доверять, да и, по большому счету, вряд ли подозрителен этот сухонький, суетливый, белый как лунь старик, неустанно потчующий их довоенными деликатесами.
«Вероятно, я становлюсь излишне подозрительным» - думал капитан и обстоятельно, медленно, с плохо скрываемым удовольствием мазал себе булку маслом.
- Да – ответила Рип, с удовольствием прихлебывая дефицитное по нынешним временам какао – Он полностью превращается в волка. По крайней мере, это выглядит примерно как волк. Док ввел ему экспериментальную вакцину, поэтому неизвестно, долговременный ли это эффект - у капитана Гюнше нет чипа, который контролирует процессы в организме, как у меня или Шредингера. Зато у него очень высокая степень регенерации.
- Да! Ему прострелили грудь насквозь - и все за день зажило. Как на собаке. Даже лучше - воскликнул Шредингер, насколько восторженно, насколько это можно было сделать с набитым ртом. Прапорщик коршуном витал над столом, жадно накидываясь на предложенную еду. Он уминал все – мясные консервы, вафли, сгущенное молоко, ломал печенье в чай и с удовольствием прихлебывал густую жижу с плавающими поверху размякшими комками.
После предложенной сигары Ганс совершенно оттаял. Блаженная сытость разливалась по телу, заставляя вервольфа позевывать в кулак, лениво смаргивая. Сизый табачный дым повисал осенней паутиной от угла до угла, и мысли путались в нем, терялись, повисали недодуманными, осоловелыми. Сквозь пелену внезапно навалившейся дремоты Ганс увидел, что Шредингер уже давно спит, уронив голову на штопаную скатерть. Глаза сидящей напротив него Рип мутно и пусто глянули сквозь него, и закатились под лоб. Она обмякла как марионетка, у которой одним махом перерезали нити. Словно в сильном замедлении он увидел, как подпрыгнули и тяжело упали на пол ее длинные косы и остались лежать, неловко изогнувшись, как мертвые змеи. Гюнше словно зверь, почуявший опасность, рывком поднялся на ноги и едва не упал. Перед глазами все плыло, звуки стали тягучими, дрожащими. Мир бесновался и вертелся вокруг него, заворачиваясь в воронку. Капитан рывком выхватил маузер и, тяжело сипло дыша, прорычал, обращаясь к маячившему смутно белому пятну.
- Что ты нам подбросил? Говори…
Оборотень двинулся на профессора, как разъярённый раненный медведь и в застилающей глаза алой звериной злобе своей он не видел, как в двери вошли люди в неброских костюмах. Он выстрелил навскидку, не целясь, и пуля свистнула кнутом возле уха Бернхарда. Серые тени окружили его и открыли огонь, методично всаживая пулю за пулей и сжимая кольцо, пока грудь мужчины не превратилась в кровавое месиво, пока он не упал, воя и рыча. В глазах капитана все плыло и мерцало, разрывая зрачки отголосками боли - нечеловеческой боли, полыхающей в искромсанных внутренностях жидким огнем. Не в силах пошевелится, он давился слюной и хрипел. Гюнше увидел, как из смутной дымки вышел человек в нелепых круглых очочках, в дешевом костюме, сером, негнущемся, словно облаченный в жесть. Узколицый щуплый студентик с питоньим взглядом. Он склонился над телом вампирши, с интересом вглядываясь в затуманенные наркотиком остекленевшие глаза, поблескивающие в полуоткрытом рту клыки, и попробовал на остроту их пальцем. Так охотник подходит к подстреленной добыче. Но в поведении его не было торжества, с которой иной ценитель подобного времяпровождения подымает за хвост затравленную тварь, с восторгом говоря: «Гляди, какой матерый».
- И Артур говорил, что они опасны… - насмешливо произнес он - Боши наплодили всего лишь подделку, искусственных самодельных уродов…
Англичанин с брезгливостью ткнул носком ботинка в бледную щеку девушки и наклонился над Гансом. Капитан ощерился, захлебываясь кровью и тяжело дыша, судорожно скреб кафель когтями, как будто силясь встать.
- Но надо сказать, что за столь краткий период времени Непьер добился поразительных успехов. Образцы можно взять за основу. Особенно этого. Три обоймы в него высадили – а поди ж ты…Сколько продействует ваша бурда, профессор?
- Достаточно. Эта доза давно бы убила пятерых человек.
- Готовьте лабораторию…
-Я думал, они вам нужны живыми – удивленно сказал старик.
- За каким чертом? – пробормотал, прикуривая от щегольской гравированной зажигалки, британец и огонек дьявольской красной искрой отразился на стеклах его очков.
- Чип напрямую связан с нервной системой, поэтому, неизвестно, будет ли он функционален вне организма – поправил очки Бернхард, стараясь не смотреть на истекающего кровью офицера, на след от грязного ботинка на бледном лице веснушчатой некрасивой девушки.
- Ладно, бросьте их пока в боксы. Попробуете сначала на одном.
Профессор растерянно глянул на едва дышащего оборотня, ослабевшего от кровопотери, на посиневшую кожу вампирши, и тяжело вздохнул.
- Пожалуй, на мальчишке – решил за него мужчина – Все равно экземпляр не особо ценный – способностей у него особо нет. Больше шансов, что второй чип вы извлечете целым.
**
Рип едва понимала, где находится. Металлические холодные стены, решетчатый, впивающийся в ребра пол. Просто стальной ящик.
Ну вот, довелось же так бездарно попасться – подумала она - А теперь или потравят газом или раскромсают, как лабораторную мышь.
Говорят, что умирать жаль. Но жаль, наверное, только тому, кому есть что терять. А что терять ей, прожившей коротенькую блеклую жизнь, которая не оставила отпечатков ни на чьей судьбе, так - цепочку едва заметных звериных следов, которую стирает выпавший снег. Словно сквозь пелену, ей мерещились размытые картины прошлого, похожие на сырую акварель – тяп-ляп – и только нечеткие блеклые тени на листе наскоро. В затуманенном наркотиками мозгу плескалась серебрящаяся холодная река, в которой отец ловил юркую форель. Она снова увидела его долговязую фигуру в порыжелом сюртуке, блестящую макушку в венчике седых волос, умные живые глаза за толстыми стеклами пенсне. Каждое лето они подымались на альпийские луговины, где он, вооруженный геологическим молотком, откалывал образцы породы.
- Ну-ка Рипхен, а это?
- Полевой шпат – выпаливала веснушчатая девочка, и ковыляла за ним, до смешного похожая долговязой нескладной фигурой и круглыми очками.
- Папа, я хочу поступать в консерваторию.
- Какие глупости, Габриэль.
Глупости? Вот уж нет. Она упорно старается, играет целыми вечерами на пианино. И проходящие под окнами дома декана студенты слушали, как по узенькой улице катятся мелодии вальса, словно сорванные с ветвей кружащиеся желтые листья. Ее пальцы в бредовом полусне рефлекторно пошевелились, пытаясь подобрать гамму. Листья с шорохом унес ветер, и звуки музыки заглушил топот сапог, рев моторов. Студенты уходили в серой форме по избитой брусчатке. Взамен них присылали только мятые листки, аккуратные буквы на которых рисовали смерть в неведомом ледяном краю. За ними ушел и старый декан. Потом форму надела сама Рип – не зря она побеждала во всех состязаниях по стрельбе. Но для нее смерть не пахла палой листвой, не походила на квадратик серой бумаги полученной из рук почтальона. Ей вспомнилось, что смерть холодна и пахла она даже не химикалиями и не отдавала болью уколов, не блестела линзами на глазах Дока – она приходила к ней сверкающая и чистая, как горный воздух, раздирающий грудь, холодная, как снег на высоком перевале. В висках бешено колотило, отдавая хрустальным звоном, все реже и мягче с каждым ударом, с каждой вытекающей из тела капле крови. Чужая пуля сидела в груди пронзающей болью. Солнце – высокое и холодное, вставало прямо над ней, слепило снежным сиянием, и у нее в глазах плыли голубоватые очертания гор, накатывая, как морские валы. И ей казалось там, на вершине мира, что боль и есть пронзительный нестерпимый свет, режущий изнутри, холодный, как сталь. Как солнце в горах. Она, мучась от жажды, судорожно давясь, ела окровавленный снег, чуя, как силы покидают ее. И обжигающая слепящая белизна поглотила ее, завертела и бросила на снег без дыхания. Умирать ведь вовсе не больно. Уж она-то помнит. Дай бог, чтоб и эта смерть была милосердной…ведь она тоже пахла светом и холодом.
**
Невыносимо болел бок, и ужасающе пекло в груди, в пересохшем от жажды рту. Сквозь полудрему Ганс ощущал приятный холод металла на горящем от жара виске. Раны начинали затягиваться и глухо болезненно саднили. Капитан откашлялся и сел, сжимая руками кружащуюся голову.
Если не убили сразу, не значит ли это, что отсрочку он выкупил собственными муками. В который раз. Уж лучше бы пристрелили, ей-богу – и закончилась бы эта бессмысленная круговерть, эти обреченные метания последних недель. Он так устал бесцельно идти по трудной и пыльной дороге, которая никуда не ведет. Хотя больше всего хотелось повернуть и возвратиться назад. Возвратится назад к белым воротам маленькой фермы под Мюнхеном.
«Вот я вернусь и обязательно починю трактор – вертелось в затуманенной голове оборотня - Я ведь обещал, пусть даже в той, другой жизни. А запчастей нынче днем с огнем не достанешь... На чем пахать? Что сеять? Кому работать? Как там они без него? Небось на коровнике крыша уже совсем худая… Вот ведь вернулся– за все бы взялся… Да поди ж ты. Какое тут «вернутся»…Небось, давно похоронку получили.
Он живо представил себе почтальона, обыкновенно разъезжавшего по округе на дребезжащем расхлябанном велосипеде, как он смущенно, не поднимая глаз, сует затертый конверт в мозолистую руку брата.
- Эрна, Ганс погиб… - скажет он, не понимая, что сказал.
Заревет невестка, комкая передник. А брат обнимет ее за плечи, и они будут стоять на крыльце, в вихре сухой желтой пыли поднятой полупьяным почтальоном, ловя отдаляющийся натужный скрип колеса. Почему-то от этой так живо представившейся ему сцены муторно стало на сердце. Вроде как себя жалко. Тьфу, глупости какие.
А ведь в глубине души он все же надеялся и думал, что когда-то вернется туда, и надежда его была столь мала и невозможна, что походила на обещание потерянного рая, на мечту о возвращение в обетованную землю, где нет места горю и бессмысленным страданиям. И много чего еще думал, да, видать, не судьба…
**
Шредингер раскладывал найденные в кармане спички на полу, зябко поджав под себя худые ноги. Он складывал из них фигуры и слова, стараясь убить время до того как убьют его.
Из спичек он сложил дом с трубой и окошком. Хм, а был ли у него когда-нибудь дом? В квадратике ему виделась большая светлая комната наполненная запахом духов и крахмальным шорохом платья. Мать поднимает его на руки. Он не видит ее лица, потому что совсем не помнит его, но знает, что это она, пахнет лавандой и печеньем. Отец пахнет по – другому - крепким табаком, он большой и темный, и на руках у него страшно и непривычно высоко.
Раз, две, три спички, пять - получается рогатка. Из такой он стрелял вившихся над бараками жирных ворон, лоснящихся, как офицерские сапоги.
- Ах ты, маленький говнюк! – кричит Зорин, хватая его за шиворот. Она кричит, но ее глаза смеются, несмотря на то, что прапорщик якобы ненамеренно попал из рогатки прямо в середку юбки, туго обтягивающей зад обершурмфюрера. У нее еще румяное симпатичное лицо и рыжеватые волосы до плеч, модно завитые, как у киноактрисы. Шредингера волокут прочь. Он ненавидит, когда ему велят тихо сидеть в кабинете и не мешать дяде Максу. Он не хочет тут сидеть. Он хочет на улицу.
Он выложил четырехугольник из спичек.
Дверь… Выйти в дверь… Не хочу сидеть… Надоело… - напряженно и угрюмо думал он и тут понял, что он стоит в длинном темном коридоре перед стальной дверью. Казалось, что это очередное видение, это бред, но дверь была более чем реальна. Он с трудом поднял задвижку и распахнул ее. На железном полу бокса перед ним лежала выложенная фигурка из спичек.
ЧАСТЬ 9
читать дальше
Шредингер не верил своим глазам: неужели он смог пройти сквозь стену, всего лишь пожелав этого? Невероятно… Но это ему не привиделось. Значит, и у него проявились способности, о которых говорил Док? Ну уж теперь уж эта несносная вампирша перестанет над ним надсмехаться. Это ван Винкль – ни на что не годное и бесполезное создание, а вовсе не я – злорадно подумал Шредингер. Если раньше он просто недолюбливал оберштурмфюрера, то теперь он практически ее ненавидел. Ненавидел за вечное нытье, за визгливый голос, за косолапую неловкую походку, за то, как странно смотрит на нее капитан. Ганс всегда был ему другом - с тех пор, когда он появился на базе: молчаливый, суровый, в подозрительно новой, словно с иголочки эсесовской форме, к которой, будто он еще не привык, с коричневым тропическим загаром на грубом лице. Прапорщик с первого дня ходил за ним как приклеенный, буквально путался у капитана под ногами, частенько мешая, но не получал даже неодобрительного взгляда. И, пожалуй, этот неугомонный подросток был единственным, к кому проявлял молчаливую симпатию Гюнше. Пока не появилась она – эта проклятая Рип. Капитанская подстилка. Тьфу.
Прапорщик с трудом провернул забытый кем-то ключ в замке соседней двери и толкнул ее изо всех сил плечом. Тяжелая толстенная металлическая дверь со скрипом отворилась и из мрака на него глянули знакомые светлые глаза – зеленые, немигающие. Слишком много было пустой белизны в этих круглых глазах, оттого и казались они диковатыми, звериными, недобрыми
- Шредингер? – удивился Гюнше, поднимаясь ему навстречу.
- Идем – прапорщик взял в руку мозолистую теплую ладонь вервольфа – Идем, Ганс. Скорее – прошептал он.
Капитан недоуменно поднял бровь.
- Где Рип?
- Черт с ней. Пошли - нетерпеливо пританцовывая на одном месте, заныл прапорщик и потянул вервольфа за полу шинели - У нас мало времени.
Ноздри Ганса мелко задрожали. Он поднял руку и молча заехал подростку в ухо. Даже не глянув на заскулившего прапорщика, он стремительно метнулся к последней двери, трясущимися от напряжения руками рванул на себя, и остановился, как вкопанный, тяжело надрывно дыша. Третий бокс был пуст. Гюнше заскрежетал зубами, и в широко распахнутых глазах промелькнуло что-то похожее на отчаянье.
- Твою мать, только не это… - сказал он, хотя Шредингеру на миг показалось, что губы капитана даже не двинулись.
Неизвестно, какие страшные картины нарисовало ему воображение, вселив в него бездумный панический звериный ужас. Он потянул носом воздух и ощутил слабый запах, солоноватый отчетливый запах вязкой и темной нечеловеческой крови, и пошел на него, едва не побежал. Его гнал вперед страх, застилающий глаза, страх увидеть маленький трупик с развороченной грудиной и остановившимися глазами, услышать звон инструментов, падающих в полоскательницу, уставших полосовать кровившую покорную плоть, белую, веснушчатую кожу. Губы капитана беззвучно шевельнулись, коротко пробормотав не то ругательство, не то молитву. Шредингер знал, что он произнёс: имя. Имя, которым ее никто не называл.
**
Рип даже не открывая глаз, она поняла что ее везут на больничной каталке. Ей было знакомо это ощущения, как и чувство того, что она находится где-то под землей, неуловимо давящее виски. Над ней мелькали серые плиты потолка, опутанные сетью трещин – следов бесконечных бомбежек последнего времени.
Человек в белом халате наклонился над ней, и над марлевой маской поблескивали стекла очков, скрывающие светлые, словно выцветшие от времени глаза. Вампирша зашипела, заворочалась, но руки ее были накрепко привязаны ремнями.
- Тихо – склонился над ней человек со знакомым надтреснутым голосом – Тихо. Сейчас я сделаю тебе укол.
Но от него она не упала снова в смутное беспамятство – напротив, от него прояснилось в голове, ушла мятая ватность из тела.
- Так лучше? – он расслабил ремни. - Сможешь вытянуть руки?
Она кивнула.
- А?...
- Твои друзья живы. Возможно, мне удастся их выпустить по шумок – может, в тот момент ей показалось, но глаза над медицинской маской улыбчиво сверкнули.
- А пока закрой глаза и не двигайся – что бы я не говорил и не делал, пока я не дам тебе знак… Беги к лифту – он в конце коридора, окажешься на набережной. Ясно?
Рип снова кивнула.
- В здании около двадцати человек. Рядом с тобой под простыней твоя винтовка.
- Мушкет, профессор – слабо улыбнулась девушка – Это не винтовка, а мушкет.
- Неважно. Важно чтобы вы убили Гарленда, прежде чем он вас.
- Кто такой Гарленд?
- Увидишь - не ошибешься. А теперь закрой глаза… - шепнул он.
Каталку с лязгом тряхнуло на порожке, и под закрытыми веками ван Винкль алой короной зарделся свет нестерпимо яркой лампы над операционным столом.
**
Шредингер с восхищением и завистью смотрел, как подбирается вдоль узкого коридора к жертве капитан. Рослый офицер в длинной шинели ступал бесшумно, казалось, он не двигается в чахлом подрагивающем свете лампочки, а плывет, словно ком серо-зеленого дыма. Лишь только рука человека, почуявшего шорох грубой ткани за спиной, легла на кобуру, стальные пальцы вервольфа схватили его за горло. Гюнше душил агента с холоднокровной терпеливостью питона – лишь бы не взвизгнул, не закричал, хотя руки капитана мелко дрожали от едва сдерживаемого отчаянья. В карманах неброского пиджака обнаружилась пачка сигарет и браунинг. Пачку капитан сунул себе, а пистолет вручил Шредингеру. Но нехотя, будто с недоверием.
- Не смей палить без надобности. Ясно?
- Тихо, Альберт, кажеться тут кто-то есть – пробормотал один из агентов, входя в полутемную комнату, заваленную незабитыми ящиками. Посередине ее стоял стеклянный сосуд, вбитый в громоздкую погнутую алюминиевую раму. На дне его плескалась нечистая сероватая жижа.
Парень осветил фонариком зловещий агрегат, подмигнувший ему красноватым огоньком. Эта штуковина, извлеченная из развалин лаборатории доктора Непьера и с бережением перенесенная сюда, говорят, применялась для генерации фриков. Он подошел ближе, вглядываясь в ее содержимое и поморщился – в слизи плавал огромный клок черных длинных женских волос.
- Гадость какая… - фыркнул он. Аппарат снова ответил ему красным отблеском, блуждающим по стеклянной стенке. Британец озадаченно обошел кругом стеклянный саркофаг, но все системы были отключены от электросети.
- Странно - пожал плечами тот, и странный красный огонь снова мелькнул уже ближе в сыром и пахнущем мышами сумраке. Потом их стало два. Это были горящие нечеловеческие глаза немигающе вглядывающиеся в него. Длинная угловатая тень встала перед ним в грязной шинели и одной рукой подняла его за шею. Агент позеленел, хрипя и слабо подергивая ногами.
- Джо? – забеспокоился его напарник, заглядывая в комнату. Он побледнел, увидев, как за штабелем ящиков скрываются ноги в знакомых щегольских ботиках, будто какой-то огромный хищник тащил за собой тело, словно задавленную добычу.
Он выхватил оружие, и, сняв его с предохранителя, двинулся вдоль рядов пыльной тары. Глянув за угол, он ужаснулся увиденному. Чудовище, склонившееся над растерзанным трупом, повернуло к нему измазанное кровью лицо. Человеческое лицо с полными ярости алыми глазами.
- Ты…ты – пробормотал британец, наводя на него пистолет, и собирался было нажать курок, чтобы пустить пулю меж этих адских огней. Но грянул выстрел, и агент рухнул наземь с развороченным затылком. Позади него стоял прапорщик с браунингом, хрипло и испуганно дыша.
- Черт, Шредингер. Сейчас на шум … – зарычал Ганс, выхватывая из его рук оружие и толкая самого гитлерюгендовца наземь. В этот же момент пули просвистели над плечом капитана.
- Их еще трое…
Капитан скрипнул зубами. В его глазах кипел и клокотал сам ад, полный корчащихся и изнывающих от нелюдских страданий душ. Шесть пуль. Шесть трупов. В коридоре, в лифте, на лестнице еще поворот. Еще один. Поворот. Еще лестница. Хоть бы успеть. Он шел и убивал – методично и быстро. Но ничего не могло унять гнетущей сердце тревоги. От запаха крови он терял след – тонкий, едва различимый. Капитан замер, глотая сбившееся дыхание. Только бы не опоздать. Только бы…только бы… - бешено колотилось сердце.
**
- Мистер Гарленд? – вопросительно глянул профессор на худощавого светловолосого юношу в нелепых круглых очках. Если бы не его странно цепкий взгляд, его можно было бы принять за внимательного ассистента – так обманчиво скромен был дешевый серый пиджак под белым халатом.
- Начинайте – кивнул тот, закуривая папироску, наблюдая за каждым движением Бернхарда. Операционная была залита мертвенно-белым пронзительным светом, и сам щуплый профессор, почти торжественный и серьезный, казался в окружении аккуратно разложенных инструментов жрецом, скрупулёзно готовящимся к важному ритуалу. Он был похож на древнего авгура, гадающего по внутренностям жертвенного животного о судьбе Рима. Только этот жрец предсказывал судьбу Британии. Судьбы, которую, возможно, определяло то, что лежало на операционном столе под белой простыней, словно на алтаре; скрытое в недрах тощего тела волшебство, преодолевшее саму смерть и несущее его. Профессор надел перчатки и взял в руки скальпель, сияющий как истина, явившаяся свыше. Острое как лезвие рассекло, словно масло, бледную веснушчатую кожу на девичьем горле. Темно-красная, темная как вино кровь, пахнущая сладковатостью разложения, ленивой упругой каплей поползла вниз.
**
В ноздри вервольфа внезапно ударил пряный и сильный запах от которого сердце капитана сжалось, как тигр перед прыжком и замерев на миг, неистово заколотилось в висках.
- Туда, Шредингер…
ЧАСТЬ 10и не гребет
НОВАЯ!!!!!!!! кину сегодня ибо завтра это будет как-то непатриотично, потому что онипосоны вообще ребята господа вообще фашисты
Прибаяненный эпиграф к произведению:
Деревня. Двое лежат на сеновале.
-Ты до меня за кем-то ухаживал?
-За скотиной. Но это так, без любви.
читать дальше
Примечание к главе от автора: Это конечно неканонично, но почему-то автор был всегда уверен в том, что способности Рип на самом деле являются телекинезом. Поэтому заранее прошу прощения за этот бедлам, устроенный госпожой ван Винкль.Автор уже настолько сделал из нее божьего одуванчика, что на это, право, неприятно смотреть.Давно пора спросить ее: вампир вы или где?
итак
Британец следил за тонким лезвием в руках профессора, за выступившей на холодной коже одинокой каплей. Он смотрел на укрытое простыней тело, лежащее на операционном столе, с любопытством и нетерпением. Таинственные технологии и магия крови породили монстра, который незримо таился под невзрачной оболочкой, еще и сам не ведая своей силы. Гарленд наклонился, поправив очки, пристально вглядываясь в бледное и спокойное, словно закоченевшее лицо. И тут глаза вампирши внезапно широко распахнулись. Она молниеносно вскочила на ноги, выхватив из-под простыни непонятный длинный предмет и наставив его на агента. В глаза британцу немигающе глядело дуло старинного мушкета. Так похожий на студента молодой человек ухмыльнулся – хищно и презрительно.
- Только попробуй – прорычала ван Винкль, едва его рука потянулась к скрытой костюмом кобуре.
В синеве огромных радужек загоралась закатная краснота, в искаженном свирепой звериной гримасой рту блестели белые острые клыки. И это большеглазое девичье лицо в один какой-то неуловимый миг обратилось в безумную маску, в оскаленный череп с глазницами, полными кроваво-алым. Ее спутанные отливающие синевой волосы зашевелились, словно от ветра, от исходившего от нее дико давящего чувства, словно в ярко освещенной операционной назревала буря. Время вязло и замедлялось в ставшем густым и натянутым воздухе, пронизанным напряжением. Рваное платье, превратившееся в грязные лохмотья, трепетало и вилось вокруг худых длинных ног. Так внезапно поднимается ветер перед бурей и грозой, такой сильный, что не дает дышать. Так зарождается в безмятежной степи смерч, срывающий все на своем пути. Бумаги со стола взлетели и закружились, словно подхваченные сквозняком, лежащие на подносах инструменты – пинцеты, скальпели, зажимы, ретракторы, иглодержатели висели в воздухе, словно стая, замершая в полете. Они поднимались и замирали, покачиваясь, словно косяк рыб, дремлющих в толще воды, кружили как облако вокруг неподвижного силуэта, в котором, казалось, жили только волосы и глаза – бездумные и яростно-слепые. Свет начал истерически моргать, запищала, тревожно загораясь огоньками, нагроможденная вокруг аппаратура. Гарленд закричал, но даже не слышал сам себя в вое ветра и шорохе бумаг. Папки и книги начали кружиться по комнате и бессильно биться об стены, словно ослепшие испуганные птицы. И он увидел нечто невообразимое промелькнувшее перед ним, словно в замедленной киносъёмке. Он услышал собственный крик со стороны, он видел, как сбежались все остальные агенты с оружием в руках, как молодой луной ощерилось лицо вампирши. Губы ее дрогнули, бормоча что-то бессвязное, и пуля вырвалась из ствола мушкета, вычерчивая сверкающей синевой свой путь. Она пронеслась зигзагом, кромсая и разрывая тела, отрывая конечности, круша кости и черепа, металась, словно муха по комнате, но не хаотично, нет. Пуля летела, управляемая взглядом сияющих адским пламенем глаз, следуя неуклонно движениям сузившихся зрачков.
- Телекинез, поразительно… – подумал он и понял, что произнес это вслух. Как он мог знать, что даже это слабое с виду существо было монстром, воле которого подчинялось неподвластное.
Вампирша захохотала, растягивая зубастый рот до ушей, как пьяная или откровенно безумная. Она переступила через трупы, и двинулась к нему, медленно и уверенно ступая по крови босыми ногами. Мединструменты вились вокруг нее безмолвным пчелиным роем, следовали за ней.
Он выхватил пистолет и начал выпускать пулю за пулей, но они с лязгом ударялись об стальной кружащийся вокруг нее рой, присоединяясь к нему либо отлетая рикошетом. Эта масса кружила вокруг нее в темной комнате словно галактика сверкающих в отблесках истерично мигающих ламп стальных звезд. Это скопище вращалось, словно смерч, все быстрее и быстрее, и в сверкающем смертоносными ножами колодце стоял монстр, хохоча, словно ведьма, в ореоле спутанных шевелящихся волос.
Гарленд стоял словно парализованный, глядя как в операционную ворвались еще трое его людей, и снова пули с визгом и сполохом ударили в рой. И тут вампирша весело рассмеялась и зажмурилась, как ребенок, ожидающий неожиданный подарок, который очень хочет подглянуть, но боится испортить сюрприз. Скальпели и щипцы полетели во все стороны, кромсая и впиваясь в плоть, продирая насквозь неброские серые костюмы. Британца обожгло резкой болью, лишь миг, брызнувший сотнями стальных осколков – и он хрипел на полу, а чудовище стояло прямо над ним, встав холодной, мокрой от крови босой ногой на его руку с зажатым в ней револьвером.
- Ну, все… Теперь ты заплатишь за все… – медленно вымолвила вампирша и ее голос, полный холодной брезгливой ненависти, стал визгливым и сиплым, как режущая металл пила. Инструменты снова поднялись в воздух, следуя за ван Винкль голодной окровавленной стаей.
Натянутую тишину пронзил выстрел. Высунувшийся из-под операционного стола ( под которым он весьма проворно для человека скрылся при первой же возможности) профессор Бернхард недоуменно глядел на дело рук своих – пуля, выпущенная из его пистолета попала в аккурат меж глаз еще оставшегося в живых ( впрочем недолго) агента, целившегося в неподвижный тонкий силуэт девушки.
- Я ведь вас предупреждал, папаша, что вы ей-богу ненароком пристрелите кого-то из своего «Люгера» - прозвучал сухой, будто говоривший с явной неохотой, низкий голос.
Ван Винкль резко обернулась через плечо – в дверях показалась долговязая фигура в шинели и Шредингер, с лихим и бравым видом сжимавший в руках трофейный «Браунинг».
- Капитан – вымолвила вампирша и ее глаза утратили красноту, близоруко щурясь, и ее лицо озарилось робкой детской полуулыбкой. Пинцеты и скальпели с грохотом попадали на пол. И, казалось, в какую-то неуловимо малую долю секунды напряжение в комнате развеялось, как дым, словно ураган, внезапно сменился штилем.
- Ганс… - тихо сказала она. Гюнше не тронулся с места, но он так странно поглядел на оберштурмфюрера – пристально, неотрывно, что диковатые зеленые глаза капитана казалось, горели внутренним золотым светом. Его неулыбчивые тонкие губы дрогнули выдохом облегчения.
- Габриэль…
Она кротко подняла на него глаза, ловя странный напряженный взгляд и замерла, но лишь на миг. Миг, который казалось капитану, длился вечно. И бросилась к нему, метнулась, обвивая шею вервольфа тонкими цепкими руками.
- Ганс – по-детски протянула она, приникнув к грубой ткани шинели. Гюнше обнял вампиршу, пряча нос в жестких растрепанных волосах с неловкой неуклюжей ласковостью прижимая ее к себе, вдыхая знакомый горьковатый запах.
- Ганс, я так боялась… - захныкала Рип и ее глаза влажно заблестели от назревающих слез, которые казалось вот-вот хлынут из ее глаз– не то от облегчения не то от радости
- Все хорошо. Я здесь – пробормотал капитан и быстро окинул взглядом помещение.
- Ну, будет тебе. Развела сырость – грубовато сказал он, смутившись проявления своих чувств – А чего вы так долго возитесь, оберштурмфюрер?
- С чем? – захлопала ресницами ван Винкль.
- Да с этим дерьмом – оскалил зубы Гюнше склоняясь над англичанином. Очки сползли с иссеченного лица агента, и теперь он был вовсе не похож на вежливого студента. Серые глаза британца сияли холодной яростью стали. Он выставил пистолет и судорожно нажал на курок. Щелчок. Еще щелчок. Магазин был пуст.
Вервольф сделал к нему еще шаг. Он был холоден и спокоен. Совершенно спокоен ибо глодавшие его панический страх и отчаянье покинули его. Утонули в чужих синих глазах той, которой он никогда не позволит причинить зло, пока он жив.
Он просто коротко и скупо пустил пулю ему в голову и на белый кафель брызнули кровь и мозг из развороченного затылка, и в этот сухой выстрел он вложил всю злобу за ту боль, которые он причинил ему, всаживая пулю за пулей в тело, за тревогу, за страх изглодавший сердце вервольфа, за те самые синие глаза, которые никогда не должны плакать. Или хотя бы пореже…
Шредингер с достоинством вернул свой новый пистолет в болтавшуюся у него на поясе кобуру и покачал головой, рассматривая иссеченные и пронзенные пулями трупы в до боли знакомых недорогих костюмах.
- Здорово разделала, оберштурмфюрер.
- И это только одна пуля! – самодовольно хмыкнула вампирша.
- Боже! Эта твоя дрына еще и стреляет? – фыркнул прапорщик.
- Еще как! – любовно погладила приклад старинного мушкета ван Винкль.
- Вы бы видели… - встрял в разговор профессор, отряхивая застиранный белый халат и с расстройством оглядывая разорённую операционную, прибавил – И еще: я никогда не видел, чтоб кто-то так обращался с медицинскими инструментами.
Ван Винкль хмуро глянула на страика из-под тонких бровей:
- А вы зачем вы это сделали?
- Что из двух?
-Ну насчет первого то я поняла – невесело сказала она, поглядывая на трупы агентов – Но меня больше интересует второе… Зачем вы теперь?
- Помогаю вам? Ну, не мог же я позволить этому подонку причинить вред такой славной девушке – отшутился он и ущипнул за щеку вампиршу. Рип смущенно зарделась и даже ее вздернутый нос до кончика покраснел. Капитан как-то тепло улыбнулся, глядя на нее и в его взгляде было столько затаенной ласковости, что даже сам Бернхард усмехнулся:
- Ну…вы ведь тоже люди.
- Мы не люди – вздохнул Гюнше.
- Вы… вы больше чем люди – сказал ему профессор.
ЗВЕРИ ВО ТЬМЕ
Автор:_Panzer__Magier
Фендом: Hellsing
Рейтинг: R
Персонажи: Ганс Гюнше, Рип ван Винкль, Шредингер
Жанр: драма
Размер: миди
Дисклаймер: мои руки ничего не крали
ЧАСТЬ 8
читать дальше
-Хм. Это и в самом деле любопытно – сдержанно сказал Бернхард, но его глаза за толстыми стеклами очков горели восторгом и энтузиазмом, когда он смотрел на своих странных собеседников, расположившихся за столом – Неужели возможно полное превращение?
Во взгляде ученого читалось почти детское удивление, как будто бы он наблюдал за цирковыми зверями, потешно копирующими человеческие повадки. Казалось, его забавляло то, что они вообще могут говорить и пользоваться столовыми приборами. Как будто они и вовсе нелюди, ей –богу…
Капитану было неприятно на душе от холодка, исходящего от эмоций этого человека, они отдавали карболкой и грохотом никелированных инструментов, бросаемых в мойку. Что-то гнилостное, неистребимое просачивалось сквозь, казалось бы, понятные мысли, как вонь нечистот, забитая запахом хлорки. Но у них нет выбора, кому доверять, да и, по большому счету, вряд ли подозрителен этот сухонький, суетливый, белый как лунь старик, неустанно потчующий их довоенными деликатесами.
«Вероятно, я становлюсь излишне подозрительным» - думал капитан и обстоятельно, медленно, с плохо скрываемым удовольствием мазал себе булку маслом.
- Да – ответила Рип, с удовольствием прихлебывая дефицитное по нынешним временам какао – Он полностью превращается в волка. По крайней мере, это выглядит примерно как волк. Док ввел ему экспериментальную вакцину, поэтому неизвестно, долговременный ли это эффект - у капитана Гюнше нет чипа, который контролирует процессы в организме, как у меня или Шредингера. Зато у него очень высокая степень регенерации.
- Да! Ему прострелили грудь насквозь - и все за день зажило. Как на собаке. Даже лучше - воскликнул Шредингер, насколько восторженно, насколько это можно было сделать с набитым ртом. Прапорщик коршуном витал над столом, жадно накидываясь на предложенную еду. Он уминал все – мясные консервы, вафли, сгущенное молоко, ломал печенье в чай и с удовольствием прихлебывал густую жижу с плавающими поверху размякшими комками.
После предложенной сигары Ганс совершенно оттаял. Блаженная сытость разливалась по телу, заставляя вервольфа позевывать в кулак, лениво смаргивая. Сизый табачный дым повисал осенней паутиной от угла до угла, и мысли путались в нем, терялись, повисали недодуманными, осоловелыми. Сквозь пелену внезапно навалившейся дремоты Ганс увидел, что Шредингер уже давно спит, уронив голову на штопаную скатерть. Глаза сидящей напротив него Рип мутно и пусто глянули сквозь него, и закатились под лоб. Она обмякла как марионетка, у которой одним махом перерезали нити. Словно в сильном замедлении он увидел, как подпрыгнули и тяжело упали на пол ее длинные косы и остались лежать, неловко изогнувшись, как мертвые змеи. Гюнше словно зверь, почуявший опасность, рывком поднялся на ноги и едва не упал. Перед глазами все плыло, звуки стали тягучими, дрожащими. Мир бесновался и вертелся вокруг него, заворачиваясь в воронку. Капитан рывком выхватил маузер и, тяжело сипло дыша, прорычал, обращаясь к маячившему смутно белому пятну.
- Что ты нам подбросил? Говори…
Оборотень двинулся на профессора, как разъярённый раненный медведь и в застилающей глаза алой звериной злобе своей он не видел, как в двери вошли люди в неброских костюмах. Он выстрелил навскидку, не целясь, и пуля свистнула кнутом возле уха Бернхарда. Серые тени окружили его и открыли огонь, методично всаживая пулю за пулей и сжимая кольцо, пока грудь мужчины не превратилась в кровавое месиво, пока он не упал, воя и рыча. В глазах капитана все плыло и мерцало, разрывая зрачки отголосками боли - нечеловеческой боли, полыхающей в искромсанных внутренностях жидким огнем. Не в силах пошевелится, он давился слюной и хрипел. Гюнше увидел, как из смутной дымки вышел человек в нелепых круглых очочках, в дешевом костюме, сером, негнущемся, словно облаченный в жесть. Узколицый щуплый студентик с питоньим взглядом. Он склонился над телом вампирши, с интересом вглядываясь в затуманенные наркотиком остекленевшие глаза, поблескивающие в полуоткрытом рту клыки, и попробовал на остроту их пальцем. Так охотник подходит к подстреленной добыче. Но в поведении его не было торжества, с которой иной ценитель подобного времяпровождения подымает за хвост затравленную тварь, с восторгом говоря: «Гляди, какой матерый».
- И Артур говорил, что они опасны… - насмешливо произнес он - Боши наплодили всего лишь подделку, искусственных самодельных уродов…
Англичанин с брезгливостью ткнул носком ботинка в бледную щеку девушки и наклонился над Гансом. Капитан ощерился, захлебываясь кровью и тяжело дыша, судорожно скреб кафель когтями, как будто силясь встать.
- Но надо сказать, что за столь краткий период времени Непьер добился поразительных успехов. Образцы можно взять за основу. Особенно этого. Три обоймы в него высадили – а поди ж ты…Сколько продействует ваша бурда, профессор?
- Достаточно. Эта доза давно бы убила пятерых человек.
- Готовьте лабораторию…
-Я думал, они вам нужны живыми – удивленно сказал старик.
- За каким чертом? – пробормотал, прикуривая от щегольской гравированной зажигалки, британец и огонек дьявольской красной искрой отразился на стеклах его очков.
- Чип напрямую связан с нервной системой, поэтому, неизвестно, будет ли он функционален вне организма – поправил очки Бернхард, стараясь не смотреть на истекающего кровью офицера, на след от грязного ботинка на бледном лице веснушчатой некрасивой девушки.
- Ладно, бросьте их пока в боксы. Попробуете сначала на одном.
Профессор растерянно глянул на едва дышащего оборотня, ослабевшего от кровопотери, на посиневшую кожу вампирши, и тяжело вздохнул.
- Пожалуй, на мальчишке – решил за него мужчина – Все равно экземпляр не особо ценный – способностей у него особо нет. Больше шансов, что второй чип вы извлечете целым.
**
Рип едва понимала, где находится. Металлические холодные стены, решетчатый, впивающийся в ребра пол. Просто стальной ящик.
Ну вот, довелось же так бездарно попасться – подумала она - А теперь или потравят газом или раскромсают, как лабораторную мышь.
Говорят, что умирать жаль. Но жаль, наверное, только тому, кому есть что терять. А что терять ей, прожившей коротенькую блеклую жизнь, которая не оставила отпечатков ни на чьей судьбе, так - цепочку едва заметных звериных следов, которую стирает выпавший снег. Словно сквозь пелену, ей мерещились размытые картины прошлого, похожие на сырую акварель – тяп-ляп – и только нечеткие блеклые тени на листе наскоро. В затуманенном наркотиками мозгу плескалась серебрящаяся холодная река, в которой отец ловил юркую форель. Она снова увидела его долговязую фигуру в порыжелом сюртуке, блестящую макушку в венчике седых волос, умные живые глаза за толстыми стеклами пенсне. Каждое лето они подымались на альпийские луговины, где он, вооруженный геологическим молотком, откалывал образцы породы.
- Ну-ка Рипхен, а это?
- Полевой шпат – выпаливала веснушчатая девочка, и ковыляла за ним, до смешного похожая долговязой нескладной фигурой и круглыми очками.
- Папа, я хочу поступать в консерваторию.
- Какие глупости, Габриэль.
Глупости? Вот уж нет. Она упорно старается, играет целыми вечерами на пианино. И проходящие под окнами дома декана студенты слушали, как по узенькой улице катятся мелодии вальса, словно сорванные с ветвей кружащиеся желтые листья. Ее пальцы в бредовом полусне рефлекторно пошевелились, пытаясь подобрать гамму. Листья с шорохом унес ветер, и звуки музыки заглушил топот сапог, рев моторов. Студенты уходили в серой форме по избитой брусчатке. Взамен них присылали только мятые листки, аккуратные буквы на которых рисовали смерть в неведомом ледяном краю. За ними ушел и старый декан. Потом форму надела сама Рип – не зря она побеждала во всех состязаниях по стрельбе. Но для нее смерть не пахла палой листвой, не походила на квадратик серой бумаги полученной из рук почтальона. Ей вспомнилось, что смерть холодна и пахла она даже не химикалиями и не отдавала болью уколов, не блестела линзами на глазах Дока – она приходила к ней сверкающая и чистая, как горный воздух, раздирающий грудь, холодная, как снег на высоком перевале. В висках бешено колотило, отдавая хрустальным звоном, все реже и мягче с каждым ударом, с каждой вытекающей из тела капле крови. Чужая пуля сидела в груди пронзающей болью. Солнце – высокое и холодное, вставало прямо над ней, слепило снежным сиянием, и у нее в глазах плыли голубоватые очертания гор, накатывая, как морские валы. И ей казалось там, на вершине мира, что боль и есть пронзительный нестерпимый свет, режущий изнутри, холодный, как сталь. Как солнце в горах. Она, мучась от жажды, судорожно давясь, ела окровавленный снег, чуя, как силы покидают ее. И обжигающая слепящая белизна поглотила ее, завертела и бросила на снег без дыхания. Умирать ведь вовсе не больно. Уж она-то помнит. Дай бог, чтоб и эта смерть была милосердной…ведь она тоже пахла светом и холодом.
**
Невыносимо болел бок, и ужасающе пекло в груди, в пересохшем от жажды рту. Сквозь полудрему Ганс ощущал приятный холод металла на горящем от жара виске. Раны начинали затягиваться и глухо болезненно саднили. Капитан откашлялся и сел, сжимая руками кружащуюся голову.
Если не убили сразу, не значит ли это, что отсрочку он выкупил собственными муками. В который раз. Уж лучше бы пристрелили, ей-богу – и закончилась бы эта бессмысленная круговерть, эти обреченные метания последних недель. Он так устал бесцельно идти по трудной и пыльной дороге, которая никуда не ведет. Хотя больше всего хотелось повернуть и возвратиться назад. Возвратится назад к белым воротам маленькой фермы под Мюнхеном.
«Вот я вернусь и обязательно починю трактор – вертелось в затуманенной голове оборотня - Я ведь обещал, пусть даже в той, другой жизни. А запчастей нынче днем с огнем не достанешь... На чем пахать? Что сеять? Кому работать? Как там они без него? Небось на коровнике крыша уже совсем худая… Вот ведь вернулся– за все бы взялся… Да поди ж ты. Какое тут «вернутся»…Небось, давно похоронку получили.
Он живо представил себе почтальона, обыкновенно разъезжавшего по округе на дребезжащем расхлябанном велосипеде, как он смущенно, не поднимая глаз, сует затертый конверт в мозолистую руку брата.
- Эрна, Ганс погиб… - скажет он, не понимая, что сказал.
Заревет невестка, комкая передник. А брат обнимет ее за плечи, и они будут стоять на крыльце, в вихре сухой желтой пыли поднятой полупьяным почтальоном, ловя отдаляющийся натужный скрип колеса. Почему-то от этой так живо представившейся ему сцены муторно стало на сердце. Вроде как себя жалко. Тьфу, глупости какие.
А ведь в глубине души он все же надеялся и думал, что когда-то вернется туда, и надежда его была столь мала и невозможна, что походила на обещание потерянного рая, на мечту о возвращение в обетованную землю, где нет места горю и бессмысленным страданиям. И много чего еще думал, да, видать, не судьба…
**
Шредингер раскладывал найденные в кармане спички на полу, зябко поджав под себя худые ноги. Он складывал из них фигуры и слова, стараясь убить время до того как убьют его.
Из спичек он сложил дом с трубой и окошком. Хм, а был ли у него когда-нибудь дом? В квадратике ему виделась большая светлая комната наполненная запахом духов и крахмальным шорохом платья. Мать поднимает его на руки. Он не видит ее лица, потому что совсем не помнит его, но знает, что это она, пахнет лавандой и печеньем. Отец пахнет по – другому - крепким табаком, он большой и темный, и на руках у него страшно и непривычно высоко.
Раз, две, три спички, пять - получается рогатка. Из такой он стрелял вившихся над бараками жирных ворон, лоснящихся, как офицерские сапоги.
- Ах ты, маленький говнюк! – кричит Зорин, хватая его за шиворот. Она кричит, но ее глаза смеются, несмотря на то, что прапорщик якобы ненамеренно попал из рогатки прямо в середку юбки, туго обтягивающей зад обершурмфюрера. У нее еще румяное симпатичное лицо и рыжеватые волосы до плеч, модно завитые, как у киноактрисы. Шредингера волокут прочь. Он ненавидит, когда ему велят тихо сидеть в кабинете и не мешать дяде Максу. Он не хочет тут сидеть. Он хочет на улицу.
Он выложил четырехугольник из спичек.
Дверь… Выйти в дверь… Не хочу сидеть… Надоело… - напряженно и угрюмо думал он и тут понял, что он стоит в длинном темном коридоре перед стальной дверью. Казалось, что это очередное видение, это бред, но дверь была более чем реальна. Он с трудом поднял задвижку и распахнул ее. На железном полу бокса перед ним лежала выложенная фигурка из спичек.
ЧАСТЬ 9
читать дальше
Шредингер не верил своим глазам: неужели он смог пройти сквозь стену, всего лишь пожелав этого? Невероятно… Но это ему не привиделось. Значит, и у него проявились способности, о которых говорил Док? Ну уж теперь уж эта несносная вампирша перестанет над ним надсмехаться. Это ван Винкль – ни на что не годное и бесполезное создание, а вовсе не я – злорадно подумал Шредингер. Если раньше он просто недолюбливал оберштурмфюрера, то теперь он практически ее ненавидел. Ненавидел за вечное нытье, за визгливый голос, за косолапую неловкую походку, за то, как странно смотрит на нее капитан. Ганс всегда был ему другом - с тех пор, когда он появился на базе: молчаливый, суровый, в подозрительно новой, словно с иголочки эсесовской форме, к которой, будто он еще не привык, с коричневым тропическим загаром на грубом лице. Прапорщик с первого дня ходил за ним как приклеенный, буквально путался у капитана под ногами, частенько мешая, но не получал даже неодобрительного взгляда. И, пожалуй, этот неугомонный подросток был единственным, к кому проявлял молчаливую симпатию Гюнше. Пока не появилась она – эта проклятая Рип. Капитанская подстилка. Тьфу.
Прапорщик с трудом провернул забытый кем-то ключ в замке соседней двери и толкнул ее изо всех сил плечом. Тяжелая толстенная металлическая дверь со скрипом отворилась и из мрака на него глянули знакомые светлые глаза – зеленые, немигающие. Слишком много было пустой белизны в этих круглых глазах, оттого и казались они диковатыми, звериными, недобрыми
- Шредингер? – удивился Гюнше, поднимаясь ему навстречу.
- Идем – прапорщик взял в руку мозолистую теплую ладонь вервольфа – Идем, Ганс. Скорее – прошептал он.
Капитан недоуменно поднял бровь.
- Где Рип?
- Черт с ней. Пошли - нетерпеливо пританцовывая на одном месте, заныл прапорщик и потянул вервольфа за полу шинели - У нас мало времени.
Ноздри Ганса мелко задрожали. Он поднял руку и молча заехал подростку в ухо. Даже не глянув на заскулившего прапорщика, он стремительно метнулся к последней двери, трясущимися от напряжения руками рванул на себя, и остановился, как вкопанный, тяжело надрывно дыша. Третий бокс был пуст. Гюнше заскрежетал зубами, и в широко распахнутых глазах промелькнуло что-то похожее на отчаянье.
- Твою мать, только не это… - сказал он, хотя Шредингеру на миг показалось, что губы капитана даже не двинулись.
Неизвестно, какие страшные картины нарисовало ему воображение, вселив в него бездумный панический звериный ужас. Он потянул носом воздух и ощутил слабый запах, солоноватый отчетливый запах вязкой и темной нечеловеческой крови, и пошел на него, едва не побежал. Его гнал вперед страх, застилающий глаза, страх увидеть маленький трупик с развороченной грудиной и остановившимися глазами, услышать звон инструментов, падающих в полоскательницу, уставших полосовать кровившую покорную плоть, белую, веснушчатую кожу. Губы капитана беззвучно шевельнулись, коротко пробормотав не то ругательство, не то молитву. Шредингер знал, что он произнёс: имя. Имя, которым ее никто не называл.
**
Рип даже не открывая глаз, она поняла что ее везут на больничной каталке. Ей было знакомо это ощущения, как и чувство того, что она находится где-то под землей, неуловимо давящее виски. Над ней мелькали серые плиты потолка, опутанные сетью трещин – следов бесконечных бомбежек последнего времени.
Человек в белом халате наклонился над ней, и над марлевой маской поблескивали стекла очков, скрывающие светлые, словно выцветшие от времени глаза. Вампирша зашипела, заворочалась, но руки ее были накрепко привязаны ремнями.
- Тихо – склонился над ней человек со знакомым надтреснутым голосом – Тихо. Сейчас я сделаю тебе укол.
Но от него она не упала снова в смутное беспамятство – напротив, от него прояснилось в голове, ушла мятая ватность из тела.
- Так лучше? – он расслабил ремни. - Сможешь вытянуть руки?
Она кивнула.
- А?...
- Твои друзья живы. Возможно, мне удастся их выпустить по шумок – может, в тот момент ей показалось, но глаза над медицинской маской улыбчиво сверкнули.
- А пока закрой глаза и не двигайся – что бы я не говорил и не делал, пока я не дам тебе знак… Беги к лифту – он в конце коридора, окажешься на набережной. Ясно?
Рип снова кивнула.
- В здании около двадцати человек. Рядом с тобой под простыней твоя винтовка.
- Мушкет, профессор – слабо улыбнулась девушка – Это не винтовка, а мушкет.
- Неважно. Важно чтобы вы убили Гарленда, прежде чем он вас.
- Кто такой Гарленд?
- Увидишь - не ошибешься. А теперь закрой глаза… - шепнул он.
Каталку с лязгом тряхнуло на порожке, и под закрытыми веками ван Винкль алой короной зарделся свет нестерпимо яркой лампы над операционным столом.
**
Шредингер с восхищением и завистью смотрел, как подбирается вдоль узкого коридора к жертве капитан. Рослый офицер в длинной шинели ступал бесшумно, казалось, он не двигается в чахлом подрагивающем свете лампочки, а плывет, словно ком серо-зеленого дыма. Лишь только рука человека, почуявшего шорох грубой ткани за спиной, легла на кобуру, стальные пальцы вервольфа схватили его за горло. Гюнше душил агента с холоднокровной терпеливостью питона – лишь бы не взвизгнул, не закричал, хотя руки капитана мелко дрожали от едва сдерживаемого отчаянья. В карманах неброского пиджака обнаружилась пачка сигарет и браунинг. Пачку капитан сунул себе, а пистолет вручил Шредингеру. Но нехотя, будто с недоверием.
- Не смей палить без надобности. Ясно?
- Тихо, Альберт, кажеться тут кто-то есть – пробормотал один из агентов, входя в полутемную комнату, заваленную незабитыми ящиками. Посередине ее стоял стеклянный сосуд, вбитый в громоздкую погнутую алюминиевую раму. На дне его плескалась нечистая сероватая жижа.
Парень осветил фонариком зловещий агрегат, подмигнувший ему красноватым огоньком. Эта штуковина, извлеченная из развалин лаборатории доктора Непьера и с бережением перенесенная сюда, говорят, применялась для генерации фриков. Он подошел ближе, вглядываясь в ее содержимое и поморщился – в слизи плавал огромный клок черных длинных женских волос.
- Гадость какая… - фыркнул он. Аппарат снова ответил ему красным отблеском, блуждающим по стеклянной стенке. Британец озадаченно обошел кругом стеклянный саркофаг, но все системы были отключены от электросети.
- Странно - пожал плечами тот, и странный красный огонь снова мелькнул уже ближе в сыром и пахнущем мышами сумраке. Потом их стало два. Это были горящие нечеловеческие глаза немигающе вглядывающиеся в него. Длинная угловатая тень встала перед ним в грязной шинели и одной рукой подняла его за шею. Агент позеленел, хрипя и слабо подергивая ногами.
- Джо? – забеспокоился его напарник, заглядывая в комнату. Он побледнел, увидев, как за штабелем ящиков скрываются ноги в знакомых щегольских ботиках, будто какой-то огромный хищник тащил за собой тело, словно задавленную добычу.
Он выхватил оружие, и, сняв его с предохранителя, двинулся вдоль рядов пыльной тары. Глянув за угол, он ужаснулся увиденному. Чудовище, склонившееся над растерзанным трупом, повернуло к нему измазанное кровью лицо. Человеческое лицо с полными ярости алыми глазами.
- Ты…ты – пробормотал британец, наводя на него пистолет, и собирался было нажать курок, чтобы пустить пулю меж этих адских огней. Но грянул выстрел, и агент рухнул наземь с развороченным затылком. Позади него стоял прапорщик с браунингом, хрипло и испуганно дыша.
- Черт, Шредингер. Сейчас на шум … – зарычал Ганс, выхватывая из его рук оружие и толкая самого гитлерюгендовца наземь. В этот же момент пули просвистели над плечом капитана.
- Их еще трое…
Капитан скрипнул зубами. В его глазах кипел и клокотал сам ад, полный корчащихся и изнывающих от нелюдских страданий душ. Шесть пуль. Шесть трупов. В коридоре, в лифте, на лестнице еще поворот. Еще один. Поворот. Еще лестница. Хоть бы успеть. Он шел и убивал – методично и быстро. Но ничего не могло унять гнетущей сердце тревоги. От запаха крови он терял след – тонкий, едва различимый. Капитан замер, глотая сбившееся дыхание. Только бы не опоздать. Только бы…только бы… - бешено колотилось сердце.
**
- Мистер Гарленд? – вопросительно глянул профессор на худощавого светловолосого юношу в нелепых круглых очках. Если бы не его странно цепкий взгляд, его можно было бы принять за внимательного ассистента – так обманчиво скромен был дешевый серый пиджак под белым халатом.
- Начинайте – кивнул тот, закуривая папироску, наблюдая за каждым движением Бернхарда. Операционная была залита мертвенно-белым пронзительным светом, и сам щуплый профессор, почти торжественный и серьезный, казался в окружении аккуратно разложенных инструментов жрецом, скрупулёзно готовящимся к важному ритуалу. Он был похож на древнего авгура, гадающего по внутренностям жертвенного животного о судьбе Рима. Только этот жрец предсказывал судьбу Британии. Судьбы, которую, возможно, определяло то, что лежало на операционном столе под белой простыней, словно на алтаре; скрытое в недрах тощего тела волшебство, преодолевшее саму смерть и несущее его. Профессор надел перчатки и взял в руки скальпель, сияющий как истина, явившаяся свыше. Острое как лезвие рассекло, словно масло, бледную веснушчатую кожу на девичьем горле. Темно-красная, темная как вино кровь, пахнущая сладковатостью разложения, ленивой упругой каплей поползла вниз.
**
В ноздри вервольфа внезапно ударил пряный и сильный запах от которого сердце капитана сжалось, как тигр перед прыжком и замерев на миг, неистово заколотилось в висках.
- Туда, Шредингер…
ЧАСТЬ 10и не гребет
НОВАЯ!!!!!!!! кину сегодня ибо завтра это будет как-то непатриотично, потому что они
Прибаяненный эпиграф к произведению:
Деревня. Двое лежат на сеновале.
-Ты до меня за кем-то ухаживал?
-За скотиной. Но это так, без любви.
читать дальше
Примечание к главе от автора: Это конечно неканонично, но почему-то автор был всегда уверен в том, что способности Рип на самом деле являются телекинезом. Поэтому заранее прошу прощения за этот бедлам, устроенный госпожой ван Винкль.Автор уже настолько сделал из нее божьего одуванчика, что на это, право, неприятно смотреть.Давно пора спросить ее: вампир вы или где?
итак
Британец следил за тонким лезвием в руках профессора, за выступившей на холодной коже одинокой каплей. Он смотрел на укрытое простыней тело, лежащее на операционном столе, с любопытством и нетерпением. Таинственные технологии и магия крови породили монстра, который незримо таился под невзрачной оболочкой, еще и сам не ведая своей силы. Гарленд наклонился, поправив очки, пристально вглядываясь в бледное и спокойное, словно закоченевшее лицо. И тут глаза вампирши внезапно широко распахнулись. Она молниеносно вскочила на ноги, выхватив из-под простыни непонятный длинный предмет и наставив его на агента. В глаза британцу немигающе глядело дуло старинного мушкета. Так похожий на студента молодой человек ухмыльнулся – хищно и презрительно.
- Только попробуй – прорычала ван Винкль, едва его рука потянулась к скрытой костюмом кобуре.
В синеве огромных радужек загоралась закатная краснота, в искаженном свирепой звериной гримасой рту блестели белые острые клыки. И это большеглазое девичье лицо в один какой-то неуловимый миг обратилось в безумную маску, в оскаленный череп с глазницами, полными кроваво-алым. Ее спутанные отливающие синевой волосы зашевелились, словно от ветра, от исходившего от нее дико давящего чувства, словно в ярко освещенной операционной назревала буря. Время вязло и замедлялось в ставшем густым и натянутым воздухе, пронизанным напряжением. Рваное платье, превратившееся в грязные лохмотья, трепетало и вилось вокруг худых длинных ног. Так внезапно поднимается ветер перед бурей и грозой, такой сильный, что не дает дышать. Так зарождается в безмятежной степи смерч, срывающий все на своем пути. Бумаги со стола взлетели и закружились, словно подхваченные сквозняком, лежащие на подносах инструменты – пинцеты, скальпели, зажимы, ретракторы, иглодержатели висели в воздухе, словно стая, замершая в полете. Они поднимались и замирали, покачиваясь, словно косяк рыб, дремлющих в толще воды, кружили как облако вокруг неподвижного силуэта, в котором, казалось, жили только волосы и глаза – бездумные и яростно-слепые. Свет начал истерически моргать, запищала, тревожно загораясь огоньками, нагроможденная вокруг аппаратура. Гарленд закричал, но даже не слышал сам себя в вое ветра и шорохе бумаг. Папки и книги начали кружиться по комнате и бессильно биться об стены, словно ослепшие испуганные птицы. И он увидел нечто невообразимое промелькнувшее перед ним, словно в замедленной киносъёмке. Он услышал собственный крик со стороны, он видел, как сбежались все остальные агенты с оружием в руках, как молодой луной ощерилось лицо вампирши. Губы ее дрогнули, бормоча что-то бессвязное, и пуля вырвалась из ствола мушкета, вычерчивая сверкающей синевой свой путь. Она пронеслась зигзагом, кромсая и разрывая тела, отрывая конечности, круша кости и черепа, металась, словно муха по комнате, но не хаотично, нет. Пуля летела, управляемая взглядом сияющих адским пламенем глаз, следуя неуклонно движениям сузившихся зрачков.
- Телекинез, поразительно… – подумал он и понял, что произнес это вслух. Как он мог знать, что даже это слабое с виду существо было монстром, воле которого подчинялось неподвластное.
Вампирша захохотала, растягивая зубастый рот до ушей, как пьяная или откровенно безумная. Она переступила через трупы, и двинулась к нему, медленно и уверенно ступая по крови босыми ногами. Мединструменты вились вокруг нее безмолвным пчелиным роем, следовали за ней.
Он выхватил пистолет и начал выпускать пулю за пулей, но они с лязгом ударялись об стальной кружащийся вокруг нее рой, присоединяясь к нему либо отлетая рикошетом. Эта масса кружила вокруг нее в темной комнате словно галактика сверкающих в отблесках истерично мигающих ламп стальных звезд. Это скопище вращалось, словно смерч, все быстрее и быстрее, и в сверкающем смертоносными ножами колодце стоял монстр, хохоча, словно ведьма, в ореоле спутанных шевелящихся волос.
Гарленд стоял словно парализованный, глядя как в операционную ворвались еще трое его людей, и снова пули с визгом и сполохом ударили в рой. И тут вампирша весело рассмеялась и зажмурилась, как ребенок, ожидающий неожиданный подарок, который очень хочет подглянуть, но боится испортить сюрприз. Скальпели и щипцы полетели во все стороны, кромсая и впиваясь в плоть, продирая насквозь неброские серые костюмы. Британца обожгло резкой болью, лишь миг, брызнувший сотнями стальных осколков – и он хрипел на полу, а чудовище стояло прямо над ним, встав холодной, мокрой от крови босой ногой на его руку с зажатым в ней револьвером.
- Ну, все… Теперь ты заплатишь за все… – медленно вымолвила вампирша и ее голос, полный холодной брезгливой ненависти, стал визгливым и сиплым, как режущая металл пила. Инструменты снова поднялись в воздух, следуя за ван Винкль голодной окровавленной стаей.
Натянутую тишину пронзил выстрел. Высунувшийся из-под операционного стола ( под которым он весьма проворно для человека скрылся при первой же возможности) профессор Бернхард недоуменно глядел на дело рук своих – пуля, выпущенная из его пистолета попала в аккурат меж глаз еще оставшегося в живых ( впрочем недолго) агента, целившегося в неподвижный тонкий силуэт девушки.
- Я ведь вас предупреждал, папаша, что вы ей-богу ненароком пристрелите кого-то из своего «Люгера» - прозвучал сухой, будто говоривший с явной неохотой, низкий голос.
Ван Винкль резко обернулась через плечо – в дверях показалась долговязая фигура в шинели и Шредингер, с лихим и бравым видом сжимавший в руках трофейный «Браунинг».
- Капитан – вымолвила вампирша и ее глаза утратили красноту, близоруко щурясь, и ее лицо озарилось робкой детской полуулыбкой. Пинцеты и скальпели с грохотом попадали на пол. И, казалось, в какую-то неуловимо малую долю секунды напряжение в комнате развеялось, как дым, словно ураган, внезапно сменился штилем.
- Ганс… - тихо сказала она. Гюнше не тронулся с места, но он так странно поглядел на оберштурмфюрера – пристально, неотрывно, что диковатые зеленые глаза капитана казалось, горели внутренним золотым светом. Его неулыбчивые тонкие губы дрогнули выдохом облегчения.
- Габриэль…
Она кротко подняла на него глаза, ловя странный напряженный взгляд и замерла, но лишь на миг. Миг, который казалось капитану, длился вечно. И бросилась к нему, метнулась, обвивая шею вервольфа тонкими цепкими руками.
- Ганс – по-детски протянула она, приникнув к грубой ткани шинели. Гюнше обнял вампиршу, пряча нос в жестких растрепанных волосах с неловкой неуклюжей ласковостью прижимая ее к себе, вдыхая знакомый горьковатый запах.
- Ганс, я так боялась… - захныкала Рип и ее глаза влажно заблестели от назревающих слез, которые казалось вот-вот хлынут из ее глаз– не то от облегчения не то от радости
- Все хорошо. Я здесь – пробормотал капитан и быстро окинул взглядом помещение.
- Ну, будет тебе. Развела сырость – грубовато сказал он, смутившись проявления своих чувств – А чего вы так долго возитесь, оберштурмфюрер?
- С чем? – захлопала ресницами ван Винкль.
- Да с этим дерьмом – оскалил зубы Гюнше склоняясь над англичанином. Очки сползли с иссеченного лица агента, и теперь он был вовсе не похож на вежливого студента. Серые глаза британца сияли холодной яростью стали. Он выставил пистолет и судорожно нажал на курок. Щелчок. Еще щелчок. Магазин был пуст.
Вервольф сделал к нему еще шаг. Он был холоден и спокоен. Совершенно спокоен ибо глодавшие его панический страх и отчаянье покинули его. Утонули в чужих синих глазах той, которой он никогда не позволит причинить зло, пока он жив.
Он просто коротко и скупо пустил пулю ему в голову и на белый кафель брызнули кровь и мозг из развороченного затылка, и в этот сухой выстрел он вложил всю злобу за ту боль, которые он причинил ему, всаживая пулю за пулей в тело, за тревогу, за страх изглодавший сердце вервольфа, за те самые синие глаза, которые никогда не должны плакать. Или хотя бы пореже…
Шредингер с достоинством вернул свой новый пистолет в болтавшуюся у него на поясе кобуру и покачал головой, рассматривая иссеченные и пронзенные пулями трупы в до боли знакомых недорогих костюмах.
- Здорово разделала, оберштурмфюрер.
- И это только одна пуля! – самодовольно хмыкнула вампирша.
- Боже! Эта твоя дрына еще и стреляет? – фыркнул прапорщик.
- Еще как! – любовно погладила приклад старинного мушкета ван Винкль.
- Вы бы видели… - встрял в разговор профессор, отряхивая застиранный белый халат и с расстройством оглядывая разорённую операционную, прибавил – И еще: я никогда не видел, чтоб кто-то так обращался с медицинскими инструментами.
Ван Винкль хмуро глянула на страика из-под тонких бровей:
- А вы зачем вы это сделали?
- Что из двух?
-Ну насчет первого то я поняла – невесело сказала она, поглядывая на трупы агентов – Но меня больше интересует второе… Зачем вы теперь?
- Помогаю вам? Ну, не мог же я позволить этому подонку причинить вред такой славной девушке – отшутился он и ущипнул за щеку вампиршу. Рип смущенно зарделась и даже ее вздернутый нос до кончика покраснел. Капитан как-то тепло улыбнулся, глядя на нее и в его взгляде было столько затаенной ласковости, что даже сам Бернхард усмехнулся:
- Ну…вы ведь тоже люди.
- Мы не люди – вздохнул Гюнше.
- Вы… вы больше чем люди – сказал ему профессор.
@темы: кино и немцы, Hellsing, словоблудие, фанфики
-
-
20.04.2012 в 19:47-
-
20.04.2012 в 20:07